Стилистическая система русского языка

Стилистическая система русского языка
Язык русского фольклора: опыт интерпретации
Е. Б. Артеменко
Воронежский государственный педагогический университет
язык фольклора, диалект, концептосфера, система, динамика, речевая репрезентация
Summary. This research proceeds from the assumption that the linguistic basis of the Russian folklore is a phenomenon resulting from the interaction of two systems — the system оf dialects and the system of specific folklore languge features. Though existing separately in the mind of a singer or a story-teller, these systems constitute an organic whole in an oral poetic text. The latter system, when implanted upon the former, dialectal, system, modifies it so as to comply with its own semantic and formal structures and peculiar functional purposes.
 
Отправным моментом в анализе вопроса о специфике языка русского фольклора было и остается его отношение к диалекту. На современном этапе анализа актуальными являются следующие положения.
1. Фольклорная картина мира (ФКМ) как ментальный феномен существенно отличается от семантической системы местного говора, обслуживающего потребности повседневной диалектной коммуникации, т. е. отражающего бытие носителей диалектной системы в его привычных обиходных формах. Тем самым система местного говора оказывается несамодостаточной в плане воссоздания концептосферы ФКМ. Недостаток восполняется свойственным фольклорной семантике набором традиционных типизированных культурных смыслов, репрезентирующих специфические сторон ФКМ (например, фитонимических и зоонимических символов: береза, лебедушка — девушка, хмель, сокол — молодец).
2. Для фольклорно-языковой сферы характерно наличие компонентов со специфическими, прежде всего эстетическими функциями и производными от этих функций особыми значимостями, синтагматическими и парадигматическими отношениями, своеобразной структурной организацией. Обнаруживаются три их основных типа.
а) Компоненты, специализированные на выражении раритетов фольклорной концептосферы — типизированных традиционных смыслов. Это собственно фольклорные лексемы и значения лексем (например, мудрость в былине — способность понимать язык животных и перевоплощаться в них); т. наз. формулы — устойчивые языковые и речевые обороты (красная девица; честь-хвала; Видели молодца сядучи, А не видели поедучи); семантические модели песенного и былинного текстообразования (модель лирической ситуации, модель дороги, акциональная модель) и пр. под. явления.
б) «Строевые» компоненты, участвующие в структурировании устно-поэтического текста. Это краткие атрибутивные прилагательные (мила лада, быстра речка, руса коса), «нестяженные» формы полных прилагательных (добрыим), инфинитив на -ти (думати), полипрефиксальные (испроговорить) и многократные (помахивать) глаголы, выполняющие в стихотворном фольклоре функцию создания ритма, рифмы, попутно — аллитерации, ассонанса; частицы да, ох, ой, как в роли знака начала песенного стиха; модели предикативной децентрализации, регламентирующие распространение предикативной единицы по ряду стихов с сохранением их структурно-смысловой целостности (например, модель цепного повтора: На корабле сидит молодец, Сидит молодец с красной девушкой; модель межстиховой атрибуции: Девушка крапивушку жала, Красная стрекучую жала) и др.
в) Компоненты с собственно стилеобразующей функцией, вводимые в текст в качестве показателей его эстетической отмеченности, «высокого» фольклорного стиля (в фольклоре некоторых диалектных территорий эту роль выполняет йотация начальных гласных: йулица, йумный).
Обозначенные явления фольклорно-языковой сферы составляют значительную часть содержания т. наз. фольклорного знания — континуума информации, владение которой позволяет певцу, сказителю воссоздавать устно-поэтические тексты разных жанров. Соответственно, оказывается возможным говорить о существовании фольклорно-языкового знания и рассматривать явления, о которых идет речь, как объекты этого знания.
В свете вышеизложенного язык русского фольклора представляется двусторонней и двуаспектной сущностью. Его субосновой служит система диалекта, над которой надстраивается система объектов фольклорно-языкового знания. В статике — в сознании народного мастера — обе составляющие существуют как достаточно автономные явления. В динамике — в фольклорном тексте — они вступают во взаимодействие друг с другом, образуя органическое целое. Означенная органичность достигается тем, что система объектов фольклорно-языкового знания, накладываясь на систему диалекта, модифицирует последнюю в соответствии с особенностями своей семантической и структурной организации и функциональной специализацией. Тем самым качественная определенность системы языка фольклора в полной мере обнаруживается в ее речевой репрезентации.
 
Терминологический спектр стилистики художественной литературы
А. М. Варинская
Одесская государственная морская академия, Украина
стилистика художественной литературы, терминосистема, ключевые термины, «образ автора»
Summary. In the thesises it is said about the formation and development of the lingua stylistic terminology. It is mentioned that the main point is the orientation of terms on understanding of the contents of the text from the author’s position (point of view).
 
1. Формирование терминосистемы стилистики художественной литературы.
(1) Развитие лингвостилистической науки привело к формированию в ней разветвленной, не всегда однозначной терминологии, соответствующей сложной структуре и семантике данной отрасли языкознания.
(2) В XX веке в русском языке появился достаточно перспективный спектр общефилологических, лингвистических и лингвостилистических понятий, связанных с толкованием художественных текстов с позиций целостности и выявления глубинного смысла.
(3) Становление лингвостилистической терминологии продолжается. Ее конструктивная основа в значительной степени связана с исследованиями последних десятилетий и в первую очередь с теоретическими работами В. В. Виноградова.
2. Аспекты творческого поиска русских филологов в области стилистики.
В центре напряженных, дискуссионных и противоречивых творческих поисков находятся базовые лингвостилистические знания, понятия и термины. Они интегрируются в основном такими актуальными проблемами и темами, как: 1) определение стиля, стилистики и ее ответвлений, характеристика стилистической системы во взаимосвязях и взаимодействии; 2) изучение языка и стиля художественных произведений; 3) проблемы художественности вообще и художественной семантики в частности; 4) поиски эффективных методов и принципов стилистического анализа с учетом художественных закономерностей и своеобразия художественной речи; 5) уточнение и актуализация традиционного спектра стилистических приемов и фигур.
3. Ключевые термины лингвостилистики.
В русле концептуальных и категориальных утвердились термины «стиль», «речь», «текст», «целостность», «образ автора», «динамическая семасиология», «речеведение», «единонаправленность» и др.
4. Структура лингвостилистических терминов (ЛСТ).
В абсолютном большинстве ЛСТ однословны или двукомпонентны. Они являются основой для микротерминосистем и терминополей в системно-структурных отношениях между ними и составляющими компонентами. Увеличение числа составляющих в поликомпонентных терминах ведет к снижению терминологичности данных лексических единиц, стимулируя поиск более точных терминов.
5. Поисковая, «рабочая» терминология стилистики художественной литературы.
В своеобразной лингвостилистической терминосистеме много «рабочих», поисковых терминов и терминосочетаний, в значительной мере отражающих модально-волевую сферу исследователей. Трудности в освоении художественных произведений находят отражение в терминологизированном использовании лексики разговорного, публицистического и художественного стилей, как-то: «чистый автор», «восковой язык», «грязные жанры».
6. Специфика терминосистемы «науки о языке художественной литературы».
Уточнение базовых понятий и терминов в области науки о языке художественной литературы требует целенаправленной опоры на общефилософские и общефилологические термины «содержание», «форма», «язык», «мышление», «слово» — «значение» — «понятие», «язык» и «речь», «текст» и «подтекст», «значение» и «смысл». Сложность основополагающих понятий и соответствующих им терминов обусловливает их расширенное толкование с помощью перифраз. В последнее время в их числе закрепились слова «сцепление», «возвращение», «дальнодействие», «целостность», «единство». Особенно значимы термины «функция» и «стиль» с актуализацией в них семы, ориентирующей не на результат и статику, а на процесс и динамику.
7. Ориентация лингвостилистической терминологии на «образ автора».
Главным направлением в становлении лингвостилистической терминологии является ориентация на постижение диалектики идейно-художественно-образного содержания с авторских позиций. В настоящее время становление лейтмотивных и конструктивных лингвостилистических терминополей, как и синонимических, квазисинонимических, гипонимических и антонимических отношений между их составляющими, во многом стимулируется и интегрируется «спектральным анализом стиля», ориентированным на художественный синтез и постижение динамической художественно-образной семасиологии с авторских позиций.
 
Типы мотивированности антропонимов в детской речи
К. В. Гарганеева
Томский государственный университет
детская речь, мотивация, антропонимы
Summary. The work reflects one of the aspects of motivologycal analysis of child speech. It considers anthroponym’s motivation in preshcool children speech.
 
В последние годы внимание исследователей имени собственного сосредоточилось на фигуре «пользователя ономастикона», что отражается в постановке вопросов о формировании и модификации личностного ономастикона и о роли самого носителя языка в этих процессах [4, 138]. В связи с этим важное значение приобретает выявление механизмов осмысления, особенностей употребления и производства онимов в детской речи, изучение комплекса имен собственных в речи ребенка, прежде всего его антропонимической сферы, так как усвоение специфики личного имени занимает особое место в становлении языковой личности [3, 83]. Важную роль в этом случае играют мотивационные ассоциации, которыми окружены составляющие формирующегося ономастикона Тенденция к мотивированности, характерная для детского языкового сознания, проявляется в поиске внутренних форм антропонимов, мифонимов, топонимов, что зафиксировано в свободной и стимулированной речи детей 5–7 лет, а также в работах исследователей детской речи. В речи дошкольников наблюдаются случаи мотивации антропонимов по морфологическому (посредством соотнесения мотивируемого слова с мотивирующим) и фонетическому, или абсолютному (путем сопоставления мотивируемой единицы с качествами именуемого объекта), типам мотивированности слова: Светлана — значит, светлая, светлые волосы (5 л.); Карабас-Барабас — ну и имечко! Такое страшное, как Карабас! (6 л.) (подробнее об этом см. [1, 28]. Поиск морфологической мотивированности личного имени чаще становится причиной лексической ремотивации, т. е. установления мотивационных отношений между гетерогенными единицами, которой подвергаются имена как сверстников, так и взрослых, реже — имя самого го-
ворящего. Осмысление внутренней формы ономастической единицы часто ситуативно: мама: — Когда ты родился, Денечка, еще ночь была, день только начинал-
ся. — Денис (5 л.): Ты потому меня так и назвала — Деня? Обретение личным именем лексической мотивированности может не зависеть от конкретной речевой ситуации, если оно выражает точку зрения ребенка на устойчивые признаки именуемого лица: любимая воспитательница — Малина Вареньевна (Марина Валерьевна); строгая, сердитая воспитательница — Екатерина Сердеевна (Сергеевна); полная дама, ведущая себя бесцеремонно, — Ирина Дивановна (Ивановна). Абсолютная мотивированность антропонима отражается в его эстетической оценке (благозвучность — неблагозвучность имени), а также в адресации лицам с одинаковым полным именем той или иной краткой формы антропонима (Александр — Саша, Шура, Саня, Алик), гармонирующей с внешним обликом и внутренними качествами субъекта. Осознание детьми фонетической мотивированности имени лица и ее роли в выборе самого имени обнаружена в ходе эксперимента, проведенного в группе дошкольников 6–7 лет (45 чел.). Предъявлялись в основном «немаркированные» (по определению А. Вежбицкой) формы личных имен, не представляющие собой результаты экспрессивного словообразования [2], что позволяло сосредоточить внимание информанта именно на звуковом облике слова. Сравнивая производные от имен Александр (Саша, Шура, Саня, Алик), Людмила (Мила, Люда, Люся), Павел (Павлик, Паша), Дмитрий (Дима, Митя), информанты отвечали на вопросы исследователя о «типичном» носителе того или иного имени, характеризуя его внешность (рост, телосложение), черты характера (добрый — злой, веселый — грустный, общительный — замкнутый). Характеристики основывались только на анализе звуковой формы слова и сопровождались выявлением фонетического мотиватора (ФМ) — звука или сочетания звуков слова, которые, с точки зрения носителя языка, являются доминантой звукоизобразительности. Приведем наиболее частотные оценки носителей имен по шкалам «высокий рост — средний рост — низкий рост», «полный — средней полноты — худой». Указание на средний рост (полноту) допускало дополнительную характеристику степени полноты и высоты (1  2).
 

Имя Рост ФМ  Телосложение ФМ
 Саша Высокий СА Средней полноты 1 А, Ш
Шура Средний 1 Ш, У Полный Ш
Саня Средний 2 СА, Н’ Худой С, Н’А
Алик Низкий Л’И, И Средней полноты 2  А, Л’, И
Люда Высокий ДА Средней полноты Л’У, ДА
Мила Средний  М’И, А Полная М’, Л
Люся Низкий С’А Худая Л’У, С’А
Паша Средний Ш Полный Ш
Павлик Низкий Л’И, И Средней полноты ЛИ
Дима Средний МА Средней полноты ДИ, МА
Митя Низкий М’И, И Худой МИ

 
 Результаты опроса информантов позволяют утверждать, что в своих ответах дети не ориентируются на внешние признаки реальных, известных им носителей анализируемых имен, но прогнозируют эти признаки, основываясь на восприятии фонетических оболочек: Шура ниже ростом, чем Саша, но выше, чем Саня, а Саня выше ростом, чем Алик; Мила более полная, чем Люда, но Люда более полная, чем Люся. Фонетические мотиваторы характеризуются вариативностью, что обусловлено не только субъективностью восприятия говорящих, но и самой ситуацией сравнения. В частности, когда рассматривается ситуация А выше ростом, чем В, но ниже ростом, чем С, ФМ акцентирует либо оценку «выше» (Мила — ЛА, Саня — СА), либо оценку «ниже» (Мила — М’И, Саня — Н’). Характеристика внутренних качеств носителя имени также может базироваться на осознании звукоизобразительности антропонима. Основываясь на фонетической мотивированности антропонима, 60% информантов полагают, что Саша не такой добрый, как Шура, потому что «Ш звучит мягче, чем С», 29% информантов считают, что Шура не такой добрый, как Саня, «потому что Н’ «звучит мягче, чем Р », 11% — что Алик не такой добрый, как Саша, Шура и Саня, потому что «А звучит резко, грубее, чем С, Ш, Н’», 70% — что в парах Люся — Люда (ФМ С’ и Д), Митя — Дима (ФМ М’И, Т’А и Д’И) обладатели первых имен в каждой паре добрее. При выявлении ФМ информанты обращают особое внимание на начальный и конечный звуки в слове, чаще сравнивая именно первую и последнюю минимальную составляющую звуковой оболочки или начальный и конечный слоги. Несмотря на широкий спектр варьирования мотиваторов, для некоторых шкал выявляются постоянные ФМ: Ш коррелирует с оценкой «полный» (Шура, Паша), ФМ (ť)И — с характеристикой «низкого роста» (Алик, Павлик); У в именах Шура, Люда, Люся рассматривается как звуковая доминанта выражения признака «грустный». Полученные данные соотносимы с наблюдениями психологов и психолингвистов, так как в некоторых случаях иллюстрируют явление номинального реализма (смешение признаков предмета и его наименования), а также с результатами исследований фоносемантологов.
Литература
1. Блинова О. И. Явление мотивации слов: Лексикологический аспект. Томск, 1984.
2. Вежбицкая А. Личные имена и экспрессивное словообразование // Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. С. 89–192.
3. Доброва Г. Р. О специфике номинативной функции антропонимов в детской речи // Детская речь: проблемы и наблюдения. Л., 1989. С. 83–92.
4. Рут М. Э. Ономастикон и личность: аспекты проблемы // Язык. Система. Личность. Екатеринбург, 1998. С. 138–140.
 
Экспрессивные формы обращения в аспекте русской разговорной речи
О. Г. Глазова
Российский университет дружбы народов
экспрессивные формы обращения, формы обращения, разговорная речь, адресат, адресант
Summary. This paper examines the influence of extra-linguistic factors on expressive methods of communication. Additionally their situational foundation and semantic correlation are used as a way of classifying them.
 
1. Экспрессивные формы обращения (далее ЭФО) — явление исключительно многообразное и многоаспектное. В ЭФО осуществляется непосредственная связь эмоционального состояния говорящего с его воздействием на эмоциональную сферу слушающего.
2. Психологические факторы, определяющие формирование в речи ЭФО, зависят в первую очередь от психологической морфологии адресанта: его характера, темперамента и т. п. В психологические характеристики адресанта входят также его эмоциональное состояние, намерение, воля. Они тесно переплетаются с социальными факторами, которые в ряде случаев выступают как сдерживающие. Психологические характеристики адресанта связываются с полюсами эмоционального состояния «хорошо — плохо» и с соответствующей каждому из них тональностью общения.
3. Прагматические факторы влияют на выбор говорящим языковых средств из своего репертуара для выражения отношения к собеседнику, передачи эмоционального настроя. Прагматическая номинация адресата речи при помощи ЭФО отражается на особенности указывать на ситуацию, входящие в нее элементы и связи между ними под влиянием информативного фокуса, пресуппозиции и контекста. Образование ЭФО в аспекте прагматической номинации можно представить как триединый процесс: познание свойств адресата — их обозначение — сообщение о них. Существенное влияние на характер реализации и адекватность понимания ЭФО оказывает дискурс. ЭФО, если исходить из примеров их функционирования в диалогической речи, можно квалифицировать в зависимости от того, являются ли они стимулом к ответной реакции адресата или же сами становятся продуктом перлокутивного акта. В связи с этим выделяются ЭФО-стимул и ЭФО-реакция.
4. Социальная вариативность речи определяется, как известно, двумя измерениями: 1) стратификационной вариативностью, с которой связывается социальный статус коммуникантов и которая находится в зависимости от социальной структуры общества; 2) ситуативной вариативностью, с которой связаны ролевые параметры коммуникантов (степень знакомства, возраст, пол, образованность, проживание в городской или сельской местности и т. п.). При употреблении ЭФО говорящий ориентируется на факты внеязыковой действительности, в первую очередь на ролевые и социальные параметры адресата. Одним из способов создания экспрессии является также несоблюдение статусного принципа подбора ЭФО. Существенную роль при выборе адресантом ЭФО играет также обстановка общения, понимаемая как место: транспорт, улица, магазин, семья и т. п. и официальность / неофициальность общения.
5. В основу семантической классификации ЭФО может быть положено преобладание оценочности или эмотивности при характеристике лица. Они представляют собой классификацию, основанную на анализе практического материала. Соответственно возможно выделить оценочно-характеризующие и эмотивно-характеризующие ЭФО, фигурирующие в качестве инвариантов. Внутри указанных типов выделяются подтипы (варианты) ЭФО по наиболее характерным свойствам адресата, заложенным в основу его идентификации. Каждому указанному типу ЭФО соответствуют присущие только ему особенности образования, ситуативного функционирования, а также, в значительной мере, особенности, связанные с национально-культурной спецификой, обусловленной своеобразием политического, экономического, исторического, социального развития нашей страны.
6. Оценочно-характеризующие ЭФО: 1) по морально-интеллектуальным качествам и свойствам характера; 2) по физическому признаку; 3) по признаку профессиональной принадлежности; 4) по признаку социальной принадлежности; 5) по признаку политической принадлежности; 6) по признаку территориально-этнической принадлежности; 7) прозвища и антропомазии. Эмотивно-характеризующие ЭФО: 1) собственно эмотивные; 2) по признаку пола; 3) по признаку возрастной принадлежности; 4) по признаку степени знакомства коммуникантов; 5) по признаку родственной принадлежности; 6) имена собственные-экспрессивные формы обращения.
 
Публичный диалог: коммуникативный узус и новые жанровые разновидности
Е. И. Голанова
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН
массовая публичная коммуникация, публичный диалог, стилистика речевого жанра
Summary. This text considers some problems of modern communication and linguistic peculiarities of oral public dialogue.
 
1.1. Для языковой ситуации последних десятилетий ХХ века, отражающей новую общественно-политическую реальность России, характерна актуализация разных форм публичной речи, прежде всего — публичного диалога.
Основная прагматическая цель публичного диало-
га — получить в результате общения журналиста с участником (участниками) той или иной встречи важные, полезные, интересные сведения и передать их через масс-медиа для широкой публики. Целенаправленность этой информации, обращенность к «двойному» адресату, ориентация на массовую аудиторию — общие исходные позиции, которые определяют и ряд общих черт в языковом облике разных типов публичного диалога (формулы обращения и поддержания контакта, выбор языковых средств, экспрессивные приемы, типы связи реплик-высказываний).
1.2. Коммуникативно-речевое пространство публичного диалога (ПД) включает такие традиционные жанры, как «интервью», «беседа», «пресс-конференция», «круглый стол» и нек. др., широко представленные средствами массовой информации.
Значительные жанрово-стилистические различия этих типов ПД связаны с действием ряда коммуникативно-прагматических факторов: цель и тема диалога; ситуация, обстановка, в которой он происходит; социальный статус и языковая компетенция говорящих; вид масс-медиа, канал информации (телевидение, радио или пресса).
Наиболее востребованным типом ПД в наши дни стал жанр интервью («И»), выступающий в двух своих разновидностях — «И» звучащее и «И» печатное.
2.1. Современная публичная коммуникация создает новые типы текстовых структур, основанных лишь частично на диалоге, где нет четких границ между диалогическими и монологическими формами, где диалог может идти на фоне театральных вставок или музыкальных иллюстраций, как комментарий, как дополняющий и разъясняющий текст.
Появлению новых жанров и типов речи активно способствуют современные масс-медиа (ср., например, теледебаты и дискуссии, теле- и радиоигры с вопросами и ответами, телеобщение с «героями дня» и «героями дня без галстука», разноголосые ток-шоу).
2.2. Номинация «ток-шоу», соединяя в своей семантике два смысла — «разговор, диалог» и «представление, зрелище» — стала удобным обозначением большого круга медийных программ, от интерактивных игр до общественного обсуждения серьезных, актуальных проблем. Жанр ток-шоу занял свое место в общей системе массовой публичной коммуникации, которая, используя «технические завоевания», широко отражает «сложные формы речевого общения и взаимодействия и структурные своеобразия того общества, в котором она осуществляется» (В. В. Виноградов).
 
Юридизация естественного русского языка
как фундаментальная проблема юридической лингвистики
Н. Д. Голев
Алтайский государственный университет, Барнаул
юридическая лингвистика, русский язык, нормативность, речевой конфликт, инвективность
Summary. In the address to the Congress is grounded the necessity of marking out the special object of linguistic that is formed by zone of intersection of language and law. In that zone arise the specified theoretical and practical problems that require special approach in its solution.
 
1. Объектом юридической лингвистики являются разнообразные и сложные теоретические и практические проблемы, возникающие на стыке языка и права, которые рассматриваются под лингвистическим углом зрения. Важнейшие аспекты взаимодействия естественного языка (ЕЯ) и языка юридического (ЮЯ): ЕЯ — объект правового регулирования, ЕЯ — основное средство осуществления правовой деятельности и основной субстрат воплощения ее результатов, а именно — юридическим текстом.
2. В первом аспекте язык (с точки зрения права) представляет собой источник социальных конфликтов, которые неизбежно возникают при использовании языка его носителями в острых социально значимых ситуациях, нередко входящих в юрисдикцию тех или иных законов. Многие столкновения людей в связи с применением языка являются конфликтогенными уже в силу внутренних и потому естественных противоречий самого языка. Основной юрислингвистический пафос в связи с этим заключается в требовании максимального (точнее здесь сказать — максимально возможного) учета внутренних закономерностей ЕЯ при его правовом регулировании. Идеальным здесь является положение, при котором естественные, выработанные самими языком законы, нормы органически детерминируют юридические каноны. Достичь этого идеала, конечно, трудно, так как антиномическое устройство языка предполагает активное действие в нем разнонаправленных сил, охватить которые юридические презумпции никак не могут (в определенном смысле — и не должны). Правовое регулирование необходимо предполагает отвлечение от многих нюансов ЕЯ, так как юридизация ЕЯ означает, во-первых, подведение его к построенной на других основаниях системе (мы имеем в виду — системе уже существующих юридических общих принципов и реальных законов, созданных на их основе), и такое подведение ЕЯ к правовой сфере означает его неизбежное упрощение, схематизацию; во-вторых, потребность юридической практики предполагает наличие упрощенных, схематизированных положений, без которых принятие юридических решений может превратиться в сложные лингвистические исследования в следственной практике, в бесконечные дискуссии лингвистического характера на суде. Следовательно, нежизнеспособным оказывается языковое право, которое, с одной стороны, не соответствует внутренним языковым законам и в силу этого оказывается либо невыполнимым, либо невыполняемым носителями языка, а с другой стороны, стремление права к «слишком большому соответствию» также ведет к тому, что осуществление права становится чрезмерно сложным, невыполнимым или невыполняемым в юридической практике, в ходе которой создаются или применяются законы о языке или в связи с языком.
3. В качестве примера внутренней конфликтогенности ЕЯ в докладе рассматривается его основная коммуникативная антиномия, связанная с противоположностью интересов автора текста и его адресата. Автор (говорящий, пишущий) по своей природе, с одной стороны, склонен к либеральному статусу нормативной стороны языка, к безграничной вариативности языковых знаков, которым он мог бы легко задавать те или иные индивидуально-субъективные, ситуативно детерминированные смыслы, элементарно просто создавать новые знаки и тем самым свободно самовыражаться как творческая личность. Адресат в силу своих объективных потребностей является бульшим консерватором и пуристом в отношении языковых норм. Его стремление к адекватному пониманию речевых произведений означает возможность подведения их к достаточно определенному и относительно устойчивому коду, хранимому в его языковом сознании (и одновременно в сознании автора, и такая общность — главная презумпция взаимопонимания). Если таковое подведение оказывается неосуществимым или осуществляется не по коду, то следствием этого становится непонимание, недопонимание, «не-так-понимание» или двусмысленное понимание. Все это ведет к коммуникативным конфликтам, большинство из которых остается в области обыденного общения, не входящего в сферы этики и тем более права, но многие достигают этих сфер, что и создает потребность их юридической регламентации.
Таким образом, давление со стороны адресата является основой естественного ограничения (абсолютной) свободы авторского слова. В некоторых лингвистических работах ясно видно приближение ЕЯ к области правового регулирования, ср. понятия коммуникативных прав и обязанности: если есть обязанности, то есть ответственность за их неисполнение, что является важнейшим признаком юридических норм. Перевод обыденной ответственности в правовые нормы в этом случае осуществляется уже по ясно намеченным самим ЕЯ каналам.
Например, употребление сниженной лексики заключает в себе возможность использования ее для достижения не только инвективной, но и других разнообразных целей. Потенциал функционально-семантического расширения границ слова внутренне присущ любым их типам. И творческий автор необходимо пользуется этим разрешающим режимом «работы» механизма языка. Но реализация потенциала прямого и расширенного функционирования сниженной лексики связано с определенной ответственностью по отношению к адресату, особенно если он (адресат) одновременно и «объект» снижения, ибо в этом случае такое инвективное функционирование лексики приближается к сфере действия закона о защите чести и достоинства личности и испытывает его воздействие.
В энергетическом поле системы законов значимости ЕЯ определенным образом преобразуются. В естественные, спонтанно действующие механизмы контроля за правильностью языкового высказывания включается «образ» юридической ответственности.
Общая позиция адресата входит в ту юридическую сферу, где адресат выступает в качестве субъекта языкового права, являющегося частным случаем прав личности на безопасную, комфортную среду обитания — права на незагрязненную экологию языка. И если, к примеру, сквернословие разрушает его душевное равновесие, то человек имеет право на его защиту. Одновременно это и право самого языка на защиту от разрушения его «устоев».
Вторая позиция исходит из права личности на защиту его чести и достоинства. Автор речевой продукции (особенно в СМИ) склонен рассматривать адресата как читателя и слушателя вообще, он обычно рассматривает свое речевое произведение в связи с общими проблемами, где конкретный персонаж лишь средство их решения (если, конечно, не иметь в виду конкретно направленные публикации, провоцирующие персонажа на те или иные суждения, чувства, поступки). Естественно, что адресат-персонаж не склонен к такому обобщению и отвлечению от собственных морально-психологических переживаний: если ущемлено чувство его собственного достоинства, то позиция «читателя вообще» для него мало актуальна. Возникает ситуация разного понимания речевого произведения, разной интерпретации его интенционального содержания и модуса со стороны автора и со стороны персонажа.
Пути образования и функционирования аббревиатур
в авиационной терминологии
Т. Б. Горохова
Киевский международный университет гражданской авиации, Украина
Summary. The report analyses peculiarities of using abbreviations, their functionality in a professional speech.
 
Активное сотрудничество лингвистов и профессионалов других областей науки свидетельствует о необходимости многоаспектного анализа специальной терминологии. Поскольку именно профессиональные знания, потребность точности, речевой и письменной экономии стимулируют развитие компрессии понятия, а часто и возникновение аббревиатур — одного из наиболее сложных и наименее изученных явлений.
Природа построения и употребления сокращенных наименований различна. Буквенные сокращения широко применяются в авиационной терминологии в качестве текстовых сокращений, шифров и научно-технических терминов.
Текстовые сокращения используются при многократном повторении термина с целью организации более экономного и связного текста. В этом случае сокращения идут по линии сохранения начальных букв термина: летательный аппарат — ЛА, шарнирный момент — ШМ, органы управления — ОУ, взлетно-посадочная полоса — ВПП, вспомогательная силовая установка — ВСУ и др.
Широкое применение аббревиация в виде условных шифров получила при назывании серии самолетов и вертолетов, например: Ан — марка самолетов, созданных в ОКБ под руководством О. К. Антонова, Ка — марка вертолетов, созданных в ОКБ, возглавлявшемся Н. И. Камовым и т. п.
Близко к текстовым сокращениям находятся терминологические сокращения. Различие между ними в том, что текстовое сокращение употребляется для экономии места в тексте, в то время как создание терминологических сокращений вызвано необходимостью использования кратких терминов.
Характерной чертой терминологической аббревиации является то, что используется она только в качестве параллельных вариантов многокомпонентных терминов. При этом односложные термины не сокращаются, так как сами по себе достаточно удобны и кратки в употреблении. Многокомпонентные термины, подвергаясь компрессии, образуют новые слова, которые отражают те же признаки, что и исходный термин: авиационный двигатель — авиадвигатель, визирное устройство — визир и т. д.
Для терминологического контекста характерна семантико-синтаксическая компрессия, при которой многокомпонентное терминологическое сочетание функционирует в усеченном виде: аэромеханика упругого ЛА — аэроупругость ЛА, крыло с ромбовидным профилем — ромбовидное крыло, шарнирные соединения рулей и элеронов — шарниры рулей, шейка коленчатого вала — шейка вала и т. д.
Экстралингвистические факторы свидетельствуют о стремлении выразить понятийное содержание минимумом языковых средств, целесообразность использования укороченных форм терминосочетаний объясняется тем, что понятийная сторона текста не искажается, контекстом исключается возможность неадекватного понимания сокращенно употребленных форм терминосочетаний.
Активизация процесса компрессии терминосочетаний вызвано следующими причинами: 1) необходимостью сохранения всех признаков, которые имеются в исходном многословном термине (к этому можно стремиться, но невозможно добиться при применении обычных способов словообразования); 2) богатейшие возможности русского языка не всегда позволяют подобрать грамматический способ для построения односложного термина; 3) буквенные сокращения представляются более простым способом для автора.
Следующей тенденцией можно назвать наращивание понятийного содержания термина. Так, основную классификацию авиадвигателей можно представить следующим образом: поршневые двигатели (ПД), турбовинтовые двигатели (ТВД), реактивные двигатели (РД).
Данные термины являются ядром для образования еще более сложных и многокомпонентных наименований, где распространение идет по линии «род — вид». Например, турбореактивный двигатель (ТРД), турбореактивный двухконтурный двигатель (ТРДД), турбореактивный двигатель с форсажной камерой (ТРДФ) и т. д.
Рассматриваемые сокращения однозначны в пределах данной терминосистемы и обладают важным терминологическим свойством — краткостью. Использование аббревиатур в качестве заменителя термина значительно проще, чем построение терминов посредством обычных способов, применяемых в русском языке.
Однако каждое такое сокращение требует предварительной расшифровки и пояснения, что означает каждая буква в отдельности и какому полному термину соответствует аббревиация в целом. Внутренняя форма таких аббревиатур забывается значительно быстрее, чем общеупотребительные сокращения.
Таким образом, аббревиация — многоплановое явление, требующее рассмотрения различных аспектов ее образования и функционирования в технической терминологии, в частности в авиационной.
 
Особенности современной печатной рекламы (параграфемный аспект)
Е. В. Дзякович
Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского
язык рекламы, параграфемика, синграфемика, супраграфемика, топографемика
Summary. The report is devoted to a urgent problem of modern linguistics — research of paragraphemic means in printed advertising. The means of topographemics, syngraphemics, supergraphemics for creation of effect of the greatest influence are analyzed.
 
1. Любая разновидность рекламы (как теле- или радиоролики, клипы, так и печатные модули на страницах газет или в городском транспорте) — неотъемлемая часть современной культуры. Следовательно, мы можем говорить и о влиянии рекламы на массовое общественное сознание и на формирование особого слоя речевой субкультуры. Поэтому можно говорить об особенностях построения рекламных текстов, о «поэтике» рекламы и о средствах создания художественной выразительности в рекламе. И как бы по-разному ни относился каждый конкретный человек или общество в целом к огромному и неоднородному потоку различного рода рекламной продукции, все эти тексты неизбежно влияют на наше повседневное сознание. Собственно, одна из основных (если не основная) цель рекламы — воздействие: на потребителя, слушателя, возможного покупателя, клиента и т. п. Эта цель может достигаться различными средствами — в зависимости от типа рекламной продукции. И если в рекламных роликах, рассчитанных на зрительское восприятие, воздействие достигается с помощью режиссерской, операторской работы, актерского мастерства и качества словесного содержания, то в печатном рекламном модуле воздействующий эффект строится в основном за счет графических средств и их различных комбинаций.
2. К графическим средствам, которые активно используются в современной печатной рекламе, можно отнести знаки препинания, шрифтовые решения, возможности пространственно-плоскостного варьирова-
ния — т. е. элементы параграфемики; а также неизменно сопутствующие им рисунки, схемы, графики, цветовое оформление. Совокупность всех этих средств и составляет воздействующий потенциал современного печатного рекламного модуля.
(1) Элементы синграфемики (выразительные возможности знаков препинания и пунктуационных комплексов) широко используется в современной печатной рекламе. С одной стороны, это может быть постановка так называемых семантизированных (вопросительного и — особенно — восклицательного) знаков препинания, с другой стороны — употребление «самодостаточных» знаков препинания, которые не завитсят от их вербального окружения. В этих случаях знаки выступают, как правило, в роли аналогов слов, словосочетаний или понятий.
(2) Супраграфемные элементы (возможности шрифтового выделения) в той или иной мере присутствуют практически в каждом рекламном модуле. Смена шрифтов, их разнообразие, продуманное взаиморасположение обладают значительным воздействующим потенциалом. Наиболее распространенный способ шрифтового варьирования — варьирование размера и цвета букв. Наиболее интересным и, соответственно, более запоминающимся представляются тексты рекламных модулей, где с помощью средств супраграфемики извлекается абсолютно новый смысл, возникает слово, практически никак не связанное с рекламируемым предметом.
(3) Возможности топографемики (пространственно-плоскостного варьирования) также достаточно широко используются в современных рекламных текстах-модулях. Однако чаще всего эти возможности не изолированны, а «работают» в сочетании с шрифтовым или фоновым варьированием, с различного рода сюжетными соображениями.
Таким образом, в современных рекламных модулях средства синграфесики, супраграфемики и топографемики не используются изолированно. Параграфемика в целом — неотъемлемая часть нашей сегодняшней культуры, эпохи компьютеров и высокоразвитой полиграфии. Поэтому неудивительно, что реклама (продукция сугубо сиюминутная) активно использует графические выразительные и воздействующие средства.
 
Лексико-грамматические средства реализации функций газетных заголовков
(на материале русского и эстонского языков)
С. Б. Евстратова
Тартуский университет, Эстония
информативная функция, экспрессивная функция, лексические средства, синтаксические средства
Summary. We consider the influence of different lexical and syntactical linguistic means on the informative and expressive functions of the newspaper’s headlines (on the material of the Russian and Estonian languages).
 
Наши наблюдения над характером оформления газетных заголовков на русском и эстонском языках свидетельствуют о том, что именно заголовки, с одной стороны, соотносятся с текстом, конденсируя в себе его содержание, а с другой — очень сильно подвержены влиянию таких экстралингвистических факторов, как «публицистический менталитет», особенности национального характера аудитории, различия в культурной и политической ориентации и др. Проведенный нами ранее сопоставительный анализ позволил прийти к выводу о том, что в подавляющем большинстве описанных нами заголовков издающихся в Эстонии русских газет доминирует прагматическая, оценочная функция, в то время как названия публикаций на эстонском языке выполняют информативную функцию [Мельцер-Евстратова]. В целом для заголовков на эстонском языке характерна большая упорядоченность, сюжетность, меньшая субъективность, поскольку в них усилена информативная функция: автор констатирует факт, воздерживаясь от оценки. В заголовках же статей из русских газет доминирует прагматическая функция: автор фокусирует свое отношение к описываемому факту, учитывая ценностные ориентации и пристрастия адресата. Например: 1) Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно! // Kohtla-Jдrvel tegutseb turgkino. (В Кохтла-Ярве действует коммерческий кинопрокат). [В скобках дается дословный перевод. — С. Е.]; 2) Aa rannas peeti Kohtla-Jдrve noorte suvepдevi (На побережье Аа состоялись летние дни молодежи) // Летние дни молодежи: первый блин не был комом.
Продолжая данное исследование, мы пытаемся выявить, какие именно языковые средства способствуют реализации отмеченных функций на лексическом и синтаксическом уровнях. Информативная функция языка связана с регулярностью и однотипностью используемых языковых единиц, а экспрессивная (прагматическая) — с их нестандартностью и идиоматичностью в широком смысле слова. Прагматическую функцию газетных заголовков на русском языке усиливает широкое использование экспрессивно окрашенной лексики: ах; праздник; фразеологизмов: первый блин комом; игра со словами, построенная на противопоставлении их лексических значений: смешно / грустно; сравнения: в долгах — как в шелках; «коммуникативные фрагменты», окруженные образными ассоциациями: русская Татьяна; ловкость рук; лето, ах, лето — и другие лексические средства. В соответствующих заголовках, переведенных на эстонский язык, доминирует информативная функция, без явной оценочности фокусирующая сам факт, о котором говорится в статье.
Анализ газетного материала на синтаксическом уровне позволяет утверждать, что в газетных заголовках, встречающихся в эстонской прессе, преобладают предложения с эксплицированным сказуемым, четким выделением темы и ремы, в то время как в названиях статей на русском языке актуальную структуру предложения зачастую усложняют такие средства, как коннотации слов, их противопоставление, наличие местоимений, отрицаний, модальных форм, соотносимых с актуальным членением, и т. д.: Ловкость рук, немножко фантазии — и праздник уже с вами // Jдrve linnaosa lasteaiad korraldasid «Kirju-Mirjus» jхulunдituse (Детские сады Ярве организовали рождественскую выставку в «Кирью-Мирью»). В русских заголовках очень частотной является конструкция с устраненным субъектом: Доверяй,
но проверяй. Не уверен — не покупай // «Lucia» — juveelikauplus ja pandimaja («Лусия» — ювелирный магазин и ломбард).
Отмеченные лексические и синтаксические языковые средства усиливают описательную, прагматическую функцию названия статьи — думается, в этом сказывается косвенное влияние российской прессы с ее броскостью, эмоциональной насыщенностью заголовков, а также различия в культурной и политической ориентации, особенности национального менталитета носителей сопоставляемых языков.
Литература
Мельцер-Евстратова С. Газетный заголовок как средство выражения авторской установки // Daugavpils Pedagogikas Universitates Humanitaras fakultates VIII zinatniskie lasijumi. Daugavpils, 1999. S. 118–125.
 
Особенности формирования лексики русского компьютерного жаргона
О. И. Ермакова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
профессиональный жаргон, словообразование, заимствование, семантический перенос
Summary. The Russian computer jargon formation by derivation on the basic of Russian words and English adoptions as well as the formation by appearance of homonyms or new metaphorical meanings of Russian words is described.
 
Профессиональный компьютерный жаргон, то есть слой разговорной лексики, используемый в общении на профессиональную тему специалистами и пользователями компьютеров, — это живой и подвижный пласт русского языка, имеющий свою структуру, законы формирования и развития.
Имеются две особенности, во многом объясняющие семантические и словообразовательные процессы при формировании слов компьютерного жаргона.
Во первых, в отличие от других сфер языка, где основной функцией при образовании слов является номинативная функция, в жаргоне на первое место выходит экспрессивная функция. Большая часть слов обладает богатыми коннотациями, несущими в себе заряд образности и выразительности.
Во-вторых, в компьютерном жаргоне очень много английских заимствований, освоение которых в большинстве случаев происходит путем присоединения словообразовательных элементов и окончаний из морфологического инвентаря русского языка (гибридные образования составляют около 70% слов жаргона).
В данной работе отражены предварительные результаты исследования путей возникновения лексики компьютерного жаргона, которые позднее могут быть представлены более наглядно, в том числе в графическом виде.
Все единицы (слова и словосочетания) компьютерного жаргона могут быть условно разбиты на лексические и семантические новообразования.
Лексические образования
Лексические единицы — это слова и словосочетания, возникшие непосредственно в данном жаргоне и не имеющие пересечений с другими пластами русской лексики ни в плане выражения, ни в плане содержания (по предварительным данным — около 62% слов компьютерного жаргона). Они могут появляться: 1) в результате нерегулярных фонетических изменений; 2) при помощи словообразовательных моделей; 3) сочетанием первых двух способов; 4) в результате образования устойчивых словосочетаний.
1. Фонетические изменения. Английские слова могут подвергаться искажениям под воздействием русского языка, которые в основном связанны с их неправильной транслитерацией (сету@п от setup, идэе@ от аббревиатуры IDE). Если такие искажения являются осознанными, то слова приобретают ярко выраженную юмористическую коннотацию (га@ма от game, ха@цкер от hacker). Подобные трансформации возможны и на почве русского языка (компу@стер — ‘компьютер’).
2. Словообразование. Наиболее развито в компьютерном жаргоне аффиксальное словообразование, например суффиксы -лк(а) (лечи@лка, ребути@лка, стреля@лка — ‘типы программ и игр’, всего около 4% существительных, которые в свою очередь составляют 55% слов жаргона), -ух(а) (апплику@ха, демонстру@ха — ‘типы программ’, около 2%), -ак в сочетании с усечением (серва@к, принта@к — ‘связанные с компьютером устройства’, около 1,4%) и образование глаголов на -и(ть) (ребу@тить, му@вить, 46% глаголов, которые составляют 29% слов жаргона). Очень распространены приставочные глагольные образования (31% от общего числа глаголов): некоторые глаголы могут образовывать по 4–6 приставочных производных (сета@пить — просета@пить, отсета@пить, засэта@пить, пересета@пить). Словопроизводство существительных от английских базовых основ может осуществляться и с помощью нулевого аффикса, то есть простым присоединением русских флексий (и@з-а, и@з-ы от ISA, чат, ча@т-а от chat).
Как и в целом для разговорной речи, для компьютерного жаргона весьма характерно усечение (18% лексических образований). Готовые усечения могут быть заимствованы из английского (documentation  doc  док) или образованы в русском языке (комп — ‘компьютер’, гиг — ‘гигабайт’).
Словосложение и аббревиация в целом не характерны для русского компьютерного жаргона, за исключением нескольких сложных слов, образованных по «игровым» моделям, например: мышкодро@м (‘коврик для мыши’), мелкосо@фт (полукалька от Microsoft).
3. Устойчивые словосочетания. Для устойчивых словосочетаний компьютерного жаргона (2,7% от общего числа единиц жаргона) характерна разная степень связанности и различное происхождение слов, входящих в состав словосочетания (косые флопы — ‘одновременно установленные дисководы на 3,5 и 5,25 дюймов’; ос пополам — каламбурная расшифровка аббревиатуры OS / 2).
Семантические образования
Семантические единицы компьютерного жаргона — это слова, совпадающие в плане выражения со словами каких-либо других пластов русской лексики, однако полностью (омонимия) или частично (полисемия) отличающиеся от них в плане содержания.
1. Полисемия возникает при семантическом переносе значений слов из других лексических пластов русского языка (почти 25% слов жаргона): тачка, глюк, залить, а также при переводе, а точнее, семантическом калькировании английских слов: tower  башня (‘тип корпуса компьютера’), Windows  окна.
2. Омонимия возникает при использовании специальных «игровых» способов образования слов, в которых основную роль играют каламбурные сближения с уже существующими словами русского языка, что приводит к паронимической аттракции (почти 15% слов жаргона). Эти сближения возникают на основе нарочитых фонетических искажений (а@рия от англ. area, кобе@ль от ка@бель) или на основе словообразования (думать — ‘играть в игру DOOM’, подмышка — ‘коврик для мыши’).
Нужно отметить, что в формировании многих слов компьютерного жаргона на самом деле участвуют сразу несколько из рассмотренных выше процессов. Например, слово сказочник (от SCSI) появилось следующим образом: сначала, в результате фонетического искажения, SCSI преобразовалось в ска@зи, а затем усечение основы в сочетании с суффиксацией привело к каламбурному сближению с русским словом «сказочник».
В заключение необходимо сказать, что в данной работе были рассмотрены только собственно лингвистические особенности формирования русского компьютерного жаргона. Предметом отдельного исследования может служить изучение социальных, культурных, временных и многих других параметров, связанных с возникновением жаргонных слов.
 
Лингвостилистическая норма в аспекте компьютерных технологий
О. А. Жилина
Московский государственный горный университет
Summary. On the base of the modern business papers for the first time a hypothesis about influence of computer technologies on changes of linguastylistic norm, on the one hand, and about an opportunity of consideration of computer technologies is checked as the tool, through which these changes, are traced, on the other hand.
 
1. Роль электронных технологий в формировании лингвостилистической нормы.
Известно, что язык постоянно изменяется под воздействием различных факторов, как собственно лингвистических, так и экстралингвистических; эти изменения, накапливаясь, приводят к постепенному становлению новой нормы. Компьютеризация общества приводит к расширению взаимодействия человека и машины и вовлечению в него все большего числа участников; это предъявляет свои требования к языковым средствам, которые используются для фиксации, сбора, передачи, хранения, поиска и переработки всей социально значимой информации, что, безусловно, сказывается на темпах и направлениях языкового развития. Следовательно, можно говорить о все более заметной роли, которую играют электронные технологии в формировании новой лингвостилистической нормы.
2. Компьютер как инструмент, при помощи которого прослеживаются изменения лингвостилистической нормы.
Процесс становления новой лингвистической нормы никогда ранее не представлялось возможным проследить. Впервые это стало реальным только с появлением компьютера, так как наличие обширного класса программ, обеспечивающих использование ЭВМ, позволяет говорить о взаимодействии человека и компьютера в процессе создания текстов документов. В результате такого взаимодействия языковые нормы, заложенные в программное обеспечение, усваиваются рядовыми пользователями и распространяеются ими же в виде текстовых документов. Таким образом, идет массовое тиражирование того, что разработчик или группа разработчиков считает верным, то есть индивидуальное становится массовым явлением. Следовательно, можно рассматривать учет компьютерных технологий как единственный методический прием, который позволяет выявить технику возникновения «ошибки», приводящей к изменению старой нормы и становлению новой.
3. Деловая документация в качестве составной части стратегии бизнеса.
Изменения в деловых взаимоотношениях уже привели к обновлению языка, обслуживающего эти взаимодействия, и в современных условиях официально-деловой язык функционирует в качестве составной части стратегии бизнеса. Анализ современных деловых документов, созданных при помощи компьютера на предприятиях малого и среднего бизнеса, позволил выявить типологические особенности административно-канцелярского подстиля официально-делового стиля современного русского языка, проследить языковые и внеязыковые закономерности, влияющие на системную и структурную организацию данной подсистемы.
4. Лексические ресурсы деловых документов.
Лексические ресурсы деловых документов характеризуются преобладанием в них экономико-правовых и юридических терминов. При этом отмечаем интенсивный наплыв терминов, аббревиатур, графических сокращений, заимствованных из английского языка. Важно отметить, что очень многие из них не имеют устойчивого графического и орфографического оформления. Отчасти это объясняется тем, что лингвистический процессор не всегда распознает иноязычные слова в русском написании, а также неполной освоенностью этих терминов. Кроме того, достаточно серьезным, на наш взгляд, оказывается влияние профессиональных слов и выражений (жаргонизмов) специалистов, разрабатывающих программное обеспечение компьютеров и обслуживающих вычислительную технику. Стремление к выразительности влечет за собой резкий рост вариативности средств выражения, отсюда и проникновение в деловые письменные тексты разговорной, просторечной лексики, а иногда и арготизмов.
5. Словообразование.
Активизация, интенсификация словообразовательных процессов в современном русском языке происходит за счет расширения производящих основ, взятых из заимствованных, жаргонных и просторечных лексических пластов; продуктивны аббревиатурные способы образования (в наименованиях различных банков, фирм, предприятий). Определенный интерес вызывает каламбурное словообразование.
6. Синтаксические особенности.
Наиболее ярко высвечивают своеобразие современного делового стиля синтаксические особенности. Основная тенденция делового стиля — унификация и стандартизация — сохраняется. Но если прежде структура осложненных словосочетаний в деловой письменной речи характеризовалась объективным порядком слов и типичными синтаксическими связями, не нарушающими моделей управления, то сейчас преобладает прямой порядок слов (подлежащее  сказуемое), вероятно, под влиянием английского синтаксиса, т. к. случаи препозиции сказуемого компьютер чаще всего подчеркивает как ошибочные. А увеличение числа конструкций с порядком слов подлежащее  сказуемое, независимо от роли членов предложения в его актуальном членении, может через какое-то время (пусть и достаточно длительное) привести к качественным изменениям в синтаксических нормах русского языка. Характерная примета времени — написание заимствованных слов и выражений в ткани русского текста латинскими буквами. Вполне вероятно, что это также происходит из-за системы компьютерной автокоррекции, которая подчеркивает русское написание этих слов как ошибочное.
7. «Компьютеризация» языка.
В связи с возрастающим электронным документооборотом возникает вопрос о необходимости научить машину полностью воспринимать деловые тексты. Однако практика показывает, что для этого, возможно, придется адаптировать естественный язык к нуждам компьютера и создать в скором времени некий вариант русского языка — удобный для лингвистических программ.
И это не может не отразиться на языке в целом, т. к. кроме деловых отношений с помощью компьютера осуществляются: издательское дело (все виды печатной продукции: научно-техническая, художественно-беллетристическая, учебная, периодическая литература); получение разнообразной информации через систему Интернет; частная переписка (электронная почта, Интернет, локальная сеть). Кроме того, важно отметить, что, адаптируя естественный язык к своим нуждам, компьютер влияет на формирование языковой компетенции пользователей электронных вычислительных машин. И это, в свою очередь, может привести к формированию новых языковых норм. «Компьютеризация» языка охватывает все функциональные стили и все жанры, поэтому возможно возникновение универсальной языковой модели, приспособленной к нуждам компьютера.
 
 
К вопросу о функционально-стилистическом статусе судебной речи
С. Ю. Камышева
Волгоградский государственный университет
судебная речь, функциональный стиль, стилевой статус
Summary. The present report represents a unique endevour to define the style of the judicial monologue. The accusatorial and desensive speeches of the masters of judicial eloquence as well as the speeches of well-known modern orators form the basis for the present investigation.
 
Обширная литература посвящена феномену судебной речи (см. работы Б. Глинского, В. Д. Гольдинера, Е. А. Матвиенко, П. Сергеича, Н. Г. Михайловской и В. В. Одинцова, М. Л. Шустовой и мн. др.), однако вопрос о ее стилевом статусе до сих пор остается дискуссионным. Как филологи, так и юристы неоднократно пытались соотнести речь судебного оратора с тем или иным функциональным стилем русского литературного языка. Причем интерес исследователей разных специальностей к функциональным разновидностям литературного языка возникает не только в рамках филологической науки, но и как реакция на практическую необходимость, вызванную потребностями профессиональной коммуникации (см.: Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996. С. 236 и след.).
Нельзя не отметить, что, размышляя о функционально-стилевом статусе судебного монолога, исследователи зачастую высказывают совершенно полярные точки зрения. Одни считают, что судебные прения больше походят на деловое, профессиональное обсуждение (В. И. Царев, Р. Экземпляров). Другие приходят к выводу о том, что судебная речь носит ярко выраженный разговорный характер (З. В. Макарова). Представители саратовской лингвистической школы предлагают «выделить особый функциональный стиль судебного красноречия, для которого свойственны только устные формы речи», но при условии установления единой стилевой доминанты (Функциональные стили и формы речи. Саратов, 1993. С. 9). Судебную разновидность публицистического стиля выделяют Д. Х. Баранник, М. М. Михайлов, Н. Н. Ивакина. Отмечая в судебной речи черты научного стиля, «соотносительность» с литературно-художественным и публицистическим стилями, Е. Е. Подголин, тем не менее, важнейшую роль в оформлении судебной речи отводит средствам официально-делового стиля, считая, что общие указания о языке и стиле процессуальных документов должны учитываться и при произнесении судебной речи, так как доказываемые обстоятельства, сущность доказательств, выводы должны излагаться с соблюдением норм письменной книжной литературной речи. Таким образом, среди ученых нет единого мнения по вопросу
о принадлежности судебной речи к какому-нибудь конкретному функциональному стилю русского языка.
В докладе представлена попытка определения стилевого статуса судебного монолога на материале обвинительных и защитительных речей к классиков судебного красноречия и известных современных судебных ораторов.
 
О языке прессы в переломные времена
Ursula Kantorczyk
Университет Ростока, Институт славистики, Германия
 
1. В результате коренных изменений в политической системе и в обществе языковые средства и способы речеупотребления, получившие широкое распространение в средствах массовой информации, прeтерпевают многосторонние и сложные изменения. К характерным признакам, определяющим состояние современного русского языка конца XX столетия, относят размывание границы между неофициальным, личным общением и общением официальным, публичным.
2. В результате размывания границ между формами общения образуются новые механизмы речеупотребления, новое отношение к коммуникативным нормам. Повышение диалогичности в устном и письменном общении, расширение сферы спонтанного общения, не только личного, но и устного публичного, появление новых жанров публичной речи в сфере массовой коммуникации — это уже последствия нового отношения к норме, сформировавшегося в ходе политических, общественных, экономических и социальных преобразований в России.
3. В дальнейшем изложении рассматриваются две характерные для языкового оформления текстов прессы тенденции. Первая тенденция есть результат размывания границ между устностью и письменностью в процессе коммуникации. Устная коммуникация, как известно, предпочитает употребление структур диалога, тем более если в акте коммуникации в непринужденной обстановке принимают участие равные (по критериям социальной принадлежности, уровня образования и т. п.) партнеры. Изменения происходят внутри языка, в рамках вариативных моделей русского языка, а смешение устного и письменного оказывает влияние на оформление текста.
4. Вторая тенденция охватывает изменения в употреблении лексических едениц: отменяется, например, традиционная противопоставленность политических терминов, ср. капиталистический — социалистический, которая была характерна не только для советского тоталитарного общества. Происходит семантическая деривация слов: расширяется или сокращается семантический объем слов, добавляется или снимается оценочное значение.
5. На примерах из текстов российских СМИ в конце XX и в начале XXI столетия демонстрируется смешение вариативности, а также семантическая деривация и переход слов в активный и пассивный состав русского языка.
Какие изменения словарного состава и употребление слов повлияют на систему русского языка и / или на речеупотребление — это покажет будущее. Перед иностранным лингвистом встает задача охарактеризовать современное состояние русского языка и попытаться установить закономерности развития языка. Изучение изменений в языке и речи представляют собой необходимое условие для чтения и понимания текстов из российских газет нерусскими филологами.
 
 
Слово и дело
(риторика делового общения в ее предметно-языковых характеристиках)
А. Н. Качалкин
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
деловое общение, деловой стиль, имя документа, формуляр, структура текста
 
Задача деловой прозы заключается в том, чтобы максимально ясно, недвусмысленным образом сформулировать некое содержание, в котором предметная сторона должна быть изложена с исчерпывающей для данного конкретного дела точностью и полнотой. Стиль делового общения — это и стиль деятельности, и стиль деловой речи в их теснейшей связи друг с другом. Формирование стиля — одновременно и стандартного, и оригинального — является существеннейшей задачей руководителя.
Точность и конкретность — важнейшие черты официально-делового стиля — порождают его объективность, а в определенных обстоятельствах — стандартность в использовании речевых средств и самих действиях. «Зыбкие» формулировки, недомолвки, двусмысленности приводят если и не к провалу самого дела, то к значительным задержкам в оформлении его замысла и исполнения. Непременными условиями верной передачи сущности дела и его значимых подробностей являются полнота и одновременно краткость делового стиля.
Краткость естественна, ибо деловые люди ценят свое время и время своих партнеров, им некогда читать и писать длинные письма, подолгу рассуждать, воспри-
нимать лишнюю и давать избыточную информацию. Краткость сочетается с известной сухостью, в значительной степени вызванной тем, что переговоры ведутся часто по пейджинговой связи, телетайпу, факсу, электронной почте. При этом особое значение приобретают ключевые и доминантные слова. Употребление доминант связано с выбором слова, употребление ключевого слова — с построением высказывания.
Стилевые свойства деловой речи способствуют рациональной организации, упорядочению самого дела; структурные свойства деловой речи позволяют разумно образовать деловой текст определенного жанра. Объективации модальности жанра, а через него и отношения к сущности дела помогает формуляр, одновременно выступающий в риторических действиях как аргумент (прецедент-образец) предшествующего опыта и делового текста, причем как положительного, так и отрицательного. Авторская трактовека состава событий проявляется не только в избрании очередной формы, но и в использовании модальных свойств и модальных средств жанров.
Формализация делового текста, использование стандартных формул и оборотов в устной речи являются достоинсвом делового стиля. Эти приемы не только позволяют сэкономить ментальные усилия, не только через структуру текста представить последовательность деловых акций в их отношении друг к другу, но и на фоне узнаваемых, привычных структуных формулировок выявить и представить особенности в замысле и огранизации предстоящего дела.
Деловой стиль устойчив во времени. Внимание к прецедентам выработало в русской традиции делового общения определенные композиционные схемы письменных и устных текстов. Например, композиционная схема документа строится как схема приоритетов, как своеобразный тезаурус понятий в их иерархии: время и место действия, действующие лица, обстоятельства действия и его результаты, предметные следствия, проблема, решение.
Особую роль играет имя документа или устого выступления. Удачно сформулированное название дела позволяет успешнее формулировать договорные отношения, определеннее очерчивает их круг, исключает излишества в расходовании средств и времени на задеманное дело.
При составлении документа важно, чтобы текст передавал как можно точнее и сущность дела, и его значимые подробности. Составитель документа или выступающий должен быть готов ручаться за истинное соответсвие своего текста реальному делу. С этой целью автор документа стремится избрать такой порядок слов, который, будучи грамматически правильным, давал бы верное понятие о деле с точки зрения действующих лиц. Деловая проза старается исключить риторические фигуры или же использовать их минимальным образом, этим она выявляет и фиксирует грамматические формы порядка слов, как бы очищая их от инверсий, различных сравнений, уподоблений и других трансформаций порядка слов под влиянием фигур стиля. Тем самым деловая проза как бы высвечивает грамматически правильный, основной порядок слов, делает его центром передачи мысли.
Деловой человек обязан контролировать свои эмоции. Результатом такого контроля будет рассудительность и немногословность речи. Нормой делового общения является известная нейтральность стиля. Речь в деловом общении может быть острой, но она не должна быть злой или грубой. Колкости и язвительные замечания могут привести к излишней напряженности в диалоге. Корректность делового текста предполагает возможность дальнейших коммуникаций; резкость или грубость — утрату таких возможностей и соответственно крах деловых замыслов. Если предмет обсуждения — спорный вопрос, изложение собственного мнения не должно иметь безапелляционную форму, а предваряться речевыми оборотами типа «по моему мнению», «насколько я могу судить» и т. п.
 
Лексико-стилистические процессы в языке литературы пореформенной России
А. Н. Кожин
Summary. In the language of the Russian literature of the second half of the XIX century words and word combinations of the various types of speech (literary, scientific, of common use) enter into the stylistically motivated interaction, what leads to the enrichment of the descriptive fund of the means of communication and promotes the inclusion of non codified lexical units into the literary language.
 
В литературных текстах второй половины XIX века наблюдаются процессы, свидетельствующие о взаимодействии лексических единиц литературной, художественной и разговорной речи, представляющей сферу обиходно-бытового общения городского и сельского населения.
Стилистически мотивированное употребление слов и выражений (книжных, разговорных, профессиональных и даже диалектных) в художественных, публицистических, а также научных произведениях предопределялось экстралингвистическими факторами (отмена крепостной зависимости, становление новых форм местного самоуправления, развитие общественно-публицистической деятельности, рост общественных движений и т. д.), а также тем, что слово в языке художественной литературы утрачивало былую роль — служить эталоном литературного выражения.
В изобразительном балансе художественного текста даже традиционные, литературные лексические средства обретают иную содержательность, реализующую концепты образных представлений (жизнь узкая — нравственно ущербная, духовно бедная).
Лексические средства разговорной речи свободно включаются в художественное повествование; так, в произведениях И. С. Тургенева, а также других авторов они не диссонируют, а как бы уравниваются с книжно-литературным ореолом единиц художественного текста (покалякать, потеха, обстроился, улепетывать).
Слова и выражения речи крестьян, солдат, мещан, купцов, чиновников, дворян и даже языковые средства области промыслового дела получают доступ в канву повествования как знаменитых, так и заурядных писателей.
Номинации разговорной речи в произведениях русских писателей подвергаются эстетизации; они становят-
ся фактом литературного просторечия и в ряде случаев обретают статус средства литературно нормированного употребления (нудный, нытик, семенить).
Художественный мир в произведениях известных писателей становится богаче, рельефнее по мере отражения различных сторон общественно-политической жизни, что находит выражение в характере использования различных групп публицистической лексики.
В художественных текстах оживают слова малоупотребительные (нигилизм, нигилист), иначе воспринимаются слова широкого употребления (земство, земец, земский деятель).
Экспрессивный потенциал литературно-художественного слова включается в сферу публицистики; такое слово перерастает в эмоционально-оценочную единицу публицистического текста и становится словообразом.
Взаимодействие литературно-художественного и публицистического слова становится в пореформенное время весьма разносторонним и выразительно значимым. Общелитературные слова в текстах неклассического повествования (произведения А. Белого, В. В. Розанова, Е. М. Замятина, А. М. Ремизова и др.) обретают приметы разговорной речи; подобное восприятие литературного слова стимулируется «устностью», то есть характером организации слов в структуре фразы.
Слово в «разговорно» конструируемом тексте получает способность отражать те смысловые оттенки, которые ассоциируются с обиходно-разговорной формой общения. Так, слово недоступность под влиянием структуры фразы получает смысл «боль», «тоска», «наваждение», реализуя указание на что-то навязчиво-призрачное.
 
Тенденции развития средств современной русской публицистики
М. А. Кормилицына, О. Б. Сиротинина
Саратовский государственный университет
Summary. The changes of general stylistic situation in modern mass media (non-fictional) texts manifest two clear tendencies: on the one hand, the author expresses his point of view (using for this purpose various devices and techniques of presenting and emphasizing individual opinion); on the other hand, the author tries to veil his subjectivity as a claim to the objectivity of narration (using the stylistic device of «polyphony» of the text and the play with precedent phenomena to excite specific associations in the audience).
 
Каждый язык непрерывно меняется. Наиболее отчетливо эти изменения проявляются в публицистике. Уже обращалось внимание на пополнение словарного состава русского языка, которое прежде всего ощущается в публицистических текстах: англицизмы, в том числе образование русских слов по английскому образцу (увлекаюсь яхтингом), жаргонная по своему происхождению лексика (крутой, отдыхает), возрождение старых слов, расширение значений слов и т. д.
Отмечались и некоторые тенденции стилистического оформления публицистических текстов: цитаты и квазицитаты, злоупотребеление сниженной лексикой и др.
Эти тенденции в значительной мере появились под действием фактора разрушения всего советского: как следствие отталкивания от советского официоза в публицистике, стремление к сближению языка автора и адресата.
В изменении общей стилистической картины современных публицистических текстов отчетливо проявляется, с одной стороны, тенденция к высказыванию авторской точки зрения и самовыражению (ярко выраженная оценочность речи, разнообразные приемы подчеркивания собственного мнения и т. д.), а с другой стороны, тенденция к максимальному вуалированию своей субъективности как реализация претензии на объективность изложения, для чего широко используются стилистический прием «полифонии» текста и прием игры с прецедентными феноменами в расчете на появление у адресата нужных ассоциаций.
«Полифония» проявляется в использовании всех возможных средств диалогичности (имитация естественного диалога, вопросно-ответные единства, прямые вопросы-апелляции к адресату, риторические вопросы, императивные конструкции, разные способы введения чужой речи и т. д.).
В качестве прецедентных феноменов (особенно широко в заголовках) используются все их виды: прецедентные ситуации, имена, высказывания и тексты. При этом очень много видоизмененных высказываний, в том числе и не имеющих общекультурного значения («злободневных» прецедентов, опирающихся на рекламу, модные песни и др.).
Увлечение стилистическим приемом прецедентных феноменов нередко приводит к переоценке возможностей понимания их адресатом, что обедняет текст, иногда делает его непонятным, так что автор не достигает запланированного эффекта (использование точных или несколько измененных названий уже забытых произведений, имен персонажей и ушедших в «небытие» политических деятелей и др.).
Вызывает несомненное возражение тенденция к предельному снижению и даже огрублению публичной речи, предпочтение в устной речи вместо дикторской четкости разговорной скороговорки и сильной редукции, приводящих к затруднению восприятия речи на слух.
 
Русский язык как средство международного общения.
Изменения в языке средств массовой информации
(на примере текстов газетных статей).
И. В. Коробушкин
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
Summary. The report reviews recent changes in the language of Mass media. Features of the «new Russian» journalistic style are described.
1. Политические и экономические преобразования, происходившие в России в период перестройки и реформ 90-х гг., самым радикальным образом изменили язык средств массовой информации (СМИ). Если в период перестройки язык газетных текстов отличался подвижностью, нестабильностью, что было связано как с экстралингвистической ситуацией, так и с поиском новых форм и средств выражения, то теперь можно говорить об определенной сформированности «нового русского» публицистического стиля.
2. По сравнению с текстами советских газет кардинально изменилась направленность современного газетного текста, коммуникативная установка пишущего. Если в газетных текстах советского периода подчеркивались объективность и убежденность, то для современной газеты характерно иное: полемичность, высокая степень оценочности и убедительность (персуазивный аспект). Немаловажное значение имеет и привлечение читателя, аттрактивность газеты и отдельной газетной статьи, что отражается на всей структуре газетного текста и на синтаксических структурах предложений, включенных в данный текст.
3. Прежде всего изменилась роль и композиционное соотношение частей газетного текста: основной части, заголовка и подзаголовка — последние в языке современной газеты приобретают все большее значение. Возрастает и объем этих частей текста. Как правило, они оформляются предикативными конструкциями (75–85% всех проанализированных статей), в отличие от преобладания номинативного оформления заголовков в языке СМИ советского периода.
4. В синтаксисе предложений основной части текста возрастает число модальных и авторизованных конструкций, причем их количество довольно велико даже в текстах таких информативных жанров, как заметка и репортаж. В связи с этим можно поставить вопрос об изменениях в оформлении и распределении самих традиционных жанров газетных публикаций, о смещении границ между ними. Следует обратить особое внимание на различные способы авторизации газетного текста (от оценочной и модальной лексики до синтаксических конструкций типа «что считается чем…», «что рассматривается в качестве чего…», «что признают чем…», «называют чем…» и т. д.).
5. Значительные изменения произошли в области лексики (что уже отражено в ряде работ отечественных лингвистов), однако для нас более важны изменения в самой структуре газетного текста, поэтому мы остановимся лишь на одной стороне лексического аспекта — на номинациях различных этнических групп как России, так и зарубежных стран, имеющих стилистическую окраску (типа «лица кавказской национальности», «чучмеки», «чичики» и др.).
В связи с относительной сформированностью публицистического стиля современных СМИ возникает необходимость его описания в практических целях обучения иностранных учащихся чтению и пониманию текстов современных газет на русском языке.
При создании пособий и разработке уроков необходимо учитывать не только тематическое и жанровое своеобразие газетных текстов, но также и распределение их по степени оценочности и авторизованности, что, как показано выше, в настоящий момент не совпадает с границами традиционных жанров публицистики.
 
Естественная письменная русская речь: проблемы изучения
Н. Б. Лебедева
Барнаульский государственный педагогический университет
естественная русская письменная речь, жанры речи, устная разговорная речь
Summary. It is necessary to study natural written language.
 
1. В отличие от устной разговорной речи, естественная письменная русская речь (ЕПРР) гораздо меньше привлекает внимание исследователей и остается малоизученной. Возможно, такое положение вещей объясняется все еще бытующим наивным представлением о письменной речи как простом отражении устной, разговорной, что подвергал сомнению еще Бодуэн де Куртенэ. Но ЕПРР функционирует и развивается по присущим ей законам и образует особую сферу общественно-языковой практики, называемую письменностью, вот почему представляется необходимым и плодотворным исследование письменного варианта народной речи.
Письменность и письменные тексты традиционно являлись объектом исследования целого ряда наук — филологии, текстологии, палеографии, эпиграфики, семиотики, философии и пр. Но во всех этих дисциплинах объектом исследования обычно являлись тексты, написанные профессионалами, чаще всего — книжные тексты. Что касается естественных письменных текстов (написанных спонтанно и непрофессионально), то как объект исследования они выступали лишь в некоторых аспектах: в историческом языкознании как источник материала; в стилистике художественной речи как вторичные естественные тексты в аспекте выполнения ими специфических художественных задач; в коллоквиалистике как разновидность устно-разговорной речи, реализованной именно в письменном виде; встречаются фрагментарные исследования по отдельным жанрам ЕПР (письма, открытки, граффити, сочинения и т. д.). Однако систематическому изучению эти тексты не подвергались, а главное — в них не ставится задача подойти в целом к естественным письменным текстам (содержащим, при всем жанровом, функциональном и стилевом разнообразии, общие признаки) как к особому предмету лингвистического изучения. В то же время, как представляется, имеются определенные основания для выделения и исследования этой разновидности русского языка в качестве специфического предмета русистики, что должно в конечном счете заполнить лакуну в теоретической модели современной русской народной речи. Назвать дисциплину, занимающуюся этим предметом, можно «обыденной грамматологией».
2. Предмет исследования, определенный как «естественная письменная русская речь», имеет определенные специфические черты, позволяющие объединить разнородный письменно-речевой материал в нечто целостное под определенным взглядом. Отнесем к ним следующие признаки: 1) письменная форма выражения, что обусловливает ряд вытекающих из нее характеристик: а) функцию медиации; б) открытость, нелимитируемость круга адресатов: сообщение отрывается от автора, выходит из-под его контроля и живет своей жизнью; в) выработанные культурной традицией специфические формы и жанры письменной речи; г) графический способ передачи и все особенности этого способа, в частности семиотические; 2) естественность изложения (отсутствие специализированного отношения к письменной форме, «непрофессиональность»). Этот параметр предполагает два крайних полюса по отношению к специализированности письма: а) бульшая непринужденность и спонтанность, позволяющая более свободное проявление личностного начала, с одной стороны, и б) бульшая «зажатость», скованность в рамках выработанных культурой клише как результат неуверенности в своих «умениях», робости перед авторитетом письма. ЕПРР может быть исследована в русле речевого жанроведения, поскольку представлена исключительно большим жанровым своеобразием: различные объявления, «эпистолы», магазинные и рыночные ценники, «граффити», конспекты, черновики, заметки на полях, сочинения и изложения, шпаргалки, записи в еженедельниках и записных книжках, автобиографии, докладные, объяснительные и др. На разных основаниях выделяются определенные функциональные типы ЕПРР: по спонтанности речевого произведения тексты могут быть спонтанные и подготовленные; по официальности — неофициальные, полуофициальные и официальные; по отношению к источникам — первичные, вторичные, «заготовочные»; по отношению к стандартам — свободные и в разной степени стандартизованные; можно выделить собственно естественные тексты и учебные и др. Возможные разные аспекты лингвистического изучения письменной речи — жанровый; речеведческий, прагматический; семиотический, графический, графологический; пунктуационно-орфографический, нормативный, системно-уровневый: фонетический, лексико-фразеологический, морфологический, синтаксический, текстовый.
 
Образ современного русского телезрителя по данным обращенных к нему текстов
А. Б. Лихачёва
Вильнюсский университет, Литва
речемыслительная раскрепощенность, ориентированность на прецедентные феномены, коннотативность ЯС
Summary. The investigation was done on the base of the Russian news and analytic telecasts data (period from the 1997 beginning to the end of 2000 October). The aim of the report is to reveal in what way texts of TV-comments reflect and organize language consciousness of their viewers.
 
Сегодняшняя действительность в значительной степени определяется многообразием видов общественной коммуникации. Традиционно мощным воздействием на формирование очертаний национальной ментальности, мировосприятие, определение ценностных ориентиров всего общества и отдельных возрастных групп обладают средства массовой информации, среди которых самым влиятельным является телевидение.
Нами собраны и проанализированы примеры из новостных и аналитических программ основных каналов российского телевидения (ОРТ, НТВ, РТР, ТВ Центр, ТВ6) за период с начала 1997 г. до конца октября 2000 г. В основе представленного исследования — материалы передач лишь одного жанра, обладающего самой массовой зрительской аудиторией по сравнению с иными видами телепередач, представляющих интерес для более узких категорий телезрителей.
Собранные материалы позволяют сделать некоторые выводы о потребителе экранной информации последних лет. В первую очередь нас интересовала возможная реконструкция языкового сознания (ЯС) современного телезрителя. По нашему мнению, оно характеризуется следующими параметрами.
1. Новостной дискурс, освобожденный от ритуальной заданности, апеллирует к таким качествам его рецептора, как ироничность и самоирония, скепсис и критичность в восприятии и сопоставлении информации, нетерпимость к категоричной оценочности, а также — и это, может быть, самое существенное — к способности отмечать эстетическое оформление речи. Языковое гурманство сегодняшнего телезрителя требует сопровождения новостного видеоряда словесной игрой, введением широкого регистра языковых средств: от стилистически сниженной лексики до детабуированной лексики маргиналов. Судя по рейтингу теленовостей и информационно-аналитических программ, существует особый спрос на остроумие, экспрессивность, предельную свободу в ассоциациях и средствах их языкового воплощения именно в указанном телевизионном жанре. Культивируется речемыслительная раскрепощенность адресата телеречи.
2. Происходит энергичное переключение ЯС русскоязычного социума с письменных (в том числе художественных) текстов как основы литературной нормы на тексты масс-медиа, в первую очередь на тексты, звучащие с телеэкрана. Ориентация телекомментаторов на устно-разговорную разновидность современного русского языка, с одной стороны, отражает, а с другой — обусловливает грамматическую и орфоэпическую непривередливость телезрителей.
3. Современный русский телезритель должен отличаться восприимчивостью к складывающейся в новостном дискурсе образной категоризации действительности, к метафорической структуризации нового знания о мире. Регулярная «тренировка» зрительского внимания к семантическому потенциалу метафор, проявляющемуся в эффекте недосказанности, намека, обращение в телетекстах к аллюзиям и игре со смежными смыслами приводит к усилению коннотативности ЯС массового потребителя телеинформации.
4. ЯС русского телезрителя является прецедентно ориентированным. Наряду с традиционными феноменами национальной культуры, истории, литературы статус прецедентных приобретают новые элементы российской действительности (ср., например, активное развитие темы об особенностях национальных качеств русских и специфичном образе России в ряду других стран).
Таким образом, на фоне усиления социальной стратификации российского общества у потребителя телевизионной информации формируется ощущение включенности в консолидируемое новостным дискурсом национальное лингво-культурное пространство.
Литература
Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Русская политическая метафора. Материалы к словарю. М., 1991.
Гудков Д. Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. М., 1999.
Лаптева О. А. Живая русская речь с телеэкрана. М., 1999.
Шапошников В. Н. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении. М., 1998.
 
 
О риторической структуре текстов малого жанра 
(на примере парарекламных сообщений)
И. А. Магеррамов
Оренбургский государственный университет
риторика, коммуникация, тексты малого жанрa, парарекламные сообщения,импликация
Summary. In this report the rhetorical structure of little genre texts is being considered and complex senses of different semantic levels are being analyzed. For perspective research of such texts we may suggest combining methods of rhetorical analysis with functional communicative grammar.
 
1. Возродившийся в последние годы интерес к риторике во многом объясняется закономерным стремлением исследователей использовать ценный багаж классической науки для анализа современных коммуникативных систем. В этом смысле риторика как наука об условиях и формах эффективной коммуникации, располагающая набором понятийных категорий, таксономий и процедур подобного анализа, позволяет путем соединения традиционных теорий с новейшими подходами и приемами выйти на более, как представляется, точный, адекватный сущности самих анализируемых систем (текстов) уровень.
2. В условиях сегодняшней относительной речевой свободы значительно расширились возможности создания и употребления текстов различного содержания и различной направленности, в том числе текстов малого жанра (дискурсов), отвечающих динамичному ритму современной жизни, — анекдотов, парадоксов, афоризмов, острот, прибауток. Фактически впервые возникла на совершенно новом реально-прагматическом уровне реклама, сумевшая за короткое время реализоваться в многообразных текстах. Рекламный текст, будучи комплексным структурно-семантическим образованием с точки зрения как порождения, так и восприятия, с целью усиления действенности насыщается историческими, литературными реминисценциями, аллюзиями. Кроме того, он стал сопровождаться различными парарекламными «спутниками», сигнализирующими о его приближении. В этом отношении очень интересны афоризмы-остроты Н. Фоменко на «Русском радио». Во многих из этих «парареклам» на уровне порождения (говорящего) было осуществлено сознательное столкновение значений, приведшее в итоге к нагромождению и переплетению семантических уровней. Задача остроумного, догадливого слушателя — обнаружить все скрытые смыслы, «связать концы с концами», разглядеть то семантическое ядро, в котором эти смыслы фокусируются. Чем больше таких смыслов, тем интереснее и сложнее итоговый результат употребления остроты. Помимо этого, эффективность остроты может зависеть и от степени парадоксальности и несочетаемости ее частей. Для примера можно взять такой дискурс: «Мы не правые и не левые, потому что мы валенки». Коммуникативно-текстовый анализ позволяет обнаружить в этом высказывании следующие смыслы (уровни):
1) прямой (буквальный): от имени самих валенок;
2) метафорический: валенок — это такой человек, который…;
3) каламбурно-политический: правые, левые, цент-
ристы;
4) метафорическо-политический: депутат-валенок;
5) иронический (авторско-уничижительный): все мы валенки.
Юмористический (и, разумеется, риторический) эффект достигается, по-видимому, при мгновенном мысленном восприятии слушателем всех этих уровней. При неумении «читать» смыслы и соединять несоединяемое у слушателя обнаруживается то, что характеризуется как отсутствие чувства юмора. С другой стороны, эти ментальные операции носят по преимуществу неосознанный характер, а стремление осознать и проконтролировать их может значительно снизить (если не свести полностью к нулю) риторический (метафорический, каламбурный) эффект текста.
3. Наибольшую перспективу для целей настоящего исследования дает обращение к тому разделу риторики, который связан с подачей языкового материала определенным образом, — к элокуции (теории фигур). Именно здесь обнаруживается возможность для наблюдений за широким логическим и семантическим полем реализации многообразных тактик речевого воздействия, как прямых, так и косвенных. Очевидно, что вариантов последних в языке значительно больше, чем первых, и во всех них представлена импликация (сокрытие смысла), кардинально отличающая их от прямых тактик. Создание и выявление этого скрытого смысла — риторическая и лингвистическая задача говорящего и слушающего. Интересный подход в этом направлении для описания отношений между «нулевым» и «маркированным» уровнями языка (правда, лишь при анализе художественной литературы) предложен группой французских ученых, авторами книги «Общая риторика» [1].
С точки зрения современных лингвистических концепций к решению этой задачи вплотную приблизилась функционально-коммуникативная грамматика Г. А. Золотовой и ее учеников. По словам авторов, она «открывает подступы и к общим закономерностям монтажа регистровых блоков (композитов) в построении текстов, и к некоторым художественным приемам, эффект которых коренится в грамматическом значении» [2, 477].
Литература
1. Дюбуа Ж., Эделин Ф., Клинкенберг Ж. М., Мэнге Ф., Пир Ф., Тринон А. Общая риторика. М.: Прогресс, 1986.
2. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
 
Можно ли говорить о мемуарном жанре?
Т. Е. Милевская
Санкт-Петербургский государственный университет
Summary. The author demonstrated specificity of subjective and temporary organization of memoirs as genre.
 
Чрезвычайно разнообразные подходы к определению понятия «жанр» как литературоведов, так и лингвистов оставляет проблему открытой и стимулирует исследователей к поиску новых путей в этом направлении.
Парадоксально, что жанр мемуаров при всей его огромной истории, так же как жанры дневника, автобиографии и других примеров фактуального повествования, оказывается в сфере действия «флюидности жанрового понятия» (А. Злотар).
Становится очевидной недостаточность опоры лишь на «жанровые ожидания» (Л. В. Черняк), необходимы поиски более определенных характеризующих признаков мемуарного повествования, которые, на наш взгляд, следует искать в отношениях повествования к повествующему субъекту и к излагаемой истории.
Этот подход выявляет специфические особенности субъектной сферы и временной организации мемуарного текста.
Произведения мемуарного жанра характеризуются ярко выраженной субъектностью, проявляющейся в многоканальном проникновении автора мемуаров в текст, где он является: реальным лицом, повествующим о своем реальном прошлом, т. е. субъектом передачи информации; повествователем, продуцирующим и организующим повествование, т. е. субъектом речи, а также героем-персонажем повествования. Субъектность текста детерминирует и его субъективность, так как автор отбирает события, подает их, комментирует и оценивает со своей точки зрения, т. е. в разные моменты и с разных позиций выступает как субъект оценки.
Существование автора мемуаров в нескольких ипостасях позволяет говорить об автокоммуникации (в понимании Ю. М. Лотмана) как об органичном явлении мемуарных произведений, где автор-повествователь и автор-комментатор, представляющие реального автора в разных временных слоях, вступают в диалогические отношения.
Мемуары — это произведения, главной темой ко-
торых является время, но не время в его течении и последовательности, а «чистое время», по выражению М. Пруста. Для мемуаров и мемуариста актуально рассуждение Д. Фрэнка о Прусте: «чтобы почувствовать движение времени, необходимо подняться над ним и охватить прошлое и будущее в единый миг, который он [Пруст] назвал “чистым временем”. Но “чистое время”, очевидно, уже совсем не время как таковое, оно адекватно процессу восприятия в определенный момент времени, иначе говоря, оно — пространство».
Это наблюдение чрезвычайно важно для мемуаров, так как мемуарист наблюдает свое прошлое и фиксирует свои наблюдения в виде текста. Сам текст мемуаров и является реализацией этого пространственноподобного времени. В лингвистических терминах можно говорить о типичном для произведений этого жанра перцептуальном времени, то есть времени, относящемся к сфере восприятия реальной действительности отдельным человеком. Главными отличиями перцептуального времени от реального являются многомерность, обратимость и разнонаправленность. Именно эти характеристики и детерминируют особенности временного порядка в мемуарном тексте.
Одним из текстовых средств реализации этого типа времени являются анахронии, т. е. вербализованные нарушения соотношения порядка реального течения событий и порядка повествования о них. В мемуарах они чаще всего связаны с изменением ипостаси автора. Как правило, автор-комментатор нарушает временной порядок, а автор-повествователь, регламентирующий текстовое время, корректирует эти нарушения. В этом случае доминируют эксплицитные анахронии.
Резюмируя сказанное, можно отметить следующее: анализ текста мемуарных произведений демнстрирует принципиальные особенности его субъектной и временной организации, которые взаимно детерминируют друг друга. Текстам этого типа присуще перцептуальное время, характеризующееся многомерностью и разнонаправленностью. Одним из средств представления этого типа времени являются текстовые анахронии, которыми управляет субъект в одной из своих ипостасей. В то же время анахронии работают в качестве средства характеристики автора, так как «если он человек незаурядный, интересны его мысли, суждения, оценки, если обычный — факты и события» (В. Г. Белинский). В результате перед нами возникает субъективный и очень важный именно своей субъективностью «портрет
времени», так как время, по выражению Гегеля, это
мы сами.
Таким образом, можно, на наш взгляд, говорить о жанрообразующих потенциях выявленных характеристик мемуарного текста.
 
Социальное и профессиональное в речи «новых русских»
Т. А. Милёхина
Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского
социально-профессиональная группа, лексическое своеобразие, новая русская ментальность
Summary. The report considers two factors which determine the specificity of New Russians oral speech. Professional factor is regarded as dominating and stipulates the specific features of new Russian mentality which is materialized in speech.
 
1. Новая социально-профессиональная группа и ее восприятие в современном общественном сознании. Отсутствие четких характеристик и общепринятого официального наименования. Дифференциация номинаций «бизнесмен», «предприниматель», «новый русский». Общность социальных параметров — высокий уровень доходов, однотипность образа жизни, особая мораль и психология. Извлечение личной прибыли как новый для России фактор, объединяющий профессионально гетерогенную социальную группу.
2. Неоднородность состава новой социально-профессиональной группы.
Зависимость речевых характеристик от таких социальных факторов, как образование, возраст, пол, условия общения, сфера деятельности. Определяющая значимость образовательного ценза для нормированности речи, отбора и функционирования стилистически маркированных лексических единиц.
3. Лексическое своеобразие речи «новых русских». Профессиональный жаргон как основное средство вербализации новых профессиональных условий деятельности. Систематизация профессионально-жаргонной лексики по структуре, происхождению, степени распространенности, уровню вхождения в литературный язык. Переосмысление лексических значений литературных слов как наиболее распространенный тип создания новой профессионально-жаргонной единицы. Активность группы глаголов с семантическим компонентом «причинение физического или морального ущерба человеку».
4. Общие принципы семантической организации речевого пространства новой социально-профессиональной группы. Актуализация темы опасности в деловом и семейном дискурсах. Изменение речевых особенностей в связи с изменением профессионального и социального статусов. Формирование «новой русской ментальности» и ее отражение в речи.
 
 
Синтаксис и политика: о неполных и эллиптических предложениях
в советской и постсоветской газетной публицистике
Г. Д. Миневич
Еврейский университет в Иерусалиме, Израиль
синтаксическая стилистика, газета, перестройка, реакция языка, неполнота, эллиптичность
Summary. The work focuses on the syntax of Russian newspaper texts published in the 1980–90s. Our goal is to study objective syntactic-stylistic characteristics of the contemporary Russian journalism and to trace the drastic changes that took place in this sphere after the «perestrojka». We have obtained some significant data concerned to the incomplete and elliptical sentences.
 
Данная работа является частью более общего исследования, которым руководит проф. М. М. Ланглебен. Объектом его являются синтактико-стилистические характеристики современной газетной речи. В наше время язык газетной публицистики является не только «зеркалом современной жизни» [Земская, 23], но и «наглядной моделью», «авторитетным и полноправным представителем» русского литературного языка [Солганик]. На примере газетного текста естественно изучать реакцию русского языка на общественно-политическую перестройку 80–90 годов. Эта реакция, а точнее, взаимосвязь лингвистических и общественных процессов, уже больше 10 лет усиленно изучается, однако мало внимания уделяется вопросам синтаксиса. См. программную монографию [Русский язык…].
Несмотря на то, что явления неполноты и эллиптичности многократно исследовались, определенная терминологическая и идейная неоднозначность в этих вопросах до сих пор существует. Мы в основном опираемся на представления, изложенные в [Сковородников] (здесь обоснован комплексный принцип установления критерия неполноты) и [Валгина]. Есть, на наш взгляд, существенные противопоставления (сфера языка — сфера речи, обязательность — необязательность контекста или ситуации для передачи законченной мысли), которые задают соотношение между эллиптическими и неполными предложениями как между двумя независимыми классами предложений.
Для сравнительного анализа были сформированы два массива текстов — СОВ и ПОСТСОВ: по 40 приблизительно равных по размеру публикаций советского и постсоветского времени (cм. подробно об организации массивов в [Миневич]).
Наш материал подтверждает в целом устоявшиеся представления о том, что неполные и эллиптические предложения придают письменному тексту выразительность, эмоциональность, приметы разговорности. Вот несколько примеров: …эта история началась еще в конце 1993 года. С ведома БНД (неполнота за счет парцелляции обстоятельства) // Аллах ей судья, если, конечно, верит она в него. Или одновременно — в Аллаха и в товарища Сталина? (не заполнены позиции сказуемого и подлежащего; эффект усиливается за счет вопросительности, сочетания с разговорной структурой предыдущего предложения и особого употребления лексики — Аллах, товарищ Сталин) // А как же государственная собственность, за которую всегда ратовали социалисты? (эллиптическая конструкция разговорного типа).
Вместе с тем мы обнаружили, что картина не столь однозначна. Неполное предложение может нести отпечаток официально-делового стиля: «Неизвестные» открыли из мчавшейся автомашины огонь, убив одного и ранив нескольких жителей (не замещена позиция определяемого существительного при наличии определяющего прилагательного, лексема-прототип находится в контексте справа). Как неполные, так и эллиптические предложения могут быть стилистически нейтральными. Стилистический эффект, создаваемый конструкцией определенного вида, очень часто зависит от условий контекста. Он может быть, в частности, усилен за счет сочетания с лексическими средствами.
Анализ показал заметные качественные и количественные расхождения между массивами в отношении употребления неполных и эллиптических предложений. Особенно показательны данные, касающиеся неполноты: общее количество неполных простых предложений в СОВ — 37, в ПОСТСОВ — 96; количество конструкций, имеющих официально-деловую окраску, в СОВ — 6, в ПОСТСОВ — 3; количество стилистически нейтральных предложений (где неполнота диктуется правилами композиции сложного предложения) в СОВ — 13, в ПОСТСОВ — 21; количество предложений, где неполнота используется как эффективное средство для эмфатического выделения отдельных фрагментов или для сообщения письменному тексту динамичности, непосредственности и других качеств разговорной речи, в СОВ — 18, в ПОСТСОВ — 72.
Литература
Валгина Н. С. Синтаксис современного русского языка. М.: Высшая школа, 1991.
Земская Е. А. Клише новояза и цитация в языке постсоветского общества // Вопросы языкознания, 1996.  № 3. С. 23–31.
Миневич Г. Д. Язык и политика: о длине предложения и ее колебаниях в современных русских газетных текстах // Научно-техническая информация. 2000.  Сер. 2. № 8. С. 1–7.
Русский язык конца XX столетия: 1985–1995 / Под ред. Е. А. Земской. М.: Языки русской культуры, 1996.
Сковородников А. П. О критерии эллиптичности в русском синтаксисе: По материалам современной советской лингвистической литературы // Вопросы языкознания. 1973. № 3.
С. 114–123.
Солганик Г. Я. Общелитературная и функционально-стилевая норма // Общелитературный язык и функциональные стили. Вильнюс: Мокслас. 1986. С. 24–33.
 
Телеинтервью в дискурсе экзистенциальных ценностей
Т. И. Попова
Санкт-Петербургский государственный университет
речевое поведение, телеинтервью, дискурс экзистенциальных ценностей, стратегии, тактики
Summary. This report is focused on the discourse of the existential values as a special form of verbal reflection that is related to the sense of life and organized with a help of the special structures. It’s main characteristics such as verbal exchange, introvert, polemical and estimating characters are determined. The substantiation of the inclusion of TV interview into the discourse of the existential values is proposed.
 
1. Дискурс экзистенциальных ценностей.
Дискурс экзистенциальных ценностей понимается как вербализованный опыт мышления относительно смысла жизни отдельного человека и человечества в целом, организованный в рамках стратегии самооценивания и стратегии избирательности и глобализации (судьбоносности) по отношению к внешним событиям.
2. Характеристика дискурса экзистенциальных ценностей (ДЭЦ).
(1) Экзистенциальные ценности даны человеку не непосредственно, а рождаются в процессе такой формы человеческой деятельности, как ценностное сознание, которое воплощается в дискурсе экзистенциальных ценностей, то есть в процессе их осознания и формулирования личностью для себя или для других. Формирование смысложизненной позиции происходит во внутреннем диалоге человека с самим собой (дневник) или во внешнем диалоге с единичным адресатом при межличностном общении (личное, дружеское письмо, душевная беседа), с массовым адресатом при публичном контактном общении (например, творческая встреча со зрителями, читателями в концертном зале) и дистантном общении (воспоминания, эссе, памфлет, манифест), с двойным адресатом при общении через СМИ (телевизионное и газетное интервью, творческая встреча с телезрителями, радиослушателями).
(2) Особенностью ДЭЦ является тот факт, что независимо от формы общения (контактное, дистантное) и характера общения (межличностное, публичное, массовое) смысложизненная позиция формируется как у адресанта, так и адресата, при этом сущность их смысложизненных позиций может в конечном счете и не совпадать.
(3) ДЭЦ имеет интравертную ориентацию, то есть субъект устанавливает смысл жизни для самого себя, однако субъектом ДЭЦ может выступать как индивидуальный субъект, так и все масштабы совокупного субъекта (например, пол, класс, сословие, нация, человечество); таким образом? ДЭЦ выполняет интегративную функцию (см. [Каган]).
(4) ДЭЦ имеет имманентно полемический диалогический характер; экзистенциальные ценности постоянно дискутируются, то есть осознаются субъектом только
в соприкосновении с другой «смысловой и оценивающей позицией человека по отношению к самому себе и по отношению к окружающей действительности» [Бахтин, 86].
(5) Предметом общения в ДЭЦ выступают события, факты прошлого, поступки, поведение, отношения людей, положение дел в какой-либо области человеческой деятельности. Однако эти предметные области являются лишь поводом для их осмысления и формирования (личного) отношения к ним, на базе которого вырабатывается жизненная позиция, определяются приоритеты и характер отношений с миром.
3. Телевизионное интервью как ДЭЦ.
(1) Телеинтервью в русском ДЭЦ появилось совсем недавно, оно стало выполнять функцию формирования смысложизненной позиции лишь 10–15 лет назад. Динамика расширения адресата ДЭЦ (ср. дневник —воспоминания — TV интервью), то есть потенциальных субъектов (носителей) экзистенциальных ценностей, подтверждает интегративную функцию ДЭЦ внутри нации.
(2) Телеинтервью как контактно-дистантная форма общения имеет ряд особенностей. Во-первых, формирование смысложизненной позиции происходит на глазах телезрителей в диалоге журналиста и интервьюируемого. И с этой точки зрения диалогическая форма телеинтервью идеально отвечает самой природе ДЭЦ. Во-вторых, направленное самому широкому адресату — миллионам телезрителей, телеинтервью формирует экзистенциальные ценности самого масштабного совокупного субъекта в пределах страны — экзистенциальные ценности нации. В-третьих, выбор участников телеинтервью, который подчиняется двум принципам — принципу актуальности темы и принципу индивидуализации ее представления, определяет круг лиц, являющихся эталонными носителями экзистенциальных ценностей.
(3) Телеинтервью как ДЭЦ имеет свою типологическую структуру. Можно выделить три группы экзистенциальных ценностей — индивидуальные, профессиональные, социальные, которым соответствуют три типа телеинтервью: телеинтервью с творческой личностью, телеинтервью с профессионалом, телеинтервью с участником события. Каждый тип телеинтервью формируется своей предметной областью (жизнь человека в его поступках, отношения с людьми; работа; социально значимые события) и модальностью (аксиологической, деонтической, эпистемической и алетической). В каждом типе телеинтервью вырабатываются типичные стратегические цели, которые достигаются с помощью типичных тактических шагов.
(4) Характер стратегических целей в телеинтервью, связанный с формированием индивидуальных, профессиональных или социальных ценностей, диктует и набор тактических шагов. Тактики, используемые во всех типах телеинтервью, имеют общую черту: формирование смысложизненной позиции происходит на стыке общего и индивидуального, должного и возможного, типичного и единичного, известного и неизвестного. При этом журналист чаще является носителем общего, должного, типичного, известного, а интервьюируемый — носителем индивидуапьного, возможного, единичного, неизвестного. Возможность столкновения противоположных точек зрения, мнений, представлений в телеинтервью и делает его одним из основных составляющих современного дискурса экзистенциальных ценностей.
Литература
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.
Каган М. С. Философская теория ценности. СПб., 1997.
 
Стилистика XXI века
О. Г. Ревзина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
Summary. The report covers the history of the XX century stylistics, revealing its crucial aspects of development, forecasting its future progress.
 
Формирование научной стилистики произошло в первые десятилетия ХХ века в рамках научной парадигмы Ф. де Соссюра. Разделив стилистику языка и стилистику речи, Ш. Балли открыл перед этой дисциплиной многообещающие перспективы. Эти перспективы были оправданы дальнейшим развитием описательной, функциональной, генетической стилистики и стилистики текста. Однако последняя треть ХХ века характеризуется стагнацией стилистики. Это произошло на фоне бурного развития лексической семантики и прагматики, неориторики, психолингвистики и социолингвистики, лингвистики текста, исследований языковой личности и языковой концептуализации, картины мира. Вопросы, находящиеся в ведении стилистики, получали новые решения, но эти решения не инкорпорировались в традиционную стилистику. Она осталась индифферентной и к смене научной парадигмы — лингвистике дискурса, хотя внутренне близка к ней. Параллельно наблюдается научное забвение того, чем традиционная стилистика могла бы гордиться. Вечная Золушка, стилистика не может обрести самоидентификацию в гуманитарном знании. В статье 1969 года Пьер Гиро поставил вопрос: какой быть стилистике завтрашнего дня . Какой же быть стилистике XXI века?
Самоидентификация стилистики — в том, что от нее неотъемлемо, что составляет ее предмет и определяет
ее статус специальной лингвистической дисциплины. Это — проблема стиля как категории языка и дискурса. Вслед за Балли назначение стилистики видели в изучении «экспрессивных фактов языка с точки зрения их аффективного содержания», что расшифровывается как «выражение чувств с помощью языка» и «воздействие языка на чувство»2. Увлекшись пафосом системности,
 
___________________________________
  Гиро П. Разделы и направления стилистики и их проблематика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. IХ. Лингвостилистика. М., 1980.
2 Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961.
 
Балли позволил укорениться ложному представлению о стиле как о внепонятийном и необязательном феномене. Между тем уже Г. О. Винокур указал, что «без подобного субъективного дополнения в реальной действительности язык вообще невозможен»1. Наиболее четко соотношение стиля, языка и дискурса определил Ж. Женетт. Сопоставляя язык и стиль, Ж. Женетт воспроизвел известное сравнение Соссюра «о неразделимости лицевой и оборотной стороны листа бумаги», а связь стиля и дискурса выразил в афористичной формуле: «…не бывает дискурса без стиля, равно как и стиля без дискурса»2. Максимы Женетта с полным основанием могут быть положены в основу «стилистики завтрашнего дня». Они делают необходимым интеграцию в стилистику новейших лингвистических представлений и ее выход из изоляции и маргинальности.
Язык и дискурс передают информацию о мире, о языке и о текстах. Два основных способа подачи, переработки и восприятия информации — денотация и коннотация. Они различаются не качественно, но способом подачи информации. Денотация и коннотация суть языковые универсалии, они системно заложены в языке, рассчитанном на «удержание себя» в дискурсе и производство дискурса. Стилистика изучает и дает описание коннотативного аспекта строения языковой системы и коннотативного аспекта дискурса и дискурсов во взаимодействии с денотативным. Суть не в том, чтобы привести перечень стилистически маркированных суффиксов или морфологических вариантов. Суть в том, чтобы понять закономерности строения коннотативной системы языка, допускающей и предполагающей такое значимое явление, как интертекстуальность. Суть не в том, чтобы дать классификацию стилей как констант исходя из подтверждаемых статистикой перечня характерных языковых черт. Суть в том, чтобы выявить закономерности формирования коннотативного аспекта дискурса. Стилистика нуждается не только в семасиологии, но и в ономасиологии. На этом пути открывается возможность создания стилистической истории языка — проект, выдвинутый Г. О. Винокуром и в полноте своей никогда не реализованный. Г. О. Винокуру же принадлежит исключительно глубокое замечание о том, что «творчество в области языка преимущественно, если не исключительно направлено именно на стилистические качества языка»3. В исследовании художественного дискурса стилистика, не удовлетворяющаяся перечнем «выразительных средств», должна раскрыть возможности, данные стилистике ее предметом — стилем как способом мышления и познания.
 
Об эволюции в системе жанров современной русской газеты
С. О. Савчук
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
язык современной русской газеты, эволюция системы жанров
Summary. The paper offers different approaches to investigation of changing in system of genres in modern Russian newspapers.
 
Языковые изменения затрагивают не только сферу лексики и грамматики, но и стилистическую систему. Особенно восприимчивой к переменам в общественно-речевой практике оказывается, помимо разговорной речи, сфера массовой коммуникации. Наряду с изменениями, связанными с появлением новых информационных средств (например, Интернет), происходит перестройка и внутри системы публицистического стиля, в частности внутри системы газетных жанров.
Эти изменения имеют не революционный, а эволюционный характер, при котором многие тенденции, наметившиеся в 70–80-е гг., получают развитие в конце 90-х. При этом эволюция затрагивает не только периферию системы газетных жанров, но и ее ядро. Ядром жанровой системы публицистического стиля традиционно считаются информационные (заметка, репортаж, отчет), собственно публицистические (статья, рецензия, обзор) и межвидовые формы — информационно-публицистические жанры (корреспонденция, интервью, комментарий). Периферию составляют жанры, возникающие при взаимодействии сферы газетной публицистики с другими сферами речевой практики — деловой, научной, художественной. Ближе к ядру находятся художественно-публицистические жанры (очерк, фельетон, памфлет, зарисовка), научно-публицистические жанры (научно-публицистическая статья), рекламные материалы, дальше — жанры, типичные для других сферн общения и не являющиеся специфически газетными, хотя и помещаемые на газетную полосу (тексты официальных документов, научно-популярные статьи, художественные произведения и т. д.).
Анализ представительного корпуса газетных текстов за 1997 г. (более 3000 тысяч текстов 11 газет различной политической направленности и региональной принадлежности), выполненный в Лаборатории общей и компьютерной лексикологии и лексикографии МГУ [Виноградова, Кукушкина, Поликарпов, Савчук], позволил выявить несколько позиций, дающих основание говорить о перестройке в системе газетных жанров.
1. Количественное соотношение текстов различных жанров на страницах газет, которое может свидетельствовать об устаревании одних жанров, актуализации других в связи с изменением языкового вкуса, переосмыслением роли печати в обществе и другими экстралингвистическими факторами. В обследованном текстовом материале информационные жанры представлены 1085 текстами (заметка — 906, отчет — 179), собственно публицистические жанры — 698 текстами (корреспонденция — 405 текстов, статья — 227, рецензия — 59, обзор — 7), информационно-публицистические жан-
ры — 353 текстами (интервью — 165 текстов, комментарий — 125, репортаж — 43, нек. статьи — 20), художественно-публицистические жанры — 147 текстов (очерк — 143 текста, фельетон — 3, памфлет — 1), не газетные жанры представлены 201 текстом.
Практически исчез жанр передовой статьи; публикации, отражающие позицию газеты, занимают ее место на газетной полосе, но не заменяют функционально. Близки к исчезновению жанры фельетона и памфлета (фельетон представлен 3 текстами, памфлет — 1). В ряде изданий их функции берут на себя такие жанровые формы, как «личная колонка», но чаще используются жанровые возможности комментария и комбинированные формы (корреспонденция  комментарий и др.). Широко представлен жанр интервью, в том числе в такой его разновидности, как форум (26 текстов), статья-расследование (29 текстов). Получили распространение малые жанровые формы — «анонс» (ключевые или сенсационные фразы газетных публикаций, оформленные как самостоятельные тексты), «актуальная цитата» с комментарием или без комментария.
2. Модификации традиционных газетных жанров. Трансформации существующих жанровых форм связаны с изменением основных жанрообразующих призна-
 
___________________________________
1 Винокур Г. О. О задачах истории языка // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 221.
2 Женетт Ж. Стиль и значение // Женетт Ж. Фигуры. Т. 2. М., 1998. С. 450.
3 Винокур Г. О. Указ. соч. С. 225.
 
ков, таких, как наличие авторского начала, цель сообщения, предметное содержания, стандартность средств выражения, объем, и могут приводить к передвижкам в жанровой системе и, вероятно, к возникновению новых жанров. Например, в информационных жанрах в целом находит проявление тенденция к усилению личного начала, авторы используют любую возможность выразить свое отношение к сообщаемому даже в таких стандартных жанрах, как информационная заметка. Что касается репортажа, то среди исследованного материала в подавляющем большинстве текстов образ автора проявляет себя достаточно ярко. Это свидетельствует о том, что репортаж в современной газете следует относить к группе информационно-публицистических жанров. Очерк, напротив, обнаруживает тенденцию к уменьшению объема и к стандартизации средств выражения образа автора. Из разновидностей очерка преобладает малая форма — очерк-зарисовка, реже встречается портретный и проблемный очерк. В целом, вероятно, можно говорить о передвижении очерка из художественно-публицистических в группу собственно публицистических жанров.
Развитие рекламного дела в конце 90-х годов привело к интенсивному росту газетной рекламы. Рекламная информация хорошо сочетается с готовыми жанровыми формами, поэтому газетная реклама предстает в виде различных газетно-публицистических жанров, изменяя их предметное содержание и целеустановку. Диапазон их широк: от скупого рекламного объявления (скорее, жанра деловой речи) до рекламного очерка. В обследованном материале рекламный характер имели 24 публикации, среди них рекламная корреспонденция, обзор, отчет, репортаж, очерк (при этом публикации, содержащие скрытую рекламу, в которой используются преимущественно неязыковые способы воздействия на сознание потребителей, пока не учитывались).
3. Комбинирование в одном тексте фрагментов различной жанровой принадлежности, которое, не разрушая целостности текста, сохраняет, тем не менее, самостоятельность его частей. В журналистской практике возникают наиболее устойчивые комбинации жанровых форм в пределах одного текста, например «интервью  портретный очерк», «интервью  рецензия», «интервью  комментарий», «заметка  анонс». Разные издания и разные авторы могут отдавать предпочтение тем или иным комбинированным жанрам. В обследованном материале комбинированные жанры составляют около 20% от общего количества. Особенно высокую «сочетаемость» обнаруживает жанр комментария, легко вступая в комбинации с различными жанрами; склонны к образованию комбинаций также жанры статьи и рецензии, в чем можно усмотреть проявление уже упоминавшейся тенденции к усилению авторского начала в газетных публикациях. Комбинирование затрагивает композиционный аспект жанра и, по-видимому, может приводить к возникновению новых жанровых форм.
В целом наблюдения носят предварительный характер, но позволяют наметить направления дальнейших исследований динамики жанровой системы современной газеты на русском языке.
Литература
Виноградова В. Б., Кукушкина О. В., Поликарпов А. А., Савчук С. О. Компьютерный корпус газетных текстов русского языка конца XX века // Русский язык: исторические судьбы и современность. Международный конгресс. Москва, МГУ, 13–16 марта 2001 г.: Тезисы докладов и материалы. М., 2001.
 
Русский язык и Московский университет
А. В. Степанов
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
русский язык, Московский государственный университет, филологическое отношение к языку,
терминологическое отношение, эстетическое отношение
 
Для университетского образования наука всегда представлялась кульминационным пунктом духовного развития. Но уровень языковой семантики не всегда в полной мере соответствовал уровню научного мышления. Русского языка науке временно как бы недоставало: наглядный пример — существование такого его квазизаменителя, как «научная позиция».
Оттого поиски, находки и открытия профессоров Московского университета разных его факультетов и кафедр были направлены на всемерное развитие сознательного отношения к русскому языку.
1. Направление филологическое: русский язык словесности (литературы), цель — служить «критике словесных произведений». Трудами профессоров-филологов А. Ф. Мерзлякова, И. И. Давыдова, Л. В. Щербы, Г. О. Винокура, В. В. Виноградова, А. И. Ефимова и др. доказано, что смысл произведений нельзя постичь, минуя форму — русский язык, стиль. Да и современный международный эталон отношения к русскому языку диктуется отношением к русским писателям.
2. Направление терминологическое: русский язык естествознания — по прямой аналогии с «пользой книг церковных в российском языке». «Я вольный сын эфира…» В Библии нет ни одного места с упоминанием об эфире — «межзвездном пространстве, наполненном поперечными электрическими и магнитными волнами» (А. Г. Столетов, лекция «Эфир и электричество»).
Но «научный труд приводит, хоть и медленно, к постижению Божеской правды» (Менделеев).
Вместе с тем исторически перманентный для языка науки поиск «родных настоящих имен» (словосочетание из рассказа Гаршина «Attalea princeps»), т. е. сохранение в слове целостности семантической структуры и экспрессивных качеств, прерывался массой слов-дескрипторов. В Актовом зале МГУ на лекции академика-математика П. С. Александрова лектору был задан вопрос, владеет ли математика средствами русского языка, функциональным стилем. Он же — профессор мехмата — ответил: классическая владела, современная довольствуется усвоенным из-за рубежа жаргоном, преимущественно двумя его глаголами — кальками «иметь» и «являться».
Нам вспомнились записи, сделанные Достоевским: «Иностранные языки ужасно полезны, но не иначе как когда заправился на русском языке. А русский язык именно в загоне. Наши ученые — хорошие специалисты, но они не образованны».
В последней четверти XX века эта асимптота — специальности и образованности — была детерминирована в трагической записке профессора МГУ: «Естествоиспытатели перестали опираться на плечи Достоевского, Л. Толстого».
3. Направление — эстетическое: функция воздействия «широким синтезом, каким задается искусство» (А. Столетов), «красотой слова» (Н. Умов).
Русский язык XX века отмечен в Московском университете новым народившимся стилем — научно-популярным: системой средств для передачи знаний (правда, в науке слово не только передатчик, но и демиург) как для неповященных, так и для специалистов смежных областей. Этот стиль персонифицирован писателем Леонидом Леоновым в романе «Пирамида» в образе студента 2 курса физического факультета Никанора Шамина, впрочем, к концу века ставшего адептом тонкой электроники — Большой науки. В середине же века к нему обратился начинающий литератор, двойник Родиона Раскольникова, с вопросом: «Чувствуешь, как начинается флаттер нашего бытия?»
Физический термин — самопроизвольное колебание крыла — к концу века разросся в негативный символ — флаттер (саморазрушение) государства, общества и… русского языка.
Выступая в Московском государственнном университете, президент Франции Шарль де Голль присоединил к имени Ломоносова для иностранца многозначительный перифраз: «основоположник законов русской речи», для аналогии сославшись на своего соотечественника — грамматиста Вожа (Вожла). На кого бы иностранные визитеры ни ссылались, как, например, испанский король Хуан I упоминал «идеалистическую мечту человечества» по роману «Обломов» (мы знаем, что его автор — бывший студент словесного отделения Московского университета), ассоциации с русским языком и с Московским университетом присутствовали всегда.
Русский язык и Московский университет — синонимы диалектические. Первое издание «Слова о полку Игореве» стало в Московском университете предметом обсуждения (с участием Пушкина) исторической подлинности русского языка XII века. Просторечие поэмы «Сашка» определило ее автора — студента Александра Полежаева — рядовым на войну с Чечней. Через полвека Ив. Турегнев, бывший студент Московского университета, прозаическим стихотворением «Русский язык» обеспечил будущие поколения крылато постоянным триединством эпитетов. «Кто были те русские люди, которые создали и прославили “великий, могучий и правдивый русский язык”?» На риторический апостроф к одному из съездов естествоиспытателей был тут же дан положительный ответ: в первую очередь художники слова, затем ученые-профессора… Московского университета.
Но неужто и вопрос, и ответ ныне звучат только ностальгически, подобно стихотворению в прозе?
 
Проблема нормы в современной устной научной речи
Р. С. Стоянова
Государственный институт русского языка им. А. С. Пушкина
норма, кодификация, асистемность, языковая система, нормализация
Summary. The contemporary oral scientific speech is characterized by regular breach of codified language standards and raising of new language phenomena. It is connected with the manifestation of some inner tendencies of development of the language system and the action of asystemic tendencies. These processes can lead to summing up of some special norms that are peculiar for oral scientific speech.
 
Языковая практика в России последних десятилетий свидетельствует о постоянных нарушениях и отступлениях от кодифицированных норм в публичной речи, в том числе и в устной научной речи. Причины этой тенденции разные — они могут быть как чисто языковыми, так и экстралингвистическими, причем нынешняя языковая ситуация активизировала воздействие внешних факторов на внутренние факторы эволюции языка.
Для нормализационных процессов определенную роль играет и своеобразная историческая «глубина» живой и актуальной культурной традиции, связанной с функционированием художественной литературы. Кроме того, для кодификационных и нормализационных процессов важны и хронологические рамки ее активного влияния на язык.
Типологически значимым для процессов нормализации литературного языка является также и устранение некоторых вариантов. Происходит изменение статуса нормативного явления (т. е. оставшегося варианта), закрепление его нормативного, узаконенного облика.
Колебательность языковой системы движется от полюса нормы до полюса ошибки, образуя при этом своеобразную шкалу с большим количеством ступеней. Неуловимое колебание литературного стандарта, которое на прошлых этапах состояния системы языка могло быть нормой, может стать недопустимой погрешностью против языковой системы.
Необходимо также обратить внимание на воздействие нормализационных процессов на отдельные стилистически и хронологически маркированные пласты языка.
Важно и то, что в процессе эволюции литературного языка обычно наблюдается существенное расширение функций нормализованной формы языка.
Осознание и исследование особенностей нормализационных и кодификационных процессов и выявление их основных типов и форм имеет огромное значение не тольно для лингвистической теории, но и для всей культуры общества. Важным при этом является признание языковой нормы не как застывшего, но как гибкого и не чуждого изменений явления.
За последние 10 лет наблюдаются очень активные процессы смены не только общественно-политических ориентиров, но и «языковых / речевых вкусов». С одной стороны, появляется регулярное нарушение языковых правил и связанные с этим массовые языковые ошибки как проявление внутренних тенденций развития языковой системы, а также наблюдается нагромождение новых языковых явлений, аномалий. С другой стороны, активизируется влияние норм определенных типов речи друг на друга. Таким образом, мы являемся свидетелями создания новой нормы публичного речевого поведения, в частности — в устной научной речи, занимающей промежуточное положение между сферой собственно научного общения и областью разговорной речи.
К изменению характера и некоторых принципов кодификации могут привести не только изменения социальной и культурной среды, но и смена политической ориентации общества, развитие демократических процессов. Наблюдения над устной научной речью в болгарском и русском языках показывают, что за последнее десятилетие в высокой степени жесткости и обязательности некоторых образцов стало наблюдаться определенное колебание.
Это является следствием «открытости» нормализационных и кодификационных процессов, их принципиальной незавершенности в связи с потенциальными изменениями в жизни данного общества. Вместе с тем нормализационные процессы, характеризующиеся сложными соотношениями со всей историко-культурной ситуацией, корреспондируют и с особенностями языковой системы литературного языка.
Движение и эволюция языковых норм — закономерное и естественное явление. Однако следует различать «допустимое» и «недопустимое» как в языке в целом, так и в жанровых разновидностях устной научной речи в частности. В связи с этим можно говорить о системных и асистемных явлениях в речи литературно говорящих людей, в частности в речи специалистов на темы науки.
Нужно отметить, что имеется ряд трудностей при уточнении границ объекта исследования, то есть типов норм в устной научной речи. Эти трудности создаются наличием языковых фактов, связанных с действием новых асистемных тенденций в современной русской устной научной речи.
Определенный языковой факт может расцениваться как системный с точки зрения устной литературной речи и как внесистемный с точки зрения кодифицированного литературного языка.
Наблюдения над нормализационными процессами показывают, что значительная роль в формировании совокупности норм в рассматриваемой функциональной разновидности русского литературного языка принадлежит смене локальной и функциональной ориентации литературного языка, а также его отношению к традиции, длительности этой традиции, степени ее замкнутости или открытости различным изменениям, асистемным влияниям. На современном этапе наблюдаются ситуации, когда старая и новая традиции сосуществуют определенный период времени, что в отдельных случаях может привести к их функциональному распределению по разным сферам общения.
Литература
Лаптева О. А. Стратификация литературной нормы // Stilistika. № 3. Opole, 1994.
Лаптева О. А. Нормативность некодифицированной литературной речи // Синтаксис и норма. М.: Наука, 1974.
Лаптева О. А. Общелитературные и специфические элементы при определении статуса устной публичной литературной речи // Структура лингвостилистики и ее основные категории. Пермь, 1983.
Языковая норма. типология нормализационных процессов // Отв. ред. В. Я. Порхомовский, Н. Н. Семенюк. М., 1996.
Русский язык конца XX столетия (1985–1995) // Отв. ред. Е. А. Земская. M.: Языки русской культуры, 2000.
 
Жанр извинения в русской речи
Т. В. Тарасенко
Красноярский государственный университет
речевой жанр, речевой этикет, перлокутивный эффект, извинение
Summary. The etiquette speech genre «apology» from the viewpoint of theory of genre is described in the article. It’s peculiarity, structure and conditions of functioning are distinguished.
 
Для этикетного речевого жанра (далее — ЭРЖ) извинения характерно следующее: адресат оценивает поведение говорящего как отрицательное и предполагает, что другой участник ситуации ответственен за его отрицательное состояние. Согласно этикету, говорящий, ставший инициатором негативного действия, должен извиниться. Компонент «вина» существенен для ЭРЖ извинения и является условием успешности для русского речевого общения. Если говорящий не ответственен за действия по объективным причинам или не может влиять на них, он может «отводить» извинения, используя РЖ сообщение (информатив). Надо заметить, что даже обычные коммуникативные действия говорящий может представлять как требующие особой затраты сил адресата: извинения за беспокойство, за просьбы и т. д., такие действия реализует прием «ложной значительности». В последнее время, как отмечает Т. М. Николаева, в русском речевом общении наметилась тенденция употреблять извините в нейтральных ситуациях «вместо традиционной рамки стимул (пожалуйста, будьте добры, скажите и под.)  реакция (слова благодарности)».
Этикет предписывает обязательное употребление извинения при отношениях «равный / равный», «старший / подчиненный (младший)»: подчиненный (младший) всегда извиняется перед старшим; когда этого не происходит, то либо следует прекращение общения, либо за автором закрепляется репутация грубого или невоспитанного человека. Говорящий, объясняя свое поведение, в качестве аргумента может ссылаться не только на недостатки воспитания, возраст, но и на особые обстоятельства или состояние автора, которые позволяют простить его действия. Чувство «вины» заставляет говорящего приносить извинения за поступки, которых он не совершал, но считает и себя ответственным за отрицательное состояние адресата, поэтому и приносит извинения.
Особый случай ЭРЖ извинения — метаизвинение — приносится говорящим за нарушение правил поведения, приличия и свое речевое поведение, вернее, нарушение правил речевого поведения — [Земская, Ширяев], например: Так что «собачья филология» — отнюдь не чушь собачья, извините за каламбур (Вечерний Красноярск. 1994. 17 нояб.).
Говорящий старается «предусмотреть» негативные действия, поэтому могут последовать извинения за действия, которые не произошли.
Адресат как пострадавшая сторона может по-разному оценивать действия автора: 1) адресат прощает автора, об этом он может сказать или промолчать, но своим поведением показать, что простил; 2) адресат отрицательно оценивает действия говорящего, но не требует за них извинений, так как подобные действия являются частью «имиджа» автора; 3) адресат считает, что автор нанес ему серьезный ущерб, поэтому не может удовлетвориться просто извинениями, требует публичных извинений или обращается в суд.
Адресат может не принять извинений автора, так как считает, что извинения не могут изменить его отрицательное эмоциональное состояние или исправить существующее, о чем свидетельствуют не совсем этикетные высказывания: Не нужны мне твои извинения; Что изменят твои извинения.
Возможны случаи, когда на оценку ситуации влияет третий участник-наблюдатель, у которого наличествует собственная оценка ситуации, события-повода или поведения говорящего: он может просто высказать это автору, а может потребовать от него извинений в пользу адресата, в таких случаях позиция наблюдателя в ситуации всегда выше позиции автора.
Фактор, который может послужить построению типологии, — значимость события, его последствий для участников коммуникации. За незначительный проступок, за беспокойство, просьбы, нарушение правил приличия говорящий извиняется, употребляя формулу извини(те). За действия, поступки, которые имели для адресата серьезные последствия или повлияли на его жизнь, говорящий извиняется, употребляя формулу прости(те) [Ратмайр].
Стандартные ситуации, в которых отрицательная оценка «запланирована», могут обходиться без извинений. Близкие отношения коммуникантов позволяют им определенную «вольность» в выражениях, за которые не извиняются.
Фактор коммуникативного будущего предполагает обязательную ответную речевую реакцию адресата, которая будет перлокутивным эффектом на ЭРЖ извинения. Акт прощения обслуживают «формульные» выражения типа: Ничего, ничего; Ничего страшного; Какие пустяки [Акишина, Формановская].
Особый интерес вызывают незапланированные перлокутивные эффекты, когда происходит отход от стандартного сценария/
1. Если прощение не следует, то акт извинения не считается выполненным окончательно и требует повторения.
2. Адресата не удовлетворяют извинения автора, он требует других способов «удовлетворения»: судебных, физических, материальных.
3. Адресат принимает извинения, но перлокутивного эффекта нет, так как извинения уже ничего не могут изменить в жизни адресата.
ЭРЖ извинения может быть представлен серией речевых актов в ситуациях, когда говорящий на свои извинения получает извинения от адресата, который берет на себя часть ответственности за происшедшие события.
Языковое воплощение ЭРЖ извинения — императив извините / простите в перформативном употреблении, который обладает директивными свойствами [Шелингер], и форма извиняюсь (разг.). На основание этого в работе утверждается, что императивность и директивность формы извините делают ЭРЖ извинения более энергичным (термин Т. В. Матвеевой), чем другие этикетные жанры.
Формулы извинения в обыденной речи адресатно ориентированы извини(те), в официальной речи они предполагают экспликацию автора, например: От имени Аэрофлота просим извинения за задержку самолета и связанные с этим беспокойства. Таким образом, авторская или адресатная ориентированность различают официальные и бытовые формулы ЭРЖ извинения.
Типы языковой реализации ЭРЖ извинения перечислены ниже.
Говорящий употребляет только одну клишированную формулу, так как участникам ситуации не требуется объяснений.
Формула  событие-повод, которое, в свою очередь, представлено целой серией презентаций: а) самостоятельная предикативная единица; б) придаточная предикативная; в) номинализованная конструкция с предлогом за.
Жестовыми эквивалентами ЭРЖ извинения являются прижимание руки к груди и «выпрашивание» извинения, стоя на коленях.
Литература
Акишина А. А., Формановская Н. И. Русский речевой этикет. М., 1986.
Земская Е. А., Ширяев Е. Н. Русская разговорная речь: итоги и перспективы исследования // Русистика сегодня. Язык: система и ее функционирование. М., 1988. С. 121–152.
Ратмайр Р. Функциональные и культурно-сопоставительные аспекты прагматических клише (на материале русского и немецкого языков) // Вопросы языкознания. 1997. № 1. С. 15–22.
Шелингер Т. Н. Нетрадиционно выделяемые коммуникативные единицы современного английского языка: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Л., 1986.
 
Частицы как показатель специфики внутринациональных речевых культур
Е. В. Уздинская
 
1. Известно, что употребление частиц тесно связано с прагматической стороной общения и отражает специфические принципы функционирования национального языка, вследствие чего перевод частиц на другой язык является чрезвычайно сложным.
2. Особенности функционирования частиц характеризуют не только каждую национальную культуру, но и речевые культуры, выделяемые внутри национального языка (элитарную, литературно-разговорную, просторечную, народно-речевую и др.). Выявление указанных особенностей позволяет глубже понять специфику той или иной речевой культуры.
3. В данном исследовании сопоставляется функционирование частиц диалектной речи (ДР), в которой воплощается народно-речевая культура, и литературно-разговорной речи (РР), характеризующей элитарную и литературно-разговорную речевую культуру. Материалом для исследования послужили тексты РР и ДР (Вологодск., Рязанск., Самарск. и Орловск. обл.), общим объемом около 105 тыс. единиц.
4. Исследование обнаружило ряд отличий в системах частиц ДР и РР: а) несовпадение в материальном составе частиц; б) большая вариативность частиц ДР (ведь, вет, это, ить, вит и т. п.); в) наличие специфических функций одной и той же частицы в ДР и РР. Последняя особенность наиболее тесно связана со спецификой внутринациональных культур. Задачей данного исследования является установление несовпадающих функций одной из наиболее типичных для ДР и РР (и при этом значительно более употребительной в ДР) частиц — частицы -то.
5. Основное значение -то в ДР и РР формулируется нами следующим образом: «-то характеризует предметы и ситуации как такие, знания о которых относятся к основной, центральной части всех общих знаний говорящих. При этом в момент употребления частицы данные предметы и ситуации отсутствуют в сфере внимания говорящего». Данное (инвариантное) значение в определенных контекстах может модифицироваться, что позволяет выделить другие значения -то, общие для ДР и РР: актуализация (выделение компонента из ряда однорядных (Я-то сыграюсь [Орл.]); эмоционально-экспрессивное (Вот играла-то [Орл.]); снятие категоричности высказывания (Где ты жить-то будешь? [РР]). Значения -то реализуются в разнообразных функциях, набор которых в ДР и РР очень близок. Так, первичное, основное значение -то (отсылка к известному) обусловливает функционирование -то а) как показателя темы высказывания, упомянутой ранее ([О кудрях] Ну кудри-то любили [Волог.]); б) как средства уточнения (Надя, мати-то евова [Волог.]); в) как средства связи предикативных единиц в составе сложного предложения (Экзамены-то с девятого, успею [РР]); г) как показателя связи между частями текста, обычно при возвратах к уже обсуждавшейся теме (…Да! И вот этот Анохин-то / я уж договорю [РР]), а также в других функциях. Вместе с тем отсылочное значение определяет у частицы  то в ДР ряд специфических функций, отсутствующих в РР: 1) -то может выступать как средство перехода к новой части текста, связь которой с предшествующей частью обычно слаба, трудноуловима ([О работе] А там перерыв месяц был / тоже с мужичком-то хорошо жила / красавец / робят наделали // [Волог.]). При этом компонент с частицей до этого может не упоминаться. 2)  то может характеризовать высказывание как вставную часть текста, находясь также при не упомянутом ранее компоненте. 3)  то используется при объединении высказываний, отражающих типичные ситуации прошлого, ассоциативно связанные в сознании говорящего (Чураки тяжелые / на санки-то навалю / ребята-то ругаюцца [Волог]). 4)  то может выступать как показатель связи между высказываниями, отражающими различные эпизоды одного события, «случая» (Поехали поздно // А вечером… А лошадь-то сплутовала да меня с большей-то дороги туды / в заполек / к стогам вывозила // [Волог.]). Во всех указанных случаях  то может отмечать компонент, обозначающий предметы и явления, не упоминавшиеся ранее (а иногда и неизвестные данному собеседнику), но относящиеся к некоторому устойчивому набору предметов и действий, важных для диалектоносителя: мать, муж, санки, лошадь, молоть и т. п.
6. Специфика функционирования  то в ДР обусловлена важной ролью частицы при выражении текстовых связей, принципиально отличных от текстовых связей в письменной речи; организация диалектного текста основана не на логическом упорядочивании компонентов, а на перемещении внимания собеседника на как бы уже существующие в его сознании предметы и ситуации. Частица  то, выступая как средство напоминания об этих предметах и ситуациях, служит своеобразным показателем связи между элементами текста. Подобная организация текста возможна при наличии большой доли общих знаний всех говорящих и преимущественно устном характере их общения, что характеризует народно-речевую культуру. Отмеченные особенности в организации ДР позволяют соотнести ее с «мифологическим» (терминология Б. М. Гаспарова) типом мышления, в отличие от «исторического», характеризующего развитую письменную культуру.
 
 
Английский в сетях русского: интерференция в компьютерном жаргоне
Л. Л. Фёдорова
Российский государственный гуманитарный университет
компьютерный жаргон, интерференция, фонетическое, семантическое освоение, языковая игра
Summary. The subject deals with the phenomena of interference in the russian computer slang, of language game
 
Одной из черт современного состояния русского языка является усиление роли англоязычных элементов. Английский проникает в основном через профессиональные подъязыки и жаргоны, прежде всего через компьютерный жаргон. Освоение профессиональной компьютерной лексики осуществляется путем интерференции, т. е. наложения двух языковых систем: английской на русскую. При этом происходит проникновение «волн», исходящих из английского языка, в «сети», заданные системой русского языка; в процессе этого контакта английский выступает как суперстрат, или язык-лексификатор, а русский как субстрат. Этот процесс охватывает разные уровни языка. «Волны», исходящие из английского, распределяются на два потока: один идет через фонетику, т. е. освоение английского слова происходит через его звуковую форму, другой поток идет через семантику, т. е. непосредственно через содержание, не затрагивая исходную звуковую оболочку языковой единицы.
Особенностью компьютерного жаргона являются игровые приемы формирования его единиц. Поскольку носителем жаргона выступает в первую очередь молодежь, людическая функция жаргонного словоупотребления выдвигается на первый план. Так, наряду с традиционными способами фонетического освоения иностранных слов — через транскрипцию, т. е. с ориентацией на произношение языка-источника (например, бейсик — Basic, виндоуз — Windows, гейм — game), или через транслитерацию — с ориентацией на орфографию (гама — game, гамовер — Game Over), используются и игровые способы: через графическое сближение с русским алфавитным прочтением — здесь уже осуществляется интерференция графических систем взаимо-
действующих языков, например: Васик (Basic), зухель
(Zyxel — «модем фирмы Zyxel»). Вариантом последнего случая можно считать набор английской аббревиатуры русскими буквами, когда кодовое соответствие задано клавишей компьютера (PLS — ЗДЫ, RE от reply — КУ).
Обычно этап фонетического освоения влечет за собой и следующий этап — грамматическое освоение. При этом происходит включение лексемы в русскую словоизменительную парадигму. Однако вовсе не всегда происходит полное морфологическое оформление. Некоторые существительные могут до поры до времени сохраняться в несклоняемой форме, например Интернет.
Процесс освоения английской языковой единицы можно представить на схеме.
Полное грамматическое освоение предполагает заполнение словообразовательного гнезда, в которое встраивается «перелетная» лексема (даже от несклоняемых существительных возможно образование прилагательных: интернетовские сайты).
Наиболее ярко процесс интерференции проявляется на этапе семантического переосмысления лексемы. Здесь включаются механизмы каламбура — звукового переноса, производящие сближение исходной единицы с семантически не связанной с ней русской. Например: девица (от device), сорриться (от sorry), батон (от button), думать (от DOOM), квакать (от QUAKE), Голый дед (от GOLD EDIT), брякпойнт (от breakpoint) и т. п.
Возможен и принципиально иной путь освоения английской языковой единицы, независимый от ее звукового облика. Здесь в игру вступает ее план содержания. Возможны следующие механизмы интерференции: словообразовательное калькирование (междумордие — от Interface, мелкомягкие — от Microsoft) и семантическое калькирование (Воротов — от Gates, окошки — от Windows, мышь — от Mouse). Процесс семантического калькирования дополняется развитием сети синонимических наименований, например: окошки — форточки, стекла, ставни; мышь — хвостатая, мыша, мышатина, крыса.
 

АНГЛИЙСКИЙ
ЯЗЫК  
I. ФОНЕТИЧЕСКОЕ
    ОСВОЕНИЕ
1. Транскрипция
 2. Транслитерация
  3. Графическое
      сближение
II. ГРАММАТИЧЕСКОЕ
      ОСВОЕНИЕ
 1. Морфологическое оформление
      2. Словообразовательное
      расширение
III.  СЕМАНТИЧЕСКОЕ
        ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ
   на основе звукового или
   графического переноса

IV. СЕМАНТИЧЕСКОЕ
       ОСВОЕНИЕ
1. Словообразовательное     калькирование
 2. Семантическое
     калькирование
  3. Собств. квалиф. номинация
   4. Собств. образная
       номинация
V. СИНОНИМИЧЕСКИЕ      ПРЕОБРАЗОВАНИЯ

       РУССКИЙ ЯЗЫК
 
Таким образом, как видно из схемы, процесс интерференции охватывает разные уровни языка и характеризуется на них различной интенсивностью. Английские лексемы, попадая в сети русской языковой системы, используются как материал для игровых преобразований.
 
 
Современное русское просторечие как динамическая система
В. В. Химик
Санкт-Петербургский государственный университет
лексика, норма, субстандарт, социализация, снижение, культура, развитие языка
Summary. The heads of the report are devoted to the analysis of the modern speech substandard in the real language situation of the Russia. The popular language substandard is represented as a system, as a complex of the different communicative functions and as the language play in the various aspects.
 
1. Городское просторечие и современная языковая ситуация. Одна из очевидных особенностей современной языковой ситуации в России — активизация использования элементов городского просторечия в необычных, ранее не свойственных ему сферах коммуникации — в средствах массовой информации, в официальной речи, в публицистике, в авторском повествовании художественных текстов. Складывающуюся ситуацию можно оценивать по-разному: негативно («варваризация» языка, понижение уровня культуры), индифферентно (происходящее касается лишь уровня речи и не имеет серьезного отношения к языку в целом) и положительно (снятие запретов с речи, демократизация общения — залог развития и обогащения языка). Каждая из оценок имеет свой несомненный резон, но очевидно главное: складывающуюся языковую ситуацию следует серьезно анализировать, изучать как объективную реальность. Реальность же такова, что просторечие в целом — это тоже системное явление, находящееся в сложных, неоднозначных отношениях с кодифицированным языком, с одной стороны, и со всей совокупностью частных языковых субстандартов — территориальных, социально-групповых, социально-профессиональных — с другой стороны. Суть этих отношений — взаимодействие, конкуренция, борьба систем и системных явлений, а именно борьба литературной нормы и массовой традиции, конкуренция общенациональной традиции словоупотребления и частных групповых традиций в социолектах и территориальных диалектах.
Современное городское просторечие — это уже не только и не столько «простонародная» речь, «неправильные» единицы языка, относительно которых уместен запрет употребления (ср.: пoня@ла, шуфер; ездию; мальчуковый; завсегда выпимши и т. п.) и которое представляет так называемое натуральное речевое поведение малообразованных слоев население. Современное просторечие — это также (и в первую очередь) особая функциональная разновидность русского языка, специфическая сфера обиходного, устно-разговорного, нелитературного, по преимуществу экспрессивного и часто вульгарного общения, предполагающего преднамеренное, регистровое употребление ненормативных (субстандартных) единиц с определенными коммуникативными установками.
2. Просторечие как система. В системе культурно-языковых разновидностей русского языка просторечие занимает промежуточное положение между литературным языком, примыкая непосредственно к литературно-разговорной речи — с одной стороны, и местными говорами, социально-профессиональными диалектами — с другой стороны. С этой позицией просторечия соотносится и промежуточное положение массовой культуры как своеобразного феномена цивилизации, которая аналогично располагается «ниже» высокой, элитарной культуры и «выше» профессионально-групповых и традиционных субкультур (Н. И. Толстой).
Данное обстоятельство обусловило закономерную пестроту лексико-семантического и фразеологического состава функционального просторечия, которое включает несколько слоев социализованных субстандартных единиц, различающихся своим происхождением, составом, мерой экспрессивной оценочности и особенностями речевого использования. Всего выделяются три основных слоя городского просторечия: (I) традиционное, (II) жаргонное и (III) деловое просторечие. Выделенные слои неравноценны по объему, по содержанию и по функциям.
Традиционный слой просторечия включает: (1) социализованные «простонародные» единицы (ср.: мамаша, бабуля, окромя, пацан); (2) популярные традиционно-народные номинации (ср.: портки, посиделки, авось, гулять); (3) традиционные обсцентизмы (скатологизмы и матизмы); (4) сниженные и / или грубые просторечные экспрессивы (ср.: дрыхнуть, жрать, рыло, шляться); (5) сниженную разговорно-просторечную лексику и фразеологию (ср.: валандаться, волынить, пузо, обираловка). В основном это субстандартные единицы универсального, массового употребления, но с некоторыми социально-профессиональными или социально-групповыми предпочтениями. Так, маргинальная обсценная лексика чаще встречается в среде лиц «силовых» профессий, простонародные единицы — обычно среди малообразованных лиц, особенно старшего возраста.
Жаргонный слой современного городского просторечия («общий жаргон», «интержаргон», «сленг») — совокупность ненормативных, но социализованных (наддиалектных) слов, значений и фразеологизмов жаргонного происхождения — особая сфера массовой живой речи, открытая, пополняющая разговорный язык, нестабильная подсистема (ср.: балдеть, тусовка, беспредел, вешать лапшу). Жаргонное просторечие обычно окрашивает речь молодежи, журналистов, части творческой интеллигенции.
Деловое просторечие — ненормативные, но социализованные новообразования или англоязычные заимствования, обычно имеющие своим источником официально-деловое, публичное и в то же время неформальное общение. Часто встречаются в устной речи чиновничества, деловых людей разных социальных уровней (ср.: оборонка, социалка, озвучить, хитовый).
3. Просторечие как функциональный регистр. Просторечие как функциональная разновидность национального русского языка является сферой снижения, эмоционально-экспрессивного усиления, а также известного упрощения коммуникации. Если оставить в стороне ситуации натурального речевого поведения с его эксплетивным или реактивным использованием ненормативных единиц, то основными регистровыми функциями современного просторечия окажутся номинативная (обозначение новых реалий или обновление старых), конативная (потребность выражения воздействия на среду) и эмотивная (потребность в экспрессивном самовыражении). В большинстве случаев осознанное и преднамеренное использование ненормативных социализованных единиц в речи оказывается одновременно и актом языковой игры, к которой традиционно стремится говорящий. Языковая игра проявляется в трех основных своих аспектах: социальном, рекреативном и собственно лингвистическом. Социальный аспект языковой игры — реализация антиповедения, манифестация оппозитивности, отказ от языковых стереотипов (ср.: тусоваться, фраер, предки). Рекреативный аспект игры — потребность в психологическом расслаблении, развлечении, речевой забаве (ср.: бормотуха, остаканиться, матюгальник, членовоз, муж объелся груш). Собственно лингвистический аспект игры — «общение с возможностями языка», тренировка, проверка возможностей «инструмента» (ср.: шиз, шизa, шизуха, шизелово; наконтрабаситься, инсульт-привет, чао-какао и пр.). Очень часто ненормативные просторечные единицы оказываются реализациями сразу нескольких коммуникативных функций и проявлением языковой игры одновременно в разных ее аспектах.
 
Подходы к исследованию произносительных особенностей дискурса
(в условиях специальной коммуникации)
М. В. Хитина
Московский государственный лингвистический университет
устный дискурс, разговорная речь, телефонные разговоры, лингвистические и экстралингвистические факторы, просодическая организация
Summary. The basis of the work is an attitude towards the material (telephone talks) under analysis as to the discourse, which includes linguistic and other components. The aim is to find out extralinguistic factors, which influence prosodic organization of establishing text.
 
В последние годы усиливаются тенденции изучения связного текста, предполагающие учет динамической стороны (деятельностного, коммуникационного характера). В связи с этим большое внимание уделяется разговорной речи (РР), а также ее специфическим разновидностям, к которым относятся телефонные разговоры.
Современный русский язык [Лаптева] существует в нескольких формах, в качестве ведущей обычно выделяют язык литературный, включающий две разновидности — письменную и разговорную. Разговорная разновидность реализуется в речи носителей языка в условиях непосредственного, непринужденного, неофициального общения. Тем не менее понятие РР до настоящего времени не имеет однозначного толкования. В данном исследовании РР будет определяться как «разговорный язык» — разновидность литературного языка, употребляемая в условиях непринужденного общения [Земская 1997]. Следует отметить сильную зависимость РР от ситуации, что позволяет не выражать вербально многие содержащиеся в ней элементы сообщения. Ситуация включает условия общения, предметный ряд, время и место, участников, их отношения друг к другу
и т. д. Отмечается, что РР обычно составляет основную часть речевой деятельности человека. Она может быть использована в разных ситуациях общения, при ее изучении необходимо учитывать и лингвистические, и экстралингвистические факторы [Фонетика…]. Среди последних выделяются: социолингвистический аспект, невербальные средства, обстановка речи, индивидуальные особенности голоса собеседников, их манера говорить, психические черты говорящего. С этими факторами связаны лингвистические фонетические характеристики (темп, ритмика, синтагматическое членение и др.). РР отличается от «организованных» типов речи и тем, что переход в разговоре от «обиходно-бытовой» тематики к специальной (в той или иной мере в зависимости от обстановки, важности для говорящих обсуждаемых вопросов и т. п.) способствует изменению характера разговорности, причем переход не требует стилистической мотивировки и не связан с задачами композиционного построения речи [Земская 1973]. По существу РР «многослойна» и в известном смысле «многостильна».
В сознании говорящего существует представление о том, как надо сказать в той или иной ситуации — это некое представление о норме (речевом поведении в различных ситуациях).
С учетом сказанного выше о специфике РР предпочтительным для ее изучения является рассмотрение РР как дискурса, куда помимо текста включаются условия, в которых он реализуется. Наше понимание дискурса близко к его пониманию социологами: «Для социальной коммуникации важно, что в дискурсе отражены не только языковые формы высказываний, но содержится и оценочная информация, личностные и социальные характеристики коммуникантов, их фоновые знания, имплицируется коммуникативная сфера и социальная ситуация» [Конецкая]. Соответственно, различные соотношения экстралингвистических факторов ведут к появлению разных вариантов текстов. Поэтому можно говорить о том, что социальные и личностные характеристики коммуникантов (адресанта и адресата), а также непосредственные условия, в которых протекает общение, будут определять выбор того или иного варианта речи. При этом особый интерес представляет выявление экстралингвистических факторов, определяющих выбор просодического эталона.
Исследования показали, что не все экстралингвистические факторы оказывают одинаковое влияние на различные уровни языка. Так, для физического уровня устного текста важным оказывается учет условий речеобразования, определяющий выбор просодического эталона, в наибольшей степени соответствующего конкретной ситуации. В качестве наиболее значимых для фонетического уровня (на материале исследования иностранных языков) были выделены: подготовленность / неподготовленность речи, социальные отношения между участниками коммуникации, коммуникативное намерение говорящего, сфера коммуникации, вид контакта между коммуникантами, эмоциональное участие коммуникантов, количество участников коммуникации.
Особую разновидность РР составляют телефонные разговоры, характеризуемые отсутствием визуального контакта между собеседниками, использованием специфического канала общения, а также возможными временными ограничениями. Для телефонных разговоров выделяется свой поднабор значимых экстралингвистических факторов [Шустер], сама же речь по телефону имеет особые свойства, отличающие ее от РР [Иванова-Лукьянова]. Тем не менее можно считать, что правомерно и целесообразно рассматривать телефонные разговоры как дискурс, поскольку именно такой подход позволит исследовать особенности порождения речи (и ее просодического оформления) в зависимости от экстралингвистических факторов, разработать классификацию специфического дискурса, оценить собственно лингвистическую структуру, условия общения, характеристики говорящих.
Литература
Грамматические исследования: функционально-стилистический аспект. М.: Наука, 1989.
Земская Е. А. Русская разговорная речь. М.: Наука, 1973.
Земская Е. А. Разговорный язык // Энциклопедия «Русский язык». М.: Большая Российская энциклопедия, 1997.
Иванова-Лукьянова Т. Н. Телефонная бытовая речь — разговорная? // Функциональная лингвистика: Прагматика текста: Межд. конф. Симферополь, 1997.
Конецкая В. П. Социология коммуникации. М.: Межд. ун-т бизнеса и управления, 1997.
Лаптева О. А. Разговорная речь // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990.
Фонетика спонтанной речи. Л., Изд-во Ленингр. ун-та, 1988.
Шустер Л. С. Просодия устного высказывания в условиях телефонной реализации: экспериментально-фонетическое исследование на материале американских разностилевых текстов. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Пятигорск, 1993.
 
Что такое разговорный диалог?
Е. Н. Ширяев
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН
диалог, монолог, жанр, разговорная речь, интенция
Summary. Dialogue is a text created by two communicants one of which (that is, the sender) presents a program of text development while the other (that is, the addressee) takes an active part in realization of that program having no way of crossing its boundaries.
 
Традиционным является деление всех текстов на монологические и диалогические. И те и другие имеют свой непересекающийся набор жанров. Основной сферой функционирования диалога во всем его жанровом многообразии является разговорная речь. Несмотря на то, что в существовании диалога и монолога как некоторых лингвистических реальностей никто не сомневается, их четкое и непротиворечивое определение непросто. Т. Г. Винокур во втором издании энциклопедии «Русский язык» (М., 1997) писала о том, что диалог «содержит противопоставление инициативного и реактивного содержания реплик, связь которых образует, как правило, смысловое целое» (с. 119). Текст типа А. Расскажи о конференции / что интересного // с последующим семиминутным рассказом адресата Б. полностью отвечает приведенному определению диалога. Но можно ли считать текст Б. реактивной репликой диалога? Или это все же монолог? Если монолог, то как квалифицировать в этом несомненно смысловом целом реплику А.? Часто явным или неявным образом диалогом признают такой инициативно-реактивный обмен репликами, который предполагает относительное равное участие партнеров в коммуникации. Однако и этот по сути своей количественный критерий не является надежным. Покажем это на таком примере. А спрашивает Б. в связи с предполагаемой защитой В. докторской диссертации: Ну и что ты думаешь о его (В) работе? Б отвечает: Ну что я думаю // Материал богатый и я бы сказал красивый // Но я бы не торопился с защитой / тем более докторской // Я бы / ну скажу так / поносил бы это в голове / переварил бы получше что ли // И потом вот эта подчеркнутая психологичность / все эти психологические типы / мне кажется зыбко сделано // Ну не знаю / я не психолог // Но вообще-то пусть защищается. На тот же самый вопрос можно ответить предельно кратко: Я в ней (работе) ничего не понял. Как кажется, нет оснований первый от-
вет считать монологом, а второй — реактивной репликой диалога.
Следует, вероятно, признать, что любой текст, как монологический, так и диалогический, предполагает определенную интенцию: он инициируется явно или неявно выраженными запросами. Любая монологическая информация в газете может рассматриваться как реакция на запрос любого читателя Что нового в мире? Реплики типа Расскажи о чем-то, Что ты думаешь по какому-то поводу также несут в себе соответствующую интенцию, предопределяющую общее содержание монолога. Непротиворечивое различие монолога и диалога, как кажется, можно осуществить на основе того, по какой программе развивается текст с заданной интенцией. Монологические тексты целиком планируются и создаются адресатом, к которому поступил соответствующий интенциональный запрос от адресанта. При диалоге адресат не только формулирует общую тему с определенным интенциональным заданием, но и определяет конкретную программу развития темы и, следовательно, текста, непременным и активным участником построения которого должен быть адресат. Адресат не может, не имеет права выйти за пределы заданной программы. В диалоге с инициальной репликой Ты пойдешь на семинар Иванова ответная реплика обязана содержать один из четырех возможных ответов: да, нет, может быть (скорее да, скорее нет) и не знаю. Запрограммированность диалога хорошо видна на примере коммуникативных неудач, ср.: А. А где можно купить ручку с золотым пером / не очень дорогую? Б. Нечего тебе с ума сходить / золотое перо / это же теперь только у миллионеров и президентов / разврат какой-то… А. (прерывая Б.) Не надо меня учить // Ты знаешь или нет / где могут быть не очень дорогие с золотым пером? Б. Не знаю и знать не хочу // А. Вот так и говори.
Различие монолога и диалога с учетом только что приведенного примера хорошо видна, если обратиться к постулату Г. П. Грайса «не говори лишнего» из его «Принципов Кооперации». Диалог не достиг своей цели именно потому, что Б. сказал много лишнего, того, что А. было совсем не нужно. В монологе названный постулат Г. П. Грайса в принципе не действует, потому что создатель монолога сам решает, что является лишним и не лишним в его тексте.
Итак, диалог — это текст создаваемый двумя партнерами коммуникации, один из которых (адресант) задает конкретную программу развития текста, его интенцию, а другой (адресат) должен активно участвовать в развитии этой программы, не имея возможности выйти за ее пределы.
Монолог — это текст, который хотя и инициируется, явным или неявным образом, партнером по коммуникации, но развивается по программе своего создателя без участия или, по крайней мере, без активного участия партнера коммуникации.
Такие определения заставляют прийти к такому, как кажется, нетривиальному выводу: в тексте А. Расскажи / что говорили вчера на собрании / я не мог прийти // Б. Много чего / хорошего только мало реплику Б. следует считать монологом.
Для понимания сути разговорного диалога полезно определить, в каком отношении находится он жанру.
В этом плане несомненный интерес представляют взгляды М. М. Бахтина на жанр, изложенные им в работе «Проблемы речевых жанров» (Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М, 1979). Жанром М. М. Бахтин считает высказывание с определенным тематическим содержанием, стилем и композицией в его отвлечении от каких-то индивидуальных особенностей его реализации. При этом прямо утверждается, что «к речевым жанрам мы должны отнести короткие реплики бытового диалога». Следовательно, диалог — это не жанр, а взаимодействие жанров, например таких, как жанр вопроса и жанр утвердительного ответа: Будешь пить чай? — Буду / и покрепче сделай или жанр отрицательного ответа: Нет / спасибо / я недавно пил. Понять структуру диалога — значит исчислить жанры, которые могут сочетаться между собой и определить закономерности этой сочетаемости.
Диалог как взаимодействие жанров противопоставляется монологу, который является особым самостоятельным жанром. Особо должен быть поставлен вопрос о том, что представляют собой реплики типа Расскажи о чем-то, предваряющие монологи. Вероятно, их можно рассматривать как особые вспомогательные жанры, взаимодействующие с монологическими жанрами. Именно вспомогательный характер таких жанров отличает их от полноценных жанров, формирующих диалог.
Вполне возможна и такая ситуация, когда в одном тексте сочетаются между собой монолог и диалог, ср.: А. Слушай / я вот не устаю удивляться // Стоит года два где-нибудь не побывать / ну на улице какой-то / ну просто не узнаешь / совсем другое место какое-то // Новые дома / совсем другие магазины // Был овощной / теперь шикарный этот / как их зовут / бутик // Б. Где это бутик? А. А вот на Мясницкой / я вчера был // Это же значит жуткая конкуренция // Да вот по-моему и наш подвальчик за эти годы чуть ли не четырех хозяев сменил / да? Б. Да / да / горят (разоряются) они часто.
Разумеется, изучение такого взаимодействия важно для понимания и разговорного диалога, и разговорного монолога.
 
 
Рассказывание анекдота как русский лингвоспецифичный речевой жанр
Е. Шмелёва, А. Шмелёв
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН, Московский педагогический государственный университет
анекдот, прагматика, речевой жанр, текст
Summary. The paper deals with the joke-telling as a specific Russian speech genre and its language-specific characteristics. The authors give a brief account of distinctive characteristics of the speech genre under consideration.
 
«Анекдотом» в собственном смысле слова является лишь такой текст, который может быть рассказан как анекдот, т. е. использоваться в составе соответствующего речевого жанра, который в современной русской городской среде характеризуется четко выделяемыми языковыми особенностями.
Несоответствие требованиям к анекдоту как речевому жанру объясняет, почему многие «анекдоты», публикующиеся в многочисленных сборниках, выходящих в последние годы, на самом деле как анекдоты не воспринимаются и без необходимых модификаций рассказаны как анекдоты в русской среде быть не могут.
Рассказывание анекдота отличается от большинства других речевых жанров тем, что рассказчик (субъект речевого жанра) никогда не претендует на авторство текста анекдота. Когда человек шутит, это предполагает, что он сам придумал шутку. Однако, если даже человек сам придумал анекдот, он должен рассказывать его как услышанный от других людей. Тем самым анекдот характеризуется воспроизводимостью. В то же время, хотя рассказчик подает анекдот как услышанный от других людей, он одновременно рассчитывает, что анекдот неизвестен аудитории.
Чрезвычайно важна принадлежность анекдота именно устной речи. В ряде случаев не рассказываемый текст, а интонация рассказчика, его мимика и жестикуляция создают то, что называется «солью» анекдота.
Важная особенность рассказывания анекдота как речевого жанра состоит в том, что анекдот нормально предваряется особым «метатекстовым» вводом. В этом отличие анекдотов от острот и шуток, которые, напротив, «метатекстовыми вводами» в нормальной коммуникативной ситуации предваряться не могут.
В самом тексте анекдота обнаруживается два языковых слоя: с одной стороны, это речь рассказчика, описывающего то, что происходит; с другой — это речь персонажей, которых рассказчик поочередно изображает. Для каждого из указанных слоев обнаруживаются языковые черты, определяющие функционирование анекдота как особого жанра современной русской устной речи.
В «тексте от автора» все подчинено задачам изобразительности. В нем не встречаются интродуктивные зачины (персонажи анекдота, как и персонажи фольклорного театра, не нуждаются в представлении, они предполагаются известными всем носителям языка и представителям данной культуры). Преимущественное употребление повествователем настоящего времени в анекдотах также связано с особенностями анекдота как «изобразительного» жанра: действие как бы разворачивается в данный момент перед глазами зрителей.
Иную функцию выполняют языковые средства, используемые для изображения речи персонажей. Современный городской анекдот характеризуется относительно постоянным набором возможных персонажей (около четырех-пяти десятков), большая часть которых имеет стабильные речевые характеристики.
Особенно яркие речевые характеристики отличают персонажей анекдотов об этнических меньшинствах. Помимо акцента и типичных грамматических ошибок, сюда относится интонация, склонность к использованию определенных частиц, этикетных формул, диалогические стратегии и т. д. При изображении иностранцев в анекдотах акцент, как правило, не имитируется.
Особый интерес представляют случаи, когда использование той или иной единицы определенным образом коррелирует с какими-то чертами характера, приписываемыми в анекдотах соответствующему персонажу.
Литература
Рассказывание анекдота как жанр современной русской устной речи // Труды Международного семинара «Диалог’98» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Казань, 1998.
Вариативность речевого жанра: русский анекдот // Труды Международного семинара «Диалог’99» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Таруса, 1999.
«Неисконная» русская речь в восприятии русских // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Индрик, 1999.
Рассказывание анекдота как жанр современной русской устной речи: проблемы вариативности // Жанры речи. Саратов: Колледж, 1999.
Языковые особенности малых форм современного городского фольклора // Язык. Культура. Гуманитарное знание: Научное наследие Г. О. Винокура и современность. М.: Научный мир, 1999.
Клишированные формулы в современном русском анекдоте // Труды Международного семинара «Диалог’2000» по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Протвино, 2000.
 
Народно-литературные афоризмы как особый жанр современной русской речи
(семантико-стилистический аспект)
Е. И. Янович
Белорусский государственный университет, Беларусь
современная русская речь, речевой жанр, афоризм, стилистика, текст
Summary. There is a special speech genre of aphoristic statements in Russian speech at the end of the XX century. They belong to contemporaries and participators of the events of the last years, who are not professional literators. Texts of that type may be defined as people’s literary aphorisms. To be compared with literary aphorisms they have semantic and stylistic peculiarity.
 
1. Общественно-политические события конца XX в., которые имели не меньшие социальные последствия, чем события начала XX в., не могли не отразиться в общественном сознании как стремление к переоценке духовных ценностей не только в общественно-политической сфере, но и в бытовой, интимной, общечеловеческой.
В конце 80-х — нач. 90-х гг. особенно возросло внимание к выступлениям, обсуждавшим насущные и давно наболевшие вопросы. Общественный эффект этого вида речевой деятельности в условиях высокого технического уровня средств массовой информации (печать, радио, телевидение) был еще более значительным в сравнении с эффектом ораторских выступлений в годы революций в начале века, в свое время также в достаточной степени влиявших на развитие русской речи.
2. Общественный интерес к публичному слову, печатному и живому, определялся не только тем, что люди услышали то, о чем думали, но не могли высказаться, но также и тем, что этот необходимый обществу смысл был облечен в яркую выразительную форму благодаря публицистическому и ораторскому искусству лучших писателей, журналистов и некоторых политических деятелей.
Эти обстоятельства можно считать теми факторами, которые предопределили, с одной стороны, появление в русской речи высказываний и сентенций афористического содержания и выражения, не принадлежащих профессиональным литераторам, с другой стороны, высокий интерес к этим текстам, выразившийся в том, что многие печатные издания предоставляют им свои страницы (в поле зрения автора находятся тексты такого типа, появляющиеся на страницах еженедельника «Аргументы и факты»).
3. Лаконичные высказывания, содержащие обобщение социального и жизненного опыта человека, литературно обработанные и по своей форме отвечающие условиям афористичности (краткость, запоминаемость, образность) [1], можно рассматривать как тексты особого жанра современной русской речи –– народно-литературные афоризмы (в отличие от известного и давно выделенного жанра — литературных афоризмов, принадлежащих деятелям культуры, науки, политики). Изучение их в семантико-стилистическом аспекте дает материал для суждений о некоторых тенденциях, определяющих функционирование современного русского языка.
4. В тематическом отношении народно-литературные афоризмы чрезвычайно разнообразны. Их содержание затрагивает политику, экономику, культуру, образование, общечеловеческие моральные принципы: отношение к труду, деньгам, ближнему, судьбе, смыслу жизни и мн. др. Интересно отметить, что общая тональность таких высказываний в подавляющем большинстве –– ирония (нередко грустная) над самим собой и над окружающей человека действительностью.
5. Подтверждая свою принадлежность к афористическому жанру, эти сентенции могут иметь характер обобщения жизненного опыта человека вне конкретных исторических условий (Жизнь дается один раз, а удается еще реже; Выжимая сок из народа, следует все же предохранять его от брожения и под.). Но большая часть высказываний такого происхождения отвечают сиюминутным коммуникативным потребностям, будучи тесно привязаны к известным общественным событиям или реалиям: Август 98-го. Рубль сказал: «Поехали!»; Какие славные в России времена! Как хочется работать в Центробанке! и др. Даже в тех случаях, когда вербально выраженные пространственные или временные ориентиры отсутствуют, смысл и прагматическая функция текста остается понятной современникам-носителям русского языка (Скрытая камера до закрытой доведет и под.).
6. Стилистика текстов народно-литературных афоризмов по многим лингвистическим параметрам соответствует требованиям афористичности, одно из которых состоит в развитии переносного употребления опорных в смысловом отношении слов и их метафоризации (см. в приведенном выше тексте развитие переносного значения слова брожение, поддержанное метафоризацией фразеологического выражения выжимать сок). Краткость и запоминаемость текста, которые также входят в понятие афористичности, определяются синтаксической организацией текста, включающей, как правило, две синтаксические единицы, семантически сближенные или противопоставленные по отношению друг к другу (Способности приходится развивать, потребности растут сами). Отношения смыслового противопоставления или сближения, от выражения которых зависит также и степень образности высказывания, обеспечиваются не только на синтаксическом, но и на лексическом уровне (синонимия, антонимия, многозначность), что в целом и создает «игру слов» (Здоровье не купить, им можно только расплатиться).
7. Вместе с тем есть ряд оснований, чтобы при именовании жанра рассматриваемых текстов афоризм ввести определение так называемый. В отличие от литературных афоризмов, которые в смысловом и структурном отношении не воспроизводят ранее созданные образцы, но, наоборот, сами воспринимаются как образцы речетворчества, народно-литературные афоризмы очень часто содержат аллюзии известных литературных или фольклорных цитат, политических лозунгов или являются результатом их переформулировки и «обыгрывания» смысла и формы (Ворон ворону газ не выключит; Народ и мафия бессмертны и под.). Заметная лексическая особенность этих текстов –– включение жаргонных, ругательных слов и фразеологизмов (Отморозков разморозить просто: их надо замочить и др.).
8. Рассмотренные особенности такого речевого жанра, который представляют народно-литературные афоризмы, находятся, очевидно, в связи с языковым сопротивлением общества политико-патетическому официальному жаргону (новоязу), проявившимся в развитии и функционировании особой манеры выражения –– стеба или ерничества [2]. Стилистика народно-литературных афоризмов органично вписалась в русскую речь постсоветского общества, будучи порождена иронизацией и пародированием официально-политического стиля доперестроечной эпохи, которые составляют характерную черту современной русской речи. Возможно, с течением времени этот речевой жанр может испытать семантические и стилистические изменения.
Литература
1. Федоренко Н. Т., Сокольская Л. И. Афористика. М.: Наука, 1990. С. 3.
2. Русский язык конца XX столетия. М., 1996. С. 22–23.