Стилистические особенности переложений псалмов М.Ломоносова doc

Стилистические особенности переложений псалмов  М. В. Ломоносова
О.Ю. Васильева
Впервые понятие стиля как индивидуальной манеры речи и письма оформляется в XVIII веке и достигает расцвета в эпоху литературного романтизма в связи с развитием образа индивидуального “гения” - человека-творца [1. C. 495]. Не случайно в 1753 году появляется философское определение стиля, сформулированное Ж.Л. Бюффоном: “Знания, факты и открытия легко отчуждаются и преобразовываются: эти вещи - вне человека. Стиль - это сам человек. Стиль не может ни отчуждаться, ни преобразовываться, ни передаваться” [1. C. 495]. Данное определение, с одной стороны, отражает объективное понимание явления “стиль”, а с другой - подчеркивает его субъективное становление, зависящее от индивидуума.
С этой точки зрения прав В.В. Колесов, утверждая, что “движение в развитии стиля напоминает воронку: по направлению к нашему времени все больше сгущается индивидуально-личностное, навязывающее себя обществу, и снижаются уровень и степень влияния традиционного трафарета” [2. C. 17].
В России же к началу XVIII века любые “стилистические оппозиции соотносятся прежде всего с церковнославянским или, напротив, с русским языковым полюсом и тем самым получают гораздо более содержательный (в лингвистическом отношении) смысл: включение стилистических оппозиций в дихотомию церковнославянского и русского делает возможным стилистическую характеристику отдельного слова (словоформы) или грамматической конструкции” [3. C. 99]. Не случайно предмет исследования исторической стилистики - это “слово в близком контексте” [4. C. 27], а объектом исследования стилистики в исторической перспективе закономерно становятся различные принципы создания текста, текстообразующие (переменные) элементы, семантические принципы развития образности в слове: слова-символы, метонимия, метафора [4. C. 27].
Именно этим аспектам стиля Ломоносов придавал большое значение. По мнению исследователя В.К. Былинина, поэт старался выработать гибкую универсальную стилистическую систему [5. C. 169], которая отвечала бы условиям прогресса русского языка и литературы, поскольку “русский язык по природному изобилию, красоте и силе не уступает ни единому европейскому языку” [5. C. 169].
Изначально стилистическая система предусматривала связь между предметом изложения, жанром и стилем и соответственно регламентировала “высокий”, “средний” и “низкий” стили. Прообраз этих стилей языка существовал уже в латинском языке Древнего Рима:
1. Urbanitas - речь самого города Рима (Urbs), считавшаяся образцом.
2. Rusticitas (от rusticus - ‘деревенский, сельский’) - речь сельских местностей, не вполне правильная, “неотесанная”.
3. Peregrinitas (от peregrinus - ‘чужеземный’), воспринимаемая римлянами как неправильная латинская речь отдаленных римских провинций [1. С. 494].
Следовательно, наиболее древним принципом различия стилей оказывается социальный престиж, прямо связанный с оценками предметов: “высокий”, “средний” и “низкий”.
Эту “классическую” теорию стилей и реформировал М.В. Ломоносов. В “Предисловии о пользе книг церковных в российском языке” 1758 года он указывает три рода речений для русского языка эпохи XVIII века:
слова, которые употребляются в церковнославянском и русском языках (бог, слава, рука, ныне, почитаю);
церковнославянские слова, которые малоупотребительны, но всем людям вразумительны (отвергаю, Господень, взываю);
слова живого русского языка, которых нет в церковных книгах (говорю, ручей, который, пока, лишь). Среди этой группы слов можно выделить и часть низких простонародных наречий, которые поэт не включил в свою систему [6. С. 63-65].
Благодаря наличию трёх родов слов существует и три словарно-речевого строя, или “три штиля”:
1. Высокий “штиль”, которому соответствуют слова первого и второго рода.
2. Посредственный (средний) “штиль” предусматривает употребление слов первого-третьего рода.
3. Низкий “штиль” характеризуется употреблением слов третьего рода.
Согласно установленной стилистической организации русского языка существовала и строгая иерархия жанров, выдвинутая также Ломоносовым:
оды, поэмы, речи о важных материях должны быть написаны в высоком стиле.
Средний стиль соответствовал драматическим произведениям, сатирам, элегиям.
Низкий стиль характерен для комедий, увеселительных эпиграмм, песен.
Таким образом, Ломоносов стремился “поставить стиль в зависимости от содержания, язык - от темы”, с этим требованием был полностью согласен и А.П. Сумароков [7. С. 340]. Поэтому в своих духовных одах (так называет ломоносовские переложения псалмов исследовательница О.А. Державина), где высокое, духовное содержание Псалтыри доминирует, Ломоносов использует средства “высокого штиля”. Такая сознательная попытка продемонстрировать собственное стилистическое оформление переложений псалмов при характеристике их лингвистического материала позволяет выделить, с одной стороны, нормативные языковые средства церковнославянского языка, а с другой - архаичные явления для норм церковнославянского языка эпохи XVIII века, которые встречаются в текстах Ломоносова и характеризуют высокий слог его переложений. При этом ориентация на церковнославянский язык вполне понятна, так как именно он, как уже указывалось, определяет границы “высокого штиля” ко времени ломоносовской реформы “штилей”. По своему составу выделенные группы средств выражения неоднородны.
I. Нормативными явлениями для церковнославянского языка I половины XVIII века можно считать (в переложениях Ломоносова):
. Прояснение редуцированных
а) в приставках, где оно проявляется фонетически незакономерно:
церковнославянский 
русский
воспомянут 
вспомнить
восстати 
встать
восходити 
всходить
б) при наличии напряженных редуцированных (редуцированный перед ? во флексиях:
- в именах прилагательных:
Но волю токмо подвергает
Закону Божию (постпозиция определения) во всем
И сердцем оный наблюдает
Во всем течении своем
(переложение псалма 1 - п.п. 1);
- в именах существительных (великолепие, сетию, селение, радостию, заступлении):
Душа моя возвеселится
О покровительстве своем
И радостию ободрится
О заступлении твоем (п.п. 34).
Отсутствие закономерного прояснения напряженных редуцированных перед гласными полного образования (божию, радостию) соответствует нормам церковнославянского языка, поэтому уместно для высокого стиля Ломоносова, хотя один раз в переложениях встречается собственно русская форма “радостью”, как бы подтверждая стилистическую противопоставленность словоформ: Вино в печали утешает И сердце радостью живит (п.п. 103).
2. Преобладание форм прилагательных с флексией -ЫЙ вместо флексии -ОЙ. В произведениях XVIII века использовалась как книжная, церковнославянская флексия -ЫЙ/-ИЙ, так и собственно русская флексия -ОЙ, причем первая заметно преобладала (она встречается в 70 % написаний). Исследовательница Н.М. Сергеева указывает факторы выбора флексии -ЫЙ или -ОЙ:
а) семантико-стилистическая характеристика этих окончаний: слова, традиционно связанные с богослужением, употребляются с книжной флексией -ЫЙ/-ИЙ, а обыденная лексика - даже в одах - с -ОЙ/-ЕЙ;
б) жанровая характеристика произведения: в одах, героических поэмах используются словоформы с флексиями -ЫЙ/-ИЙ, в притчах, баснях, эпиграммах - -ОЙ.
в) характеристика фразеологических оборотов: в устойчивых выражениях закрепляется одна из форм (геройский дух, вечный покой, святый престол, святый лик).
Таким образом, церковнославянские, книжные флексии -ЫЙ/-ИЙ прежде всего встречаются в текстах с высоким слогом, тем более что параллельно существуют формы с флексиями, употребительными в обиходной речи. Поэтому в духовных одах Ломоносова церковнославянские окончания доминируют (в 4 раза чаще формы с -ОЙ), поскольку в этот период его творчества начинается процесс постепенного вытеснения форм на -ой/-ей [8. C. 103-110].
Можно указать следующие, встречающиеся в переложениях Ломоносова формы с церковнославянскими флексиями: закон божий (п.п. 1); восстани, Господи, зиждитель, Взойди на твой святой престол (п.п. 34); великий храм (п.п. 34); гремящий лик (п.п. 145); дерзкий дух (п.п. 145).
3. Употребление форм р. п. ед. ч. с флексиями -ыя/-ея:
Уста мои возвеселятся,
Когда возвышу голос мой,
И купно чувства насладятся
Души, (р. п., ед. ч.) спасеныя тобой
(‘чувства души, спасенной тобой’ (п.п. 70);
И воли (р. п., ед. ч.) твоея послы
Как устремления воздушны,
Всесильным маниям послушны,
Текут, горят, не зная мглы (п.п. 103);
Ты землю крепко основал,
И для (р. п., ед. ч.) надежныя окрепы
Недвижны положил заклепы
И вечну непреклонность дал
(подчеркнуты усеченные формы определений) (п.п. 103);
Я чаю видеть на земли
Всевышнего щедроты
И не лишиться николи
(р. п., ед. ч.) Владычния доброты
(не лишиться власти доброты) (п.п. 26).
Истоки этих флексий заложены в старославянском языке: Ы > , -Е “ после утрат носовых -ыя, -ея.
4. Неполногласные сочетания, являющиеся по происхождению старославянскими формами, характеризующие высокий стиль с точки зрения фонетики:
Как древо (дерево), он распространится,
Что близ текущих вод растет,
Плодам своим обогатится,
И лист его не отпадет (п.п. 1) -
эта строфа является яркой библейской метафорой, где сравнительная характеристика героя становится символичной: дерево у воды - воплощение Древа познания, плод его - процесс познания, лист его - незабываемый, прочный результат этого становления (“и лист его не опадает”), а сам герой предстает смелым, честным человеком, который стремится самостоятельно познать “земные истины”.
Для образной, эмоционально-возвышенной художественной системы Ломоносова свойственны не только большое количество церковнославянизмов, но и яркая метафоризация. И.З. Серман справедливо считает “метафору образного строя его основным поэтическим принципом” [9. С. 40.].
Во храме возвещу великом
Преславную (пере) хвалу твою,
Весёлым (голосом) гласом и языком
При тьмах народа воспою (п.п. 34).
И с верх главы (головы) да облекутся (‘с головы до ног’)
Мои противны в стыд и срам (п.п. 34).
Ты с тверди длань прости высокой,
(постпозиция определения;
ст./сл. - длань, др./р. - долонь, совр. р. я. - ладонь)
Спаси меня от многих вод (п.п. 143)
Одеждой дщери их блистают,
Как златом (золото) испещренный храм (п.п. 143).
5. Обилие ц./сл. лексики:
В лихву дать сребро стыдится,
Мзды с невинных не берет;
Кто так жить на свете тщится,
Тот во веки не падет (п.п. 14).
Основываясь на данных словаря русского языка XVIII века, можно охарактеризовать семантику ломоносовских переложений: лихва - ‘нажива’; мзда - ‘плата’, ‘вознаграждение’; тщится - ‘стремится’)
Не дай врагам возвеселиться
Неправедной вражде своей,
не дай презорством возгордиться
И помизанием очей (п.п. 34)
- презерство - ‘ презрение’; помизание - ‘знак глазами’.
Подобно масличным древам
Сынов их лета процветают;
Одеждой дщери их блистают,
Как златом испещренный храм (п.п. 143)
- лета -’года, ‘жизнь’; дщери - ‘дочери’; испещренный - ‘украшенный, пестрый’.
Да в вечном сраме погрузятся
Которые мне ищут зла,
Да на главу их обратятся
Коварство, плевы и хула (п.п. 70)
- срам - ‘стыд’; плевы - ‘сплетни’; хула - ‘ругательства’.
6. Наличие усеченных прилагательных, которые сознательно были выведены Ломоносовым как искусственные средства выражения. Понимать их следует как “нечто среднее между формами полных и кратких прилагательных”. Формально они напоминают краткие прилагательные, но в предложении выполняют атрибутивную функцию, что свойственно полным формам; краткие прилагательные, как правило, выполняют предикативную функцию.
Надежду (какую?) крепку несомненно
В тебе едином положу... (постпозиция определения) (п.п. 70).
... Недвижны (какие?) положил заклепы
И вечну (какую?) непреклонность дал (п. п. 103)
Но я , о Боже, возглашу
Тебе песнь (какую?) нову повсечасно... (постпозиция определения) (п.п. 143).
Слетаясь тамо птицы в тень,
Возносят пение и свисты,
Живят вертепы (какие?) каменисты
И тем проводят жаркий день (постпозиция определения) (п.п. 103).
7. Постпозиция определений, их характеризует высокий стиль в переложениях Ломоносова.
Он узрит следствия поспешны (усеченная форма)
В незлобивых своих делах (п.п. 1).
Возвысил он мою главу
Над всех врагов ужасных;
Я жертву принося, зову
Ему в псалмах согласных (п.п. 14).
Ко свету твоего лица
Вперяю взор душевный (п.п. 14).
II. Архаичными явлениями для церковнославянского языка в I половине XVIII века, свидетельствующими о “высоком слоге” ломоносовских переложений, считаем:
1. Употребление форм повелительного наклонения:
а) нередуцированные формы повелительного наклонения 2 л. ед. ч.: восстани, буди: Восстани, Господи зиждитель (п.п. 34); Всегдашний буди покровитель (п.п. 34); Поборник мне и Бог мой буди Против стремящихся врагов (п.п. 70); И ныне буди препрославлен Чрез весь тобой созданный свет (п.п. 70);
б) высокая форма повелительного наклонения: частица “да” + глагол в форме 3 лица мн. ч. (ед. ч.):
Гонители да постыдятся,
Что ищут зла души моей.
И с срамом вспять да возвратятся,
Смутившись в памяти своей (п.п. 34).
Посрамлены да возвратятся,
Что рады злым моим бедам (п.п. 34).
Да помрачится путь их мглою,
Да будет ползок и разрыт...
И ангел мстящею рукою
Их, вслед гоня, да устрашит (п.п. 34).
2. Использование устаревших флексий (древнерусских):
...Да паки на земли (мест. падеж, ед. ч., скл. на *ja) явятся
Твои ужасны чудеса (п.п. 143).
Я чаю видеть на земли
Всевышнего щедроты (п.п. 26).
Гонители да постыдятся,
Что ищут зла души (д. п., ед. ч., скл. на *ja) моей (п.п. 34).
3. Синтаксические конструкции, ставшие уже архаичными в XVIII веке:
а) И так злодеи не восстанут
пред высшего творца на суд (‘перед Творцом’) (п.п. 1).
Да взыдет пред тебя мольба, (‘перед тобой’)
И в гневе укротися (п.п. 26).
- используемая автором конструкция: предлог “пред (перед)” + сущ./мест. в форме в. п. ед. ч., по мнению исследователя Селищева, является архаичной для XVIII в: не восстанут пред кого? пред что? [10. С. 106.]
б) Возвысил он мою голову
Над всех врагов ужасных; (‘над врагами’),
Я, жертву принося, зову
Ему в псалмах согласных (п.п. 26).
- исконная форма родительного падежа, мн. ч: врагов повлияла на исконную форму в.п. враги и унификация развивалась в сторону формы р. п. врагов. Исконная форма:
тв. п. мн. ч.
р. п. 
над врагы
над врагов 
врагов
Поэтому форму над врагов можно считать контаминированной;
в) Ты, сердце, духом укрепись,
О, Господи, мужайся,
И бедствием не колебнись,
На Бога полагайся (п.п. 26).
Душа моя, возвеселится,
О покровителе своем
И радостию ободрится
О заступлении твоем (п.п. 34).
Подобная конструкция: предлог “о” + сущ. В форме местного падежа, ед. числа встречается уже в фольклорных памятниках (конь о четырех ногах). Предлог “о” употребляется в значении предлога “с”, поэтому предложное управление требует творительного падежа, тогда рассматриваемые синтаксические конструкции можно трактовать так ‘с Господом мужайся’, ‘возвеселится с покровителем своим’;
г) конструкции с беспредложным управлением:
Склони, зиждитель, небеса,
Коснись горам (прикоснитесь к горам), и воздымятся,
Да паки на земли явятся
Твои ужасны чудеса (п.п. 14)
Не дай им поругаться мною (‘поругаться надо мною’)?
Суди и мне не снисходи... (‘ко мне не снисходи’) (п.п. 34).
О Боже, кто тебе сравнится (‘кто с тобой сравнится’)
Великим множеством чудес? (п.п. 70).
Заслуга поэта и состоит в том, что он сумел сохранить в своих переложениях дух библейских заповедей и “высокий слог” Псалтыри. Вместе с тем, ломоносовские переложения - “не точный перевод славянского текста, а его поэтическое переосмысление, отдельные места, которые он передает по-своему, развёртывая и как бы поясняя сказанное в оригинале, кое-что добавляя от себя [11. С. 70.]. После удачного дебюта в состязании переложения псалма № 143 в 1743 году, вплоть до 1751 года (т. е. всю I половину XVIII века), Ломоносов часто обращался к Псалтыри. Однако полностью переложить Псалтырь он не рискнул, ему удалось закончить только 8 переложений: 1743 г. - переложение 143 , 145 псалмов
1747 г. - переложение 14 псалма
1748 - 49 гг. - переложение 103 псалма
1749 - 51 гг. - переложение 1, 26, 34, 70 псалмов.
Позднее на особое достоинство ломоносовских переложений обратил внимание А.С. Пушкин, отметивший, что “сильные и близкие подражания высокой поэзии священных книг - суть его лучшие произведения” [12. С. 110].
[1] Стиль в языкознании // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 494-495.
[2] Колесов В.В. Общие понятия исторической стилистики // История современного русского языка. Петрозаводск, 1990. С. 17.
[3] Успенский Б.А. Из истории русского литературного языка. XVIII-нач. XIX вв. М., 1985. С. 99.
[4] Колесов В.В. Общие понятия исторической стилистики // История современного русского языка. Петрозаводск, 1990. С. 27.
[5] Былинин В.К. “Витиеватый слог” в поэзии Ломоносова и древнерусской поэзии // Ломоносов и русская литература. М., 1987. С. 169.
[6] Ломоносов М.В. Предисловие о пользе книг церковных в российском языке 1758 года: Сборник статей и материалов. Л., 1965. С. 63-65.
[7] Федоров В.И. Формирование русского классицизма: Сумароков А.П. // История русской литературы XVII-XVIII вв. М., 1969. С. 340.
[8] Сергеева Н.М. Соотношение форм адъективов типа “добрый - доброй” в языке стихотворных произведений М.В. Ломоносова // История русского языка. Лексикология и грамматика. Казань, 1991. С. 103-110.
[9] Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. М., Л., 1966. С. 40.
[10] Селищев А.М. О языке “Русской правды” в связи с вопросом о древнейшем типе русского литературного языка // Избранные труды. М., 1968. C. 106.
[11] Державина О.А. Стихотворные переложения М.В.Ломоносова // Ломоносов и русская литература. М., 1987. C.70.
[12] Пушкин А.С. О предисловии Господина Лемонте к переводу басен И.А.Крылова // Пушкин А.С. - критик. М., 1978 С. 110.