Известному казахстанскому писателю Герольду Карловичу Бельгеру 28 октября исполнилось 70 лет
“Из ничего ничего не бывает. Не бывает и ничего случайного. Во всем присутствует своя строгая закономерность. И тайна гения объясняется не только востребованностью обстоятельств и всевластного времени, не только воспитанием и средой, но и причудливым сплетением генов, взрывом родовой или многородовой энергии в одной конкретной личности”.
Прошу прощения за столь длинную цитату, но это слова самого Герольда Бельгера, рассуждающего о трех исполинах казахского, немецкого и русского народов – Абае, Гете и Пушкине. И все вышесказанное в полной мере относится к нему самому, выходцу из саратовской деревни, волею судьбы (а точнее, по распоряжению всесильного генералиссимуса) попавшего в Северный Казахстан. И там впитавшего в себя истоки казахской самобытности, ставшей с того времени его судьбой.
Герольд Бельгер - уникальный во всех смыслах человек. Пожалуй, больше нет у нас такого писателя, который бы говорил и писал, и мыслил на трех языках. Разговаривать с ним увлекательно, но чувствуешь себя пигмеем, ибо невольно поражаешься знаниям и неожиданному повороту мысли. Герольда Карловича отличает чувство юмора и легкая самоирония – одно из самых чарующих его человеческих качеств. Но при этом он весьма уважителен по отношению к собеседнику, хотя, как замечает, не лишен ехидности и может подтрунить над товарищем. Но делает он это так изящно, что обиды на него никто не таит. И еще. В отличие от многих своих коллег по цеху Герольд Бельгер держит дистанцию между собой и властью. Несмотря на наличие многих званий, он всегда может сказать то, что он думает на самом деле. И это мнение, конечно, не всегда нравится тем, кто пытается приручить писателя.
Не так давно Герольд Карлович перенес инсульт, а потом потерял отца. Другого перенесенное сломило бы, но не Бельгера. Он, наоборот, с удвоенной энергией работает, не дает болезни взять верх над собой. Герольд Бельгер пишет, переводит. У него одна за другой вышли несколько книг, одну из них он посвятил памяти отца. Любопытно, что Герольд Карлович предстает в этих книгах как разножанровый мастер. Здесь и эссе в виде разговоров с памятниками великим (Абаю, Мухтару Ауэзову), и плод многолетних наблюдений и размышлений “Казахское слово” - настоящий гимн казахскому языку. Кстати, небольшая по объему и формату книга рождает не только бурю эмоций, но и интерес к языку, культуре народа, ставшего для поволжского немца родным. Герольд Карлович напрочь опровергает мнение о том, что казахский язык беден, в нем нет синонимов. В доказательство он приводит цитаты из “Русско-киргизского словаря” проф. Машанова, изданного в Оренбурге в 1899 году. Русскому слову “вид” в казахском языке в словаре есть 25 синонимов. И это только к одному слову, такой же синонимический ряд, заявляет Бельгер, можно найти к любому другому слову. Честно говоря, немногие казахские писатели смогут тягаться с Герольдом Карловичем в знании родного языка, а выпускник казахской школы и пединститута им. Абая совершенствовал свое знание казахского языка не только в аспирантуре, но и изучая словари, подобные машановскому.
Настольной книгой Герольда Карловича является “Фауст”. Обтрепанный томик Гете с этим бессмертным романом всегда находится у него под рукой. Разумеется, на немецком языке. Вообще переход с одного языка на второй и третий органичен для него, ибо владеет всеми в одинаковой степени блестяще. Любо-дорого посмотреть и послушать Бельгера. Когда он говорит на немецком, кажется, что оживают кантовско-гетевские мысли, потому что фразы не только длинны, но и философичны. Русский язык Бельгера сочен и прост. На казахском же он говорит именно так, как сам описывает речь казахов в “Казахском слове”. А пишет он следующее: “У каждого народа своя ментальность – своеобразный склад ума, свое мироощущение, миропонимание. Казаху, например, не свойственны точность, четкость в европейском понимании. Он предпочитает речи иносказательные, метафорические, с намеками, с красочными образами, витиеватые.
Душа у него широкая, вольная, как степь. Мыслит он космическими категориями”. И продолжает: “Вообще для казаха говорить прямо, в лоб, без вводных фраз, без слов приличия, так называемых ритуальных фигур, однозначно – предосудительно, бестактно”. Вот так и говорит он на казахском, с метафорами, не в лоб, но зато точно и остро. Бельгер не скрывает того, что казахская культура для него родная: “Я ловлю себя на том, что все мое существо, моя жизнь – как читателя, литератора, человека – пронизаны, просветлены в немалой степени Ауэзовым”. Именно потому он с горечью отмечает: “Наша нынешняя история, полагаю, делается как раз плохо из-за отсутствия великих людей, из-за недостатка людей долга, долга высокого и мужественного, таких, как Мухтар Омарханович Ауэзов”. Но сам-то Герольд Карлович принадлежит именно к таким людям, ведь им движет не что иное, как чувство долга перед людьми, народом, давшим когда-то ему кров и пищу.
… Герольду Бельгеру сегодня исполнилось 70 лет. Не верится, ибо другого такого человека, с юношеским задором, энергичного, полного планов и трудоголика я, к примеру, не встречала в писательской среде.
“Из ничего ничего не бывает. Не бывает и ничего случайного. Во всем присутствует своя строгая закономерность. И тайна гения объясняется не только востребованностью обстоятельств и всевластного времени, не только воспитанием и средой, но и причудливым сплетением генов, взрывом родовой или многородовой энергии в одной конкретной личности”.
Прошу прощения за столь длинную цитату, но это слова самого Герольда Бельгера, рассуждающего о трех исполинах казахского, немецкого и русского народов – Абае, Гете и Пушкине. И все вышесказанное в полной мере относится к нему самому, выходцу из саратовской деревни, волею судьбы (а точнее, по распоряжению всесильного генералиссимуса) попавшего в Северный Казахстан. И там впитавшего в себя истоки казахской самобытности, ставшей с того времени его судьбой.
Герольд Бельгер - уникальный во всех смыслах человек. Пожалуй, больше нет у нас такого писателя, который бы говорил и писал, и мыслил на трех языках. Разговаривать с ним увлекательно, но чувствуешь себя пигмеем, ибо невольно поражаешься знаниям и неожиданному повороту мысли. Герольда Карловича отличает чувство юмора и легкая самоирония – одно из самых чарующих его человеческих качеств. Но при этом он весьма уважителен по отношению к собеседнику, хотя, как замечает, не лишен ехидности и может подтрунить над товарищем. Но делает он это так изящно, что обиды на него никто не таит. И еще. В отличие от многих своих коллег по цеху Герольд Бельгер держит дистанцию между собой и властью. Несмотря на наличие многих званий, он всегда может сказать то, что он думает на самом деле. И это мнение, конечно, не всегда нравится тем, кто пытается приручить писателя.
Не так давно Герольд Карлович перенес инсульт, а потом потерял отца. Другого перенесенное сломило бы, но не Бельгера. Он, наоборот, с удвоенной энергией работает, не дает болезни взять верх над собой. Герольд Бельгер пишет, переводит. У него одна за другой вышли несколько книг, одну из них он посвятил памяти отца. Любопытно, что Герольд Карлович предстает в этих книгах как разножанровый мастер. Здесь и эссе в виде разговоров с памятниками великим (Абаю, Мухтару Ауэзову), и плод многолетних наблюдений и размышлений “Казахское слово” - настоящий гимн казахскому языку. Кстати, небольшая по объему и формату книга рождает не только бурю эмоций, но и интерес к языку, культуре народа, ставшего для поволжского немца родным. Герольд Карлович напрочь опровергает мнение о том, что казахский язык беден, в нем нет синонимов. В доказательство он приводит цитаты из “Русско-киргизского словаря” проф. Машанова, изданного в Оренбурге в 1899 году. Русскому слову “вид” в казахском языке в словаре есть 25 синонимов. И это только к одному слову, такой же синонимический ряд, заявляет Бельгер, можно найти к любому другому слову. Честно говоря, немногие казахские писатели смогут тягаться с Герольдом Карловичем в знании родного языка, а выпускник казахской школы и пединститута им. Абая совершенствовал свое знание казахского языка не только в аспирантуре, но и изучая словари, подобные машановскому.
Настольной книгой Герольда Карловича является “Фауст”. Обтрепанный томик Гете с этим бессмертным романом всегда находится у него под рукой. Разумеется, на немецком языке. Вообще переход с одного языка на второй и третий органичен для него, ибо владеет всеми в одинаковой степени блестяще. Любо-дорого посмотреть и послушать Бельгера. Когда он говорит на немецком, кажется, что оживают кантовско-гетевские мысли, потому что фразы не только длинны, но и философичны. Русский язык Бельгера сочен и прост. На казахском же он говорит именно так, как сам описывает речь казахов в “Казахском слове”. А пишет он следующее: “У каждого народа своя ментальность – своеобразный склад ума, свое мироощущение, миропонимание. Казаху, например, не свойственны точность, четкость в европейском понимании. Он предпочитает речи иносказательные, метафорические, с намеками, с красочными образами, витиеватые.
Душа у него широкая, вольная, как степь. Мыслит он космическими категориями”. И продолжает: “Вообще для казаха говорить прямо, в лоб, без вводных фраз, без слов приличия, так называемых ритуальных фигур, однозначно – предосудительно, бестактно”. Вот так и говорит он на казахском, с метафорами, не в лоб, но зато точно и остро. Бельгер не скрывает того, что казахская культура для него родная: “Я ловлю себя на том, что все мое существо, моя жизнь – как читателя, литератора, человека – пронизаны, просветлены в немалой степени Ауэзовым”. Именно потому он с горечью отмечает: “Наша нынешняя история, полагаю, делается как раз плохо из-за отсутствия великих людей, из-за недостатка людей долга, долга высокого и мужественного, таких, как Мухтар Омарханович Ауэзов”. Но сам-то Герольд Карлович принадлежит именно к таким людям, ведь им движет не что иное, как чувство долга перед людьми, народом, давшим когда-то ему кров и пищу.
… Герольду Бельгеру сегодня исполнилось 70 лет. Не верится, ибо другого такого человека, с юношеским задором, энергичного, полного планов и трудоголика я, к примеру, не встречала в писательской среде.