Синтаксис современного русского языка
К проблеме разграничения языковых и речевых синтаксических единиц
С. В. Андреева
Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского
предложение, коммуникатив, гибридное образование, модус, информация, фатика
Summary. In this paper language and speech syntactical units are distinguished. The author draws a conclusion that syncretic (intermediate, transitive) speech units are typical of Russian colloquial speech. When a sentence is compared with communicatives four intermediate communicative syntactic units are distinguished: sentence-fativ, constitutive utterance, hybrid communicative, communicative with formal predicativity.
Понятие коммуникативно-синтаксической единицы шире понятия предложения. В качестве функциональных заместителей предложения в разговорной речи активно «работают» нечленимые речевые образования, отдельные лексемы и даже звуки. Процесс коммуникативации новых непредложенческих структур продолжается.
Практически каждый разговорный диалог охватывает 2 уровня: коммуникативно-информативный (основной) и коммуникативно-организующий (вспомогательный). В реальном диалоге коммуникативно-синтаксические единицы названных уровней переплетаются.
Ядро информативного уровня составляют предикативные высказывания предложенческой структуры. Назовем их предложения-информативы (Пи) и предложения-фативы (Пф). Ядро коммуникативно-организующего уровня формируют коммуникативы (К).
В зоне наложения названных уровней выделяются синкретичные, переходные речевые коммуникативно-синтаксические единицы. Для их обозначения предлагаются термины: высказывания конситуативные (Вк), коммуникативы с формальной предикативностью (Кп), коммуникативы гибридные (Кг — термин О. Б. Сиротининой).
Синкретичные образования выделены на основе двух классификационных признаков: предикативная оформленность и представленность информативной / фатической составляющей. Например, в гибридном коммуникативе наблюдается синкретизм эллиптического варианта предложения и непредикативного коммуникатива (Привет им! Как жизнь? До встречи! Как вы?):
А — Как вы?
Б — Спасибо. Нормально.
Высказывание коммуниканта А — это синтез эллиптического предложения (Как вы? Как вы живете / чувствуете себя?) и этикетной формулы (выражение внимания, участия). Фатический компонент доминирует над информативным (запросом конкретной информации о состоянии здоровья и дел), о чем свидетельствует ответная реплика коммуниканта Б.
Таким образом, между противопоставленными ядерными единицами — предложениями и коммуникатива-
ми — расположены синкретичные образования, которые характеризуются свойствами, совпадающими как с первыми (предикативная оформленность, информативность), так и со вторыми (непредикативность, фатика). Если в коммуникативе отсутствует какая-либо иная информация, кроме модусной, то в синкретичных единицах могут быть элементы пропозиционального содержания. Так, коммуникатив с формальной предикативностью (Слу-у-у-шай! Первый раз тебя без хвоста вижу! — в адрес соседки, идущей без внука, которого она нянчит) представляет собой предикативно оформленное определенно-личное предложение (Слушай!), однако по коммуникативной интенции — это инициальная фатическая реплика, в которой информативная составляющая отсутствует. В других переходных единицах значение предикативности не имеет структурного выражения, носит специфический ситуативно-речевой характер (на схеме это обозначено знаком ±).
Предикативная оформленность (отношение к действительности) коммуникативно-синтаксических единиц
При движении по континуальной оси переходности от предложения к коммуникативу наблюдается постепенное устранение в коммуникативно-синтаксических единицах предикативного признака: от истинной предикативности (в предложении) — к формальной (в коммуникативе с формальной предикативностью), далее к ситуативно-речевой предикативности (в гибридном коммуникативе и конситуативном высказывании) — и до полного отсутствия предикативности (в коммуникативе).
Литература
Сиротинина О. Б. Место предложения в системе разговорной речи // Предложение и слово. Саратов, 1999. С. 38–42.
Проблемы актуального членения сложного предложения.
(на материале сложных предложений, выражающих причинно-следственные отношения)
Е. Н. Виноградова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
сложное предложение, актуальное членение, причина, следствие, союз
Summary. The communicative perspective is usually considered regarding to a simple sentence. Never the less it’s quite obvious that complex sentence has its communicative perspective as well. We study communicative perspective in complex sentences expressing casual-effect relationship. There are following peculiarities in this kind of sentences: possibilities to mark casual or effect part, differentiated and non-differentiated conjunctions, dismembered conjunctions.
Актуальное членение обычно рассматривается относительно простого предложения, однако актуальное членение относится к суперсегментным средствам языка, распространяясь и на сложное предложение. От интонационного оформления зачастую зависит не только выбор формы сложного предложения, но и смысл высказывания в целом. Ср.: Мы зн3аем, ск5олько он работает («Он работает много»); Мы зн3аем, ск2олько он работает («Он работает мало») и Мы зн1аем, сколько он работает («Нам известно количество выполняемой им работы»).
В сложных предложениях, выражающих причинно-следственные отношения, есть целый ряд специфических черт. Это связано прежде всего со спецификой союзных средств, способных оформлять данные отношения. В русском языке существует большой арсенал как причинных, так и следственных союзов, что позволяет автору маркировать либо причинный, либо следственный компоненты сложного предложения и тем самым высвечивать причинную или следственную составляющую. Вошедши в зал, Чичиков должен был на минуту зажмурить глаза, потому что блеск от свечей, ламп и дамских платьев был страшный. Блеск от свечей, ламп и дамских платьев был страшный, так что Чичиков, вошедши в зал, должен был на минуту зажмурить глаза. Отметим, что есть возможность отказаться от экспликации смысловых отношений, выбрав бессоюзное предложение. Вошедши в зал, Чичиков должен был на минуту зажмурить глаза: блеск от свечей, ламп и дамских платьев был страшный. Блеск от свечей, ламп и дамских платьев был страшный — Чичиков, вошедши в зал, должен был на минуту зажмурить глаза.
2.1. Корпус причинных союзов достаточно определен в работах русистов и не вызывает больших разногласий [1].
2.1.1. Все союзные средства делятся на 2 группы относительно актуального членения.
2.1.1.1. Дифференцированные относительно актуального членения союзы — это группа собственно рематических союзов, способных выступать лишь в реме.
К ним относятся причинные союзы потому что, ибо, тем более что и частица ведь.
2.1.1.2. Недифференцированные относительно актуального членения союзы — они могут выступать как в теме, так и в реме. Это остальные причинные союзы, к которым относится также целый ряд т. н. отпредложных причинных союзов типа из-за того что, благодаря тому что, в результате того что, на основании того что и т. д.
Таким образом, актуальное членение определенным образом накладывает ограничения на выбор формы сложного предложения, выражающего причинно-следственные отношения. Так, если причинная компонента, которую автор маркирует, находится в тематической части, автор должен выбрать союзное средство исключительно из недифференцированных средств.
Большинство производных причинных союзных средств могут существовать в двух ипостасях: расчлененной и нерасчлененной, т. е. содержать в себе границу синтагматического членения. Не расчленяются союзы так как, тем более что. Ср.: Он Лидочку больше всех нас любил, … так как она маленькая, и оттого еще, что больная… Вышесказанное положение (2.1.1.1.) относится только к нерасчленяемым союзам. В расчлененной ипостаси причинные производные союзы (в том числе союз потому что) могут находиться в разных частях предложения. Ср. союз потому что может выступать в расчлененной форме: Он Лидочку больше всех нас любил потому, … что она маленькая, и оттого еще, что больная…; передвигаясь вплоть до инициальной позиции. Он Лидочку больше всех нас потому любил, … что она маленькая, и оттого еще, что больная…. Он Лидочку потому больше всех нас любил, … что она маленькая, и оттого еще, что больная… Он потому Лидочку больше всех нас любил, … что она маленькая, и оттого еще, что больная…. Потому он Лидочку больше всех нас любил, … что она маленькая, и оттого еще, что больная….
Отметим, что при союзе в расчлененной ипостаси рема актуализируется сильнее, чем при союзе в нерасчлененной ипостаси, так как тематическое ударение падает на первую часть союза.
2.2. Обычно рассматриваемый корпус следственных союзов не совпадает с фактическим положением дел. Так, в РГ-80 [1] выделяется только союз так что, вместе с тем имеется ряд следственных средств, коррелирующих с причинными союзами. Это т. н. что и это-союзы: от того что: от этого / от чего, из-за того что: из-за этого / из-за чего, благодаря тому что: благодаря этому / благодаря чему, вследствие того что: вследствие этого / вследствие чего, в результате того что: в результате этого / в результате чего, в силу того что: в силу этого / в силу чего, на основании того что: на основании этого / на основании чего, исходя из того что: исходя из этого / исходя из чего, по причине того что: по причине этого / по причине чего, в связи с тем что: в связи с этим / в связи с чем, ввиду того что: ввиду этого / ввиду чего, под видом того что: под видом этого / под видом чего, под предлогом того что: под предлогом этого / под предлогом чего, судя по тому что: судя по этому / судя по чему. Ср.: Угрозы непонятны полякам, из-за того что страх неизвестен им. Страх неизвестен полякам, из-за этого угрозы непонятны им. Страх неизвестен полякам, из-за чего угрозы непонятны им. В функционально-коммуникативном описании [2] языка нам удобнее считать данные средства союзными. Такая соотнесенность это-, что-, то-союзов не является специфически причинно-следственной. Ср. употребление этого типа союзов для выражения целевых отношений: для того, чтобы; для этого; для чего.
2.2.1. Все следственные союзные средства исключительно рематичны. Таким образом, маркированный следственный компонент вообще не может находиться в теме. Другими словами, у автора нет возможности маркировать следственный компонент, находящийся в теме. Следственный компонент может находиться в теме только в бессоюзном предложении. В сложносочиненном предложении союз и маркирует следственный компонент в реме и не может маркировать причинный компонент. Ср.: Аннушка разлила масло, и заседание не состоится. Это-союзы могут парцеллироваться и тем самым принимать актуальное членение простого предложения, выступая в собственно теме. Ср.: Он был сильно болен. Из-за этого он не смог приехать. В то время как что-союзы являются более связанными и не имеют способности выступать в простом предложении: Аннушка разлила масло, из-за чего заседание не состоится.
Литература
1. Русская грамматика. М.: Наука, 1982.
2. Всеволодова М. В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса: Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка. М.: Изд-во МГУ, 2000.
К вопросу о темпоральной перспективе перформативных высказываний
Войводич Дойчл
Filozofski fakultet, Novi Sad, Югославия
темпоральная перспектива, каузиуемое сказуемое, (не)мобильный, перформативный, русский язык, сопоставительный
Summary. The paper analyses the temporal perspective of the causative activity (mobile / immobile predicate in the proposition) and the ways to express it in performative utterances.
1. Перформативные высказывания, представляющие собой высказывания с глаголами речи в 1-м л. ед. ч. имперфективного презенса индикатива, одним произношением которых говорящий, обращаясь к адресату, выполняет эквивалентные им действия (акты), можно рассматривать как структуры со специфичными лексико-грамматическими (синтактико-семантическими) корреляциями, отражающими сочетательные потенции каждого из перформативных глаголов.
2. Среди таких корреляций выделяется предикативная (пропозициональная) валентность, связанная с характером темпоральной перспективы управляющего (здесь перформативного) глагола и тем самым с (не)мобильностью дополнения-сказуемого в пропозиции, обладающего объектной присловной позицией, т. е. «правой интенцией». Данное сочетание осуществляется прямой связью или опосредованно — с помощью союзов «что» и «чтобы» в русском языке и их эквивалентов в других языках (см., в частности [1], [2], [3]).
3. В зависимости от валентностных потенций большинство перформативных глаголов (в иллокуции) может сочетаться лишь с каузируемым действием (придаточным дополнительным сказуемым) в пропозиции, имеющим немобильную (суженную) темпоральную перспективу, отличающуюся или только проспективной, или только ретроспективной семантикой, в то время как (придаточное) сказуемое у некоторых перформативов имеет мобильную (расширенную) темпоральную перспективу, обладающую «полной», трехплановой временной семантикой (см. [1], [4]).
3.1. Пропозиция перформативов с мобильной перспективой (какими являются глалолы типа сообщать, уверять, ручаться, клясться, спорить и т. д.) отличается свободным употреблением форм (сказуемого) с любой темпоральной перспективой — претеритальной, презентной, футуральной; ср.: Клянусь (тебе), что (по)любил, люблю, полюблю (буду любить) тебя и твоих детей.
3.2. Сказуемое в пропозиции перформативов с немобильной перспективой в большинстве случаев выражается средствами с признаками футуральности (объединяющими как формы будущего и настоящего времени, сослагательного наклонения, инфинитива и императива, так и различные модальные конструкции), в то время как его выражение претеритальными средствами является очень редким.
3.2.1. Футуральной перспективой (проспективностью) отличаются в первую очередь прескриптивные и автопрескриптивные перформативы (просить, требовать, приказывать, советовать, обязываться, обещать и т. п.); ср.: Прошу (тебя) устроить (устрой; чтобы ты устроил) меня на работу; Обещаю (тебе) привезти (что привезу) сувенир из Москвы.
3.2.2. Претеритальной перспективой (ретроспективностью) обладает небольшая группа глаголов с общим значением осведомления (адресата) с происшедшими событиями, как, например: признаваться, обвинять и т. п. (ср.: Признаюсь, что тебя вчера обманул).
3.3. Для пропозиции некоторых перформативов характерна предметная (неглагольная) или даже нулевая предикативность. Глаголы, с помощью которых реализуются данные перформативные высказывания, имеют, как правило, немобильную семантику, проявляющуюся лишь имплицитно. Речь идет преимущественно о глаголах, обладающих футуральной (проспективной) семантикой (назначать, увольнять, отменять, завещать, приглашать, проклинать, благословлять и пр.); ср.: Завещаю тебе мою библиотеку ( «чтоб ты в будущем пользовался ею» и т. п.); Благословляю тебя, сын мой! ( «чтоб ты был счастлив» и т. п.).
4. Анализ каузируемого говорящим действия (сказуемого в пропозиции перформативных высказываний), оформляющегося в русском языке с помощью различных глагольных форм и конструкций, дает основу для сопоставительного исследования (в первую очередь русского и других славянских языков) и тем самым для выявления специфики каждого из сопоставляемых языков, сходства и различий между ними и вообще их типологических характеристик в данной сфере, что, в частности, можно использовать в учебных целях в качестве презентации лингвистического и коммуникативного содержания в иноязычной аудитории.
Литература
1. Ивич М. О маркированности предиката придаточных предложений по признаку мобильности // Исследования по славянскому языкознанию: Сборник в честь шестидесятилетия профессора С. Б. Бернштейна / Отв. ред. Е. В. Чешко. М., 1971.
2. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл: логико-семантические проблемы. М., 1976.
3. Апресян Ю. Д. Синтаксическая обусловленность значения // Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. II: Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995.
4. Войводич Д. О валентности перформативных глаголов в славянских языках // Зборник Матице српске за славистику. Бр. 56–57. 1999.
Образная семантическая модель предложения как производная структура
Т. М. Воронина
Уральский государственный университет им. А. М. Горького, Екатеринбург
семантические модели, метафорические модели, лексико-семантические группы
Summary. Annotation: This work is devoted to investigation of a phenomenon of metaphorical semantic model in dynamic aspect. The author presents the metaphorical semantic model of a sentence as a structure which is made by interaction of basic and auxiliary models.
Выделение образных (метафорических) семантических моделей как объекта исследования базируется на денотативно-лексическом подходе к изучению семантической структуры предложения, представленном в Экспериментальном синтаксическом словаре «Семантические модели русских глагольных предложений» [1]. В этом словаре СМ (семантические модели) выделяются на основе анализа ряда предложений, объединенных тождеством отображаемой ситуации и наличием в качестве предикатов глаголов определенных ЛСГ. Обобщение семантических комплексов глаголов дает базовую СМ — предикатно-актантную структуру, включающую компоненты, необходимые и достаточные для отражения типовой ситуации, ее участников и релевантных признаков. Первичность СМ определяется тем, что ее компоненты (прежде всего предикат) содержат лексические наполнители прямого, первичного значения. Но есть глаголы, которые входят в те или иные ЛСГ во вторичных, переносных значениях. Это дает основание говорить о метафорических, образных СМ, организуемых такими глаголами в качестве предикатов.
Представляется актуальным изучение образных СМ предложений исходя из понимания метафоры как динамической сущности. В самом деле, в исследованиях последнего времени акцентируются положения о семантической двуплановости метафоры1 как языковой, лексической единицы2; о производности метафорических высказываний как речевых единиц, имеющих «определенную деривационную историю в синхронии» [2]. По аналогии можно предположить, что образные СМ предложений также являются единицами производными, образованными взаимодействием двух исходных семантических структур. Эти структуры: базовая («зеркально» отображающая определенную ситуацию) и вспомогательная (так же «зеркально» отображающая ситуацию, с которой сопоставляется данная). Допущение о том, что в структуре образной СМ могут быть по-разному представлены и взаимодействовать компоненты исходных структур, снимает некоторые теоретические вопросы. Так, например, Н. И. Бахмутова пишет о том, что «изменение денотативной отнесенности приводит к противоречию между реальной структурой ситуации и способом ее языкового обозначения» [3]. Если же подойти к анализу образной СМ не с позиций того, как вспомогательная СМ «приспосабливается» к отображению ситуации, а посмотреть на образную модель как на результат взаимодействия базовой и вспомогательной СМ, то противоречия нет.
Рассмотрим в качестве примера образные СМ предложений, отображающих ситуацию понимания. Так, понимание может уподобляться ситуации субъектного помещения (предложения с глаголом проникать).
На первый взгляд, обе модели трехкомпонентны, структуры сходны: S–P–Cont (кто-л. понимает что-л.), S–P–Loc (кто-л. проникает куда-л.). Однако если представить образную СМ как результат взаимодействия, «наложения» базовой (понимание) и вспомогательной (субъектное помещение) СМ, то обнаружим следующую картину:
S – P – Cont S – P – Loc S (баз и всп) – P ( Рвсп) – Cont ( Locвсп)
кто-л. понимает,
будто проникает в смысл, подобный
закрытому пространству
Предикат вспомогательной СМ, становясь предикатом образной СМ, акцентирует такую характеристику ситуации процесса понимания, как приложение усилия (за счет актуализации ДС: проникнуть — ‘Преодолев какую-л. преграду, пройдя сквозь что-л., оказаться внутри чего-л.’ [МАС]). Употребление этого глагола в качестве предиката понимания влияет также на синтаксическое оформление позиции Content: с предлогом в; это свидетельствует о том, что в русском языке такой элемент ситуации понимания, как смысл, содержание, может образно представляться как некое закрытое пространство.
Таким образом, анализируя образные СМ предложений, отображающих ситуацию понимания, сопоставляя компоненты базовой и вспомогательной СМ, можно выявить, что и каким образом в ситуации понимания обозначается метафорически. Предикат вспомогательной СМ, выступая в качестве предиката образной СМ, актуализирует различные характеристики самого действия. Актанты базовой СМ, занимая место при предикате вспомогательной СМ и получая синтаксическое оформление в соответствии с его синтаксическими валентностями, служат дополнительным средством создания образности, метафорического представления тех или иных конструктивных элементов ситуации.
Литература
1. Семантические модели русских глагольных предложений: Экспериментальный синтаксический словарь: Проспект / Под общ. ред. проф. Л. Г. Бабенко. Екатеринбург, 1998. 172 с.
2. Симашко Т. В., Литвинова М. Н. Как образуется метафора. Пермь, 1993. С. 27.
3. Бахмутова Н. И. Глагольная метафора в синтагматическом аспекте // Вопросы стилистики: Стилистические средства языка. Саратов, 1984. С. 31.
Словосочетание как объект функционально-коммуникативной грамматики
(к постановке проблемы)
М. В. Всеволодова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
Практика преподавания русского языка как неродного выявила новые аспекты в подходах к традиционным единицам и объектам языка. Одним из таких объектов оказалось словосочетание (с/с). Не отрицая когнитивной ценности теории с/с, разработанной В. В. Виноградовым, мы предлагаем обсудить некоторые аспекты этого лингвистического феномена, выявившиеся, во-первых, в рамках современной лингвистической парадигмы (многоуровневость предложения, наличие содержательного инварианта — типовой ситуации — как некоторой конфигурации образов, денотативных ролей), а во-вторых, в ходе анализа специфики функционирования русского предложения, в первую очередь его коммуникативной (актуализационной и трансформационной) парадигм, показавшего, что с/с не всегда вставляется в предложение как конструктивный модуль, а часто формируется при речепостроении в зависимости от целого ряда факторов и, кроме того, активно участвует в актуальном членении (АЧ) предложения (О. А. Крылова). Назовем некоторые факторы и результаты наблюдений, стимулировавшие постановку проблемы.
1. Статус с/с в составе единиц синтаксиса и собственно языка. Состав единиц и объектов функционально-коммуникативного синтаксиса, в отличие от традиционного, включает в себя: синтаксему, с/с, предложение-высказывание как отображение некоторой объективной денотативной ситуации со всеми субъективными осложнениями и данным АЧ, дискурс и текст как условия функционирования предложения-высказывания. Наблюдения над функционированием с/с заставляют поставить вопрос: единицей какого уровня является с/с — языка или речи?
2. Определение с/с. В соответствии с определением лингвистической энциклопедии, с/с представляет собой синтаксическую конструкцию, образуемую соединением двух или более знаменательных слов на основе грамматической подчинительной связи — управления, согласования и примыкания, то есть характеризуется конъ-
юнкцией смысловой и формальной связи. При этом подразумевается, что грамматически главное слово всегда является и семантически главным. С/с имеет свою парадигму, определяемую морфологической парадигмой грамматически главенствующего слова. Всегда ли грамматически главенствующее слово является и семантически главным? Ср., например, описательные предикаты (ОП) типа заниматься уборкой, произвести выстрел, синего цвета, где носителем смысла является
зависимая словоформа. В концепции В. В. Виноградова
___________________________________
1 Ср. сформулированную еще в 50-е гг. А. Ричардсом идею: «Когда мы используем метафору, у нас присутствуют две мысли о двух различных вещах, причем эти мысли взаимодействуют между собой внутри одного единственного слова или выражения, чье значение как раз и есть результат этого взаимодействия» (Теория метафоры, 1990. С. 46).
2 См., например, работы Н. Д. Арутюновой, К. К. Жоля, Г. Н. Скляревской, В. Н. Телия.
компоненты с/с не могут находиться в отношениях предикации и должны иметь прямой для данного типа связи порядок слов; например, в предложении …мерзавцы ведут… жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь удобную (Горький) адъективно-именные конструкции, где сохраняются смысловые и грамматические связи, по Виноградову, являются не с/с, а сочетаниями слов. Не являются ли такие ограничения с/с излишне схоластичными? Функционально-коммуникативный подход требует рассмотрения «поведения» с/с в предложении, а не просто
вычленения с/с из структуры предложения. В концепции В. В. Виноградова субстантивные сочетания с зависимой именной словоформой, например рассказы охотника, рассматриваются как вторичные по отношению субстантивно-адъективным: охотничьи рассказы. Понятие изосемии ставит это утверждение под сомнение.
3. Природа с/с. С/с в традиционной грамматике — только номинативная единица, целиком, как некоторый модуль, вставляемая в цепочку словоформ при создании предложения. Языковой материал и практика преподавания русского языка инофонам показывают, что с/с возникают и при трансформациях предложения, например: Он пришел поздно, чему мы все удивились Его поздний приход удивил нас; и просто в ходе создания предложения. Поскольку содержательную основу предложения составляет его денотативная структура как конфигурация образов, представленных на языковом уровне своими именами, образовать с/с могут разные пары «фигурантов», причем появление с/с — явление многофакторное, определяемое как коммуникативными задачами адресанта речи, так и словообразовательным, морфологическим, синтагматическим, коммуникативным потенциалом каждого из слов, а также некоторыми условиями текста. Ср. невозможность номинализации в предложении Он приплыл поздно, чему мы все удивились. Ср. возможное: звери и птицы Африки, но не: *крокодилы Африки, а только: африканские крокодилы и крокодилы в этой реке (не *речные крокодилы, и не *крокодилы этой реки). Соответственно, каждое конкретное с/с, даже будучи построено по определенной модели, индивидуально. Отсюда можно сделать вывод: модели с/с, как и словесные формы, — единицы языка; конкретные реализации этих моделей, как и конкретные словоформы, — явление речи.
4. Смысловые связи между компонентами с/с. Распространенные с/с. С/с, как и предложения, строятся на основе закона семантического согласования, который реализуется в механизмах валентности (читать книгу), грамматического присоединения (читать сыну, бежать быстро) и импликации (умывать лицо, мыть руки, промывать глаза). Сочетаемость обеспечивают как лексические (просидеть час), так и грамматические (например, видовые) семы (сидеть час). В ОП (работать вести работу) выбор экспликатора определяется и аспектуальными характеристиками: производить / произвести ремонт ( завершить) — заниматься ремонтом. Наряду со с/с, где смысловые связи осуществляются непосредственно между его компонентами: Он хорошо бежит, — есть с/с, например, с глаголами креативного действия, где смысловые связи осуществляются фактически между распространителями стержневого слова: Он хорошо пишет стихи Он пишет хорошие стихи.
5. С/с и АЧ. В традиционной грамматике из с/с исключаются подлежащно-сказуемостные сочетания и все случаи, когда компоненты сочетания находятся в отношениях предикации. Однако: 1) среди ОП есть случаи, когда образуется с/с с именительным падежом — подлежащим, который не может быть признан субъектом предложения, поскольку сочетание, куда он входит, есть семантический предикат, ср.: Он скромный Ему // свойственна скромность; Ландшафт степи однообразен Для ландшафта степи // характерна однообразность; 2) отношения предикации между компонентами подлежащно-сказуемостной пары могут нейтрализоваться: Характер сестры // испортился У сестры // испортился характер, невозможное, например, в корейском или китайском языках, где возможно только предложение первого типа; 3) компоненты регулярного с/с могут встать в отношения предикации: Я купил интересную книгу Книгу я купил интересную. В языках с грамматикализованным порядком слов здесь будет сложное предложение типа Книга, которую я купил, интересная; 4) как показала О. А. Крылова, именно порядок слов в с/с определяет интонационный рисунок предложения, ср.: Я купил // интересную Íкнигу (нейтральная интонация — ИК–1) и: Я купил // книгу интересную (акцентное выделение, ИК–1 смысловое). Напомним, что у В. В. Виноградова такие случаи из разряда с/с выводятся. Может быть, важнее отметить свойственную славянским с/с способность активно участвовать в АЧ и в том числе способность с/с устанавливать отношения предикации между своими компонентами, что невозможно в языках с грамматикализованным порядком слов?
6. С/с и сочетания слов. Расширение объема понятия «словосочетание» не означает размывания его границ, поскольку основным остается наличие грамматической, формальной связи. В предложении возможны случаи наличия смысловой и отсутствия формальной связи, когда данное сочетание слов не имеет своей парадигмы на основе морфологической парадигмы грамматически стержневого слова: 1) разрыв формальных связей при переводе связанной синтаксемы в обусловленную в случае изменения ее коммуникативной позиции: Онегин — сосед Лариных Онегин Лариным — сосед У Лариных сосед — Онегин, где во втором и третьем случаях налицо смысловые связи при отсутствии формальных; 2) смысловые связи, в частности на основе сильной валентности, например у терминативов или градуативов с контекст-партнером — носителем соответствующей семы: За час прошли трое, ср. неотмеченность *За час прошли люди; С каждым днем все больше людей приходят сюда; ср. неотмеченность *С каждым днем сюда приходят люди. Думается, что наличие формальной связи при отсутствии смысловой невозможно.
Литература
Виноградов В. В. Вопросы изучения словосочетаний // Виноградов В. В. Избранные труды: Исследования по русской грамматике. М.: Наука, 1975.
Крылова О. А. Коммуникативный синтаксис. М., 1992.
Дативные предложения как один из типов предложений русского языка
Н. И. Гришина
Московский государственный открытый педагогический университет им. М. А. Шолохова
синтаксис, системный подход, комбинаторика компонентов, парадигматика
Summary. This article describes Dative sentences as a separate type of sentences in the modern Russian language. Dative sentences are the units with the semantic subject, expressed by the nouns in Dative case (mainly without the grammatical subject, expressed by a noun in Nominative case). Dative sentences form the combinatorial paradigm together with sentences of other types.
К дативным предложениям предлагается относить модели «субъект — предикат» вида Ему не спалось; Детям радостно; Детям радость; Ему нет сна; Ему не до сна; Ему невмоготу; модели «субъект — предикат — объект» вида Ему слышались звуки; Ему не слышалось звуков; Ему видна школа; Ему видно школу; Ему не видно школы; Ему книги радость; Ему книги в радость и другие, отличительным признаком которых служит способ выражения носителя предикативного признака формой дат. п. существительного (местоимения).
Систему предложений русского языка можно структурировать, разместив группы синтаксических единиц в виде упорядоченного объединения, которое можно назвать «комбинаторная парадигма». При ее построении учитываются комбинаторные возможности компонентов предложения: 1) признаковых слов, посредством которых описываются предикативные признаки субстанций, и 2) предметных существительных, посредством которых описываются сами субстанции.
Идеальная парадигматическая сеть, позволяющая исчислить предложения на основании потенциальных вариантов комбинирования их компонентов, состоит из ячеек, образуемых при пересечении проекций отрезков, принадлежащих соответственно двум взаимно перпендикулярным линиям. Количество отрезков на горизонтальной линии носителя предикативного признака определяется числом форм падежей, свойственных данному языку. Отрезки же на вертикальной линии предикативного признака соответствуют как минимум четырем категориям слов (финитный глагол Vf, прилагательное Adjf, признаковое существительное N1, наречие или сочетание существительного с предлогом Adv / N2…), к которым при необходимости могут быть добавлены и слова других категориальных разрядов (инфинитив, императив, глагольное междометие и проч.).
Через призму комбинаторной парадигмы множество простых предложений может быть представлено структурированным по типам (номинативный, генитивный, дативный и т. д.) и, в рамках каждого типа, по классам (глагольный, адъективный, субстантивный, адвербиальный). Предложения именно этих четырех классов приведены выше в качестве примеров предложений дативного типа. Номинативный тип также формируют четыре класса предложений: Он работает; Он веселый; Он — само веселье; Он в веселье. Что же касается конструкций других типов, то в них субъектный и предикатный компоненты наиболее регулярно сочетаются для образования предложений субстантивного класса: генитивный тип: У него тоска; У него нет страха; инструменталисный тип (т. е. тип предложений с субъектом в тв. п.): Между ними совет да любовь; Меж ними нет ссоры; локативный тип: В нем радость; В нем нет страха; в ряде случаев возможным является и образование класса предложений с отъадъективным предикативом: генитивный тип: У них неладно; инструменталисный тип: С ним плохо.
Благодаря принципу систематизации предложений с помощью комбинаторной парадигмы становится очевидным, что в синтаксической системе русского языка помимо номинативных предложений (т. е. предложений с семантическим субъектом в им. п.) представлены предложения других, неноминативных типов, один из которых, и весьма продуктивный, представляют дативные предложения.
К предложениям дативного типа относятся и конструкции, в которых диктумное содержание осложнено дополнительными смыслами, получающими вербальное воплощение: 1) фазисными — Ему перестало, не стало спаться; Ему начинает, перестало быть весело, Ему сделалось весело; Ему продолжало быть не до разговоров, Ему стало невтерпеж; Ему не стало житья и 2) волитивно-модальными — Ему хочется работать; Ему необходимо работать; Ему нужда работать; Ему нет надобности работать; Ему надо, невмоготу, без надобности, в охоту работать. К модальным дативным предложениям следует отнести и классы конструкций с невербализованным модальным смыслом — инфинитивные: Ему уезжать; Ему не уехать (известные в древнерусском и активно используемые в современном русском языке), императивные: Все уехали, а мне дома сиди; Ему хоть на улицу не выходи (появившиеся в современном языке). Все эти конструкции занимают свои ячейки в комбинаторных парадигмах предложений соответствующих моделей.
В заключение отметим, что способ объединения синтаксических единиц в комбинаторную парадигму предложений позволяет увидеть интерпретирующие возможности национального языкового сознания и дает наглядное представление о наличии в системе языка тех типов и классов русских предложений, которые различаются прежде всего формой грамматического выражения субъектного и предикатного компонентов. Формулировка такого способа оказалась возможной во многом благодаря идеям, изложенным в работах В. А. Белошапковой, М. В. Всеволодовой, Г. А. Золотовой, С. И. Кокориной, Т. П. Ломтева, И. А. Мельчука, Е. А. Седельникова. Что касается дативных предложений, то они, являя собой специфический фрагмент русской языковой системы, вместе с тем обнаруживают и черты, которые в свете вышесказанного можно толковать как типологически обусловленные.
Временные сложноподчиненные предложения
среди рамочных сложноподчиненных предложений
Р. Гузман Тирадо
Гранадский университет, Испания
синтаксис русского языка
Summary. In the report we analyze one of the aspects compound time sentences in Russian, the division of this kind of sentences into two types: time sentences properly speaking and durative time sentences. In the paper we study their typical conjunctions, situation of both parts of the compound sentence, pragmatics, and taxical-aspectual relations, according to the prof. Anatoli M. Lomov’s trend.
К временным сложноподчиненным предложениям до сих пор принято относить все без исключения построения, в которых придаточная часть фиксирует значение времени. Последнее, однако, как было уже выяснено около трех десятков лет назад, в основе своей неоднородно.
Как установили ученые, временные обстоятельства, распадаются на два больших разряда, которые не терпят никакого компромисса. К первому разряду относятся обстоятельства, фиксирующие момент времени, то есть указывающие на то, когда именно существовала обозначаемая ситуация: Завтра он будет сдавать экзамен; Во время полета сестра чувствовала себя неважно.
Во второй разряд входят обстоятельства длительности, акцентирующие внимание на том, как долго существовала ситуация, за какое время она была реализована, каким временем были ограничены ее последствия: Мы занимались с ним два часа; Мать приехала к сыну на неделю.
В середине 90-х годов было показано, что двучастное членение временного значения действительно не только для лексических квалификаторов времени, но и для придаточных времени — в том смысле, что во временных сложноподчиненных предложениях также могут обозначаться и момент времени (Когда мы пришли к нему домой, он почему-то смутился; После того как все дела были улажены, мы попрощались с хозяевами), и длительность существования (или осуществления) ситуации (Мы сидели молча до того момента, когда пришел отец; Пока сестра мыла посуду, Петр успел убрать комнату).
Указанные разряды сложноподчиненных временных предложений, будучи неоднородными и в содержательном, и в формальном отношениях, естественно, требуют раздельного рассмотрения, в процессе которого мы будем пользоваться терминами «собственно временные сложноподчиненные предложения» и «длительно-временные сложноподчиненные предложения».
В собственно временных сложноподчиненных предложениях одна из частей (чаще всего придаточная, реже главная) называет ситуацию, через отношение к которой устанавливается время существования ситуации, обозначенной другой частью предложения (чаще всего главной, реже придаточной). Неоднозначность распределения указанных ролей между частями сложного предложения (функцию темпорального квалификатора выполняет то придаточное, то главное; объектом темпоральной квалификации является то главное, то придаточное) определяется тем, что временные сложноподчиненные предложения, подобно генеративным, используют оба варианта включения, т. е. придаточные в их составе могут быть и автосемантичными, и синсемантичными [Ломов].
Длительно-временные сложноподчиненные предложения отличаются от собственно временных предложений тем, что в них фиксируется не время существования ситуации главной части, а длительность ее реализации. Специфика этих предложений может быть понята лишь на фоне лексических элементов длительности, которым четко противопоставлены обстоятельственные элементы, называющие момент времени.
В работе рассматриваются обa типа временных предложений в их вариантах с придаточным автосемантичным и с придаточным синсемантичным: их союзы, взаиморасположение главной и придаточной частей, синтаксические структуры в главной и придаточной частях, oбъективно-модальные свойства, прагматическая квалификация и таксисно-аспектуальные отношения.
Литература
Ломов A. M. Типология русского предложения. Воронеж, 1994.
К вопросу о роли субъекта в сложном предложении
Н. В. Ермишкина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
сложное предложение, модусные смыслы, субъектная перспектива, точка зрения, текстовые функции
Summary. Тhis report deals with the problem of subject in complex sentence with adverbial clause of time не успел… как from the viewpoint of communicative grammar. The author considers different types of subjects (such as subject of action, subject of perception, subject of speech) and the ways of their manifestation in the semantics, textual functions and formal characteristics of the parts of complex sentence.
1. Сложное предложение, представляющее собой результат взаимодействия минимум двух предикативных единиц, характеризуется признаками, присущими тексту (см. [1], [2], [4]). Это, в частности, проявляется в существовании такого важного фактора, как говорящее лицо, в компетенции которого оказывается выбор различных языковых средств. Этим обусловливается необходимость изучения сложного предложения с точки зрения соединения в нем объективного и субъективного компонентов значения. Явления, которые наблюдаются в ряде конструкций, мы рассмотрим на примере сложного предложения фразеологизированной структуры с временным придаточным типа не успел… как.
2. Многими исследователями отмечалось соединение объективного (временные отношения, быстрое следование) и субъективного (квалификация субъектом второй ситуации как неожиданной или преждевременной) компонентов в данных конструкциях (см. [5], [6], [7]). Подход, представленный в «Коммуникативной грамматике русского языка» [1], в частности идея субъектной перспективы (см. [1], [3]), позволяет обнаружить особенности субъективных, модусных смыслов и определить, каким текстовым субъектам они принадлежат (субъекту действия, субъекту-наблюдателю, субъекту-говорящему). В связи с этим необходимо проанализировать роль точки зрения субъекта в объединении двух предикативных единиц в рамках полипредикативной конструкции, а также конкретные способы проявления роли субъекта, в частности в регистровой принадлежности предикаций, их текстовых функциях и особенностях семантики предикатов.
3. Необходимым элементом данной конструкции является вербализованная или невербализованная модусная рамка (в первой или второй части), которая служит средством указания на субъект восприятия. Сравним два примера: Не успела бричка совершенно остановиться, как он уже соскочил на крыльцо, пошатнулся и чуть не упал (Гоголь) и В то время как глуповцы с тоскою перешептывались… к сборищу незаметно подъехали …градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков… (Салтыков-Щедрин). В первом из них модусная рамка не вербализована: предикативные единицы сообщают только о диктумных событиях. Во втором примере первая часть второго предложения не указывает на диктумное событие, а обнаруживает субъект восприятия (обыватели), с точки зрения которого вторая ситуация оценивается как неожиданная, а информация о предшествующем диктумном событии находится за пределами конструкции —
в предтексте. Указание на субъект восприятия может содержаться и во второй части: Не успел он сделать двух шагов, как увидел бегущих навстречу соседей (Григорович).
4. Существенный фактор, влияющий на характер предикативных единиц, — это моно- или полисубъектность данной конструкции. Моносубъектность наряду с модусным значением первой части налагает ограничения на семантику и функции второй части конструкции. Ср. возможность предложения Не успел он опомниться (оглянуться), как увидел (почувствовал, очутился)… при невозможности *Не успел он опомниться (оглянуться), как пошел в магазин, где во второй части употреблен предикат, обозначающий целенаправленное, осознанное субъектом действие. Если конструкция полисубъектная, то не существует ограничений на целенаправленность / нецеленаправленность последующего действия: Не успел господин Голядкин опомниться, как отворились изнутри дверцы кареты и сидевший в ней господин выпрыгнул на крыльцо (Достоевский).
5. Роль субъекта проявляется в выборе коммуникативного регистра и подрегистра (повествовательного или описательного), а также в употреблении предикатов в определенных текстовых функциях. Соединение в рамках одного предложения, сообщающего о динамической смене ситуаций, разнофункциональных предикатов (например, аористива в первой части и перфектива во второй) может свидетельствовать о перерыве в восприятии субъекта-наблюдателя: Мы и догадаться еще не успели, что хочет сделать Зобар, а уж Радда лежала на земле, и в груди у нее по рукоять торчал кривой нож Зобара (Горький). В данном примере модусный субъект, названный в первой части, наблюдает только результат действия другого субъекта, тогда как динамика совершения этого действия осталась вне его восприятия.
6. В частях сложного предложения может обнаруживаться смена субъектов восприятия, которая находит свое выражение в употреблении разных временных форм: Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку. Не успел дудочку к губам поднести, а дудочка сама играет, выговаривает… (Сказка). В первой части данного предложения прошедшее время указывает на точку зрения автора (субъекта речи), во второй же части авторское время меняется на время героя, в связи с чем употреблена форма настоящего времени.
Литература
1. Золотова Г. А., Онипенко, Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
2. Ляпон М. В. Смысловая структура сложного предложения и текст. К типологии внутритекстовых отношений. М., 1986.
3. Онипенко Н. К. Идея субъектной перспективы в русской грамматике // Русистика сегодня. 1994. № 3.
4. Онипенко Н. К. Сложное предложение на фоне коммуникативной типологии текста // ВЯ. 1995. № 2.
5. Русская грамматика. Т. 2. М., 1980. С. 558–560.
6. Черемисина М. И, Колосова Т. А. Очерки по теории сложного предложения. Новосибирск, 1987, с. 67–68.
7. Шувалова С. А. Смысловые отношения в сложном предложении и способы их выражения. М., 1990. С. 52.
Русское сложноподчиненное предложение: аспекты семантической классификации
А. А. Загнитко
Донецкий национальный университет, Украина
синтаксис языка, сложноподчиненное предложение, семантическая классификация
Summary. The writer of the article considers problems of classification bases Russian complex sentences, defines (determines) nature semantic elementary and semantic of nonelementary, formal elementary sentences, communicative types of parsed sentences, installs a significance of semantic discrepancy.
Все известные классификации сложноподчиненных предложений (СПП), как правило, обосновывались: 1) на отождествлении подчиненной части (ПЧ) статусу или функции члена предложения главной части (логико-грамматическая классификация — Ф. И. Буслаев и др.); 2) на определении дифференцирующих признаков средств подчинения — союзов и союзных слов, установлении значимости соотносительного или опорного слова главной части (ГЧ), при этом значительное внимание уделялось классификации этих средств (формально-грамматическая классификация — А. М. Пешковский, Л. А. Булаховский и др.); 3) на выявлении значимости типа синтаксической связи и типа семантико-синтаксической соотношение ГЧ и ПЧ; установлении дифференцирующего признака членимости (расчлененные) / нечленимости (нерасчлененные) всей структуры СПП (структурно-семантическая классификация — Н. С. Поспелов, В. А. Белошапкова и др.). В последнее время значительно расширились попытки представить всеобъемлюющую классификацию русских СПП, учитывающую: а) признак семантической элементарности / семантической неэлементарности, по которому весь состав СПП дифференцируется на семантически элементарные (Были времена, когда процветала торговля) и семантически неэлементарные (Его суровое, худое бритое лицо, испугавшее Катю, когда он появился в прихожей, теперь смягчилось и казалось еще более усталым. А. Н. Толстой) — обе части СПП являются семантически неэлементарными); б) признак формальной элементарности / формальной неэлементарности, по которому весь корпус СПП разделяется на формально элементарные (Он писал всюду, где его заставала жажда писать. К. С. Паустовский) и формально неэлементарные (Но кажется, что песня все еще длится, что ей нет и не будет конца. И. А. Бунин); в) коммуникативной установки, что позволяет разграничивать СПП повествовательного (…Он один взвалил на себя бремя общего надзора за лесными делами, в результате чего к нему прислушивались в редакции, в нем заискивали коллеги. Л. М. Леонов), вопросительного (Куда же ушло то, что было? С. Л. Конецкий), желательного (Приди она вовремя к больному, который лежал в соседней палате, все осталось бы по-прежнему. С. С. Соснихин), побудительного (Пусть сильнее будет радость наша, чтоб всем открылась причина сегодняшних изменений. С. А. Знаменский) типа. Не менее значимым является дифференциация типов русского СПП по признаку синтаксической связи между главным и подчиненным компонентами, ср. разграничение присловного и детерминантного типов связи и дифференциацию собственно присловного (Из редакции Антошка пошел на Невский, где купил дорожный, военного фасона костюм. А. Н. Толстой) и присловно-коррелирующего (Каждый, кто переправляется через Музгу, обязательно посидит у шалаша дяди Васи. К. Паустовский) в пределах первого и собственно детерминатного (Если бы мне предложили что-нибудь из двух: быть трубочистом в Петербурге или быть здешним князем, то я взял бы место трубочиста. А. П. Чехов) и детерминантно-коррелирующего (Мы вернулись в Россию в конце декабря, после чего жена провела месяц у отца. С. Л. Толстой. Ей нужно было не опоздать в театр, отчего она очень торопилась. А. П. Чехов) — в пределах последнего. Присловно-коррелирующая связь характеризуется значительным диапазоном структурных и смысловых разновидностей, поскольку охватывает симметричный / асимметричный / псевдосимметричный аспекты. Симметричной является связь, предполагающая структурно-смысловую корреляцию антецедента и союзного слова. По смысловым параметрам указанные СПП дифференцируются на: а) СПП субстанционального типа, где антецедент является носителем субстанциональной семантики (Опрокинули тех, кто уже добрался до берега, кинулись в воду, дрались на середине реки. А. Н. Толстой); б) СПП адъективного типа — антецедент представляет экспликант атрибутивной семантики (Тишина такая, какая бывает только перед рассветом. Б. А. Лавренев); в) СПП адвербиальной семантики, в которых антецедент реализует значение места (Где силой взять нельзя, там надобна ухватка. И. А. Крылов), времени (Знание только тогда знание, когда оно приобретено усилиями своей мысли, а не одной памятью. Л. Н. Толстой). СПП асимметричной структуры формируются антецедентами атрибутивной семантики и асемантическими союзами типа что, чтоб, реже сравнительными союзами словно, словно бы, как: Золотистые зрачки ее потемнели, она нахмурилась, сдвигая брови, и вытирала губы салфеткой так крепко, чтоб все поняли: губы у нее не накрашены (М. Горький); Сейчас не такой мороз, чтобы шубу надевать и др. Псевдоасиметричные СПП представляют в структурном плане корреляцию антецедента то, полностью нивелированного в семантическом плане, и асемантических союзов любого типа (что, чтоб): Но я делал то, что считал необходимым… (М. Горький).
Таким образом, семантический аспект классификации русских СПП основывается на общепринятом понятии семантической элементарности / неэлементарности и квалификации пропозиции как «модели называемого предложением «положения дел», как объективного содержания предложения… в отвлечении от всех… его субъективных смыслов…» (В. А. Белошапкова). Вместе с тем такой подход не раскрывает своеобразия смыслового соотношения главной и ПЧ в целостной структуре СПП. Целесообразной представляется дифференциация СПП на основании вхождения / невхождения ПЧ в смысловой объем ГЧ, вследствие чего образуется смысловая целостность. Указанная оппозиция позволяет разграничить СП интенсионального и экстенционального типа. Интенсиональными СПП являются такие образования, в которых ПЧ включена в смысловой объем опорного компонента активной валентности, находящегося в ГЧ, и таким образом транспонирующегося в смысловое целое ГЧ: Пусть думает, что знакомство с университетом мне не запомнилось (А. А. Ваятель); Говорят, что лето будет холодным. Экстенсиональными СПП являются такие структуры, в которых главная и ПЧ вступают в смысловое взаимодействие, что приводит к образованию целостного объемного понятия, «отображенного в нашем сознании множеством (классов) предметов, каждый из которых имеет признаки, зафиксированные в исследуемом понятии» (Н. И. Кондаков), самой ситуации: Когда она играла внизу на рояле, я вставал и слушал (А. П. Чехов); Я на все готова, только бы мама выздоровела (К. С. Паустовский); Известно, что, переезжая быстрые речки, не должно смотреть на воду, ибо тотчас голова закружится (М. Ю. Лермонтов). Экстенсиональные СПП дифференцируются на следующие семантические классы: а) темпоральные, б) сравнительные (противопоставления, сопоставления), в) причинно-следственные (собственно причины, несобственно причины, уступительные, цели, условия, следствия). Отдельно находятся релятивные СПП, особенностью которых является характеризующий признак ПЧ и потенциальная неограниченность таких атрибутивных компонентом: Доронин смотрит на нее долгим, неотступным взглядом и снова всем своим существом ощущает радость, причину которой он не мог бы объяснить словами… (А. Б. Чаковский).
О тенденциях в развитии синтаксических моделей
со значением физического состояния лица
Н. Я. Козел
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
субъект, модель, физическое состояние, синтаксис, синонимия.
Summary. The tendenceis of the development of syntactic models denoting physical condition of a person have been analysed.
Исследователи отмечают, что на протяжении XIX–ХХ вв. в синтаксисе простого предложения наблюдается дифференциация значений, условий сочетаемости синтаксических форм (см. [2], [3]). Эту общую тенденцию отражают и синонимичные модели, обозначающие физическое состояние (нездоровье) субъекта: Она в обмороке. — У нее обморок. — С ней обморок, Ей плохо (дурно). — С ней плохо (дурно), У нее инсульт (удар). — С ней инсульт (удар).
Формированию данных синонимических рядов, становлению смысловых и стилистических оттенков одноименных моделей способствовали следующие изменения.
1. В соотношении субъектных форм «Дат. без предлога» и «сТвор.».
Тексты 2-й пол. XVIII — нач. XIX в. дают примеры употребления в диалогах вопросов Что ей сделалось / приключилось / случилось? — Что с ней (сделалось / приключилось / случилось)? Материал показывает, что предложения Ей — С ней сделался обморок / удар, Ей — С ней приключилась болезнь / сделалась дурнота, рвота, Ей — С ней сделались спазмы формировались в условиях разговорной речи, как диалогические реплики. В повествовательных текстах способы выражения субъекта «Дат. без предлога» и «сТвор.» обнаруживаются реже, обычны синтаксемы «уРод.» или «Имен.» (с предикатом в форме «вПредл.»). Модель первого типа, с дательным субъекта и обязательным вспомогательным глаголом, не знавшая смысловых ограничений на сочетание с предикатом, постепенно вытесняется развивающейся конструкцией с формой «сТвор.». Ко 2-й пол. XIX в. употребление дательного субъекта связывается только с предикатами, называющими общее, не уточненное по диагнозу или симптому, болезненное состояние: Ей дурно / плохо / нехорошо. В структурах такого типа дательный продолжает конкурировать с компонентом «сТвор.».
2. В соотношении субъектных форм «сТвор.» — «уРод.».
Примерно со 2-й трети XIX в. активизируется употребление синтаксемы «сТвор.» (см. [2], [3], [4], [5]). Особенно интенсивно этот процесс распространяется на конструкции С ней — У нее обморок / удар, где предикат — физическое состояние, перфективное по природе, с обязательными признаками ‘резкость, внезапность, неожиданность возникновения’. В названных моделях информативного регистра форма «сТвор.», коррелируя с субъектной синтаксемой «уРод.», встречается чаще (то же отмечается для «сТвор.», синонимичной «Дат. без предлога», см. п. 1). Это положение сохраняется примерно до середины ХХ в. Далее соотношение меняется в пользу «уРод.».
Более слабой, неустойчивой синтаксема «сТвор.» оказалась в сочетании с имперфективными предиката-
ми — относительно длительными, постепенно развивающимися заболеваниями или симптомами. Из существовавших вплоть до нач. ХХ в. вариантов оформления У него — С ним (сделался) бред / озноб / тиф в составе информативной структуры остается «уРод.».
3. В соотношении форм компонентов моделей Имен. субъектаПредл. с предлогом в предиката — УРод. субъектаИмен. предиката.
До к. XIX в. это соотношение представлено широким кругом моделей: Он в бреду / в кори / в насморке / в обмороке — У него бред / корь / насморк / обморок (см. [3], [5]). К настоящему времени возможности такой синонимии ограничены. Репродуктивную модель с именительным субъекта образуют только предикаты, обозначающие наблюдаемый, продолжительный болезненный симптом, общий (охватывающий субъекта целиком) и / или лишающий способности к самоконтролю: Он в обмороке / в бреду.
Таким образом, названия болезней, болезненных симптомов наиболее широко употребляются в конструкции с синтаксемой «уРод.» (к вопросу о доминирующей роли этой субъектной формы: ср. также устаревшую к нач. ХХ в. конструкцию с названием больного органа в предикате Он болен животом / печенью / сердцем и возобладавшую модель с комплексным обозначением (целое / часть) субъекта состояния У него болит живот / печень / сердце) (см. [1], [6]). В дополнение к изложенному в п. 2 эти факты должны быть приняты во внимание при дальнейших наблюдениях за современным употреблением субъектной формы «уРод.» в моделях физического состояния.
Литература
1. Богданова Л. И. Зависимость формы актантов от семантических свойств русских глаголов. М., 1999.
2. Золотова Г. А. Развитие синтаксических форм слова // Русский язык и советское общество. Морфология и синтаксис современного русского литературного языка. М., 1968. С. 240–266.
3. Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.
4. Самсонов Н. Б. Творительный темы в структуре и семантике простого предложения: Дисс. … канд. филол. наук. М., 1996.
5. Шведова Н. Ю. Изменения в системе простого предложения // Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. Изменения в системе простого и осложненного предложения. М., 1964. С. 20–369.
6. Чой Ли Кюн Хи. Предложения с именным предикатом состояния и их коммуникативные функции в современном русском языке: Дисс. … канд. филол. наук. М., 1997.
Семантические роли сентенциальных актантов, вводимых союзом ‘чтобы’1
Е. Л. Козьмина
ИПМ им. М. В. Келдыша РАН
подчиняющее слово, актант, союз, семантическая классификация
В работе использовался Синтаксический словарь системы АРТ (анализ русских текстов). В этом словаре для глаголов описана актантная структура слова и его вероятность иметь тот или иной актант. Так, для глаголов оценивалась возможность иметь сентенциальные актанты, вводимые 22 союзами, в том числе союзом ‘чтобы’.
Конструкция {Подчиняющее слово или словосочетание (ПС)придаточное предложение, вводимое союзом ‘чтобы’} может быть истолкована двояким образом.
Например, предложение ‘Иванов дал указание, чтобы Петров выполнил работу в срок’ может быть истолковано как «Иванов дал некое указание с целью, чтобы Петров выполнил работу в срок» и как «Иванов дал указание, содержанием которого являлось требование к Петрову выполнить работу в срок».
В первом случае мы имеем предложение цели с союзом ‘чтобы’, во втором — придаточное дополнительное — ‘чтобы’-актант. Придаточные цели, возможные практически при любом предложении, не рассматривались.
В Синтаксическом словаре было выявлено 312 ПС, которые распределились следующим образом: глаголы (v) — 161, существительные (n) — 136, бытьadj — 5, предикативы — 10. Эти ПС были разбиты на 13 семантических групп. (Для групп 1–3 приводятся примеры, остальные группы даны целиком.)
1. Группа «Информационное воздействие» (v — 52, n — 52):
— внушать запрещать намекать (на то) постановлять предлагать приказывать распоряжаться (о том);
— внушение запрещение намек (на то) постановление (о том) предложение (о том) приказ (о том) приказание распоряжение (о том).
2. «Действия, направленные на обеспечение результата» (v — 52, n — 46):
— вкладывать в то готовиться к тому зарабатывать на то обеспечивать;
— вклад в то вкладывание в то подготовка к тому обеспечение того;
(действия, направленные на то, чтобы результат не был достигнут):
— сопротивляться тому мешать тому удерживаться от того;
— сопротивление тому.
3. «Заинтересованность в осуществлении действия»
(v — 16, n — 17, бытьadj — 2):
— хотеть (того) желать (того) мечтать (о том);
— желание мечта мечтания;
— быть озабоченным тем быть озадаченным тем;
(незаинтересованность):
— отказываться от того;
— нежелание отказ от того.
4. «Соответствие требованиям» (v — 5, n — 2, бытьadj — 1):
— годиться (к тому / на то) заслуживать того отвечать (требованиям) соответствовать тому стоить того;
— пригодность к тому соответствие тому;
— быть пригодным к тому.
5. «Владение умением» (v — 5, n — 4, бытьadj — 1):
— обучаться тому отвыкать от того отучаться от того привыкать (к тому) приучаться к тому;
— обученность тому отученность от того привычка (к тому) приученность к тому;
— быть способным к тому / на то.
6. «Выбор» (v — 3, n — 3):
— выбирать между тем и тем колебаться между тем и тем лавировать между тем и тем;
— выбор между тем и тем колебание между тем и тем лавирование между тем и тем.
7. «Основание» (v — 4, n — 1):
— базироваться на том исходить из того основываться на том отталкиваться от того;
— основание.
8. «Предпочтение» (v — 6, n — 6):
— любить относиться к тому откликаться на то предпочитать реагировать на то смотреть на то;
— любовь к тому отношение к тому отклик на то предпочтение тому реакция на то взгляд на то.
9. «Ожидание» (v — 3, n — 1):
— ждать (того) ожидать (того) дожидаться (того);
— ожидание того.
10. «Готовность к действию» (v — 3, n — 3, бытьadj — 1):
— готовиться к тому подготовиться к тому приготовиться к тому;
— готовность к тому подготовка к тому приготовления к тому;
— быть готовым к тому.
11. «Оценка достоверности» (v — 7, предикативы — 4):
— не допускать не думать не находить не помнить не считать сомневаться не может быть;
— маловероятно невероятно не похоже нельзя (сказать, предположить).
12. «Целесообразность» (v — 2, предикативы — 6, n — 1):
— следует требуется;
— надо необходимо нужно целесообразно;
— необходимость;
(нецелесообразность):
— нельзя нецелесообразно.
13. «Связка» (v — 3):
— заключаться в том состоять в том быть в том.
Из факторов, влияющих на сочетаемость слова с ‘чтобы’-актантом, рассмотрены отрицание и наличие модальных слов — глаголов и других средств выражения модальности.
Отрицание влияет на сочетаемость с ‘чтобы’-актантом только глаголов группы «Оценка достоверности». Группа «Оценка достоверности» содержит:
1) глагол ‘сомневаться’, который при наличии отрицания теряет сочетаемость с ‘чтобы’-актантом, и 2) глаголы ‘допускать, думать, находить, помнить, считать’, которые без отрицания не сочетаются с ‘чтобы’-актантом. Отрицание при этих глаголах придает им дополнительное значение, близкое к ‘сомневаться’. Для остальных групп отрицание не влияет на сочетаемость.
Наличие модальных слов влияет на появление у всего сочетания значения соответствующей модальности (возможности, необходимости, побуждения и т. д.).
Существуют глаголы, которые не сочетаются с ‘чтобы’-актантом, но при добавлении модальных слов такая возможность появляется: ‘Ваше поведение должно характеризоваться тем, чтобы, приходя на работу, вы работали не отвлекаясь’. Если возможность иметь ‘чтобы’-актант существует, то при добавлении модальных слов она сохраняется.
Литература
1. Елисеева Н. В. Когнитивные аспекты семантики и функционирования английских глаголов речевой коммуникации. Дисс. … канд. филол. наук. М., 1996.
2. Жук Е. А. Сопоставительный анализ ядерных предикатов желания в русском и английском языках. Дисс. … канд. филол. наук. Краснодар, 1994.
3. Ничман З. В. Глаголы речевого общения в современном русском языке // Лексико-семантические группы современного русского языка. Новосибирск, 1985. С. 26–41.
4. Пименова М. В. Семантико-синтаксический аспект ментальных глаголов. Дисс. … канд. филол. наук. СПб., 1995.
5. Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность / Под ред. А. В. Бондарко. Л., 1990.
6. Типология конструкций с предикатными актантами / Под ред. В. С. Храковского. Л., 1995.
___________________________________
1 Работа выполнена при поддержке РФФИ, грант № 99-01-01191.
Проблема аспектуальности в именном предложении
Е. А. Кокарева
Тульский педагогический университет
Summary. Aspectuality is studied as a characteristics of evolving and distributing a predicative element in time.
Аспектуальность в Теории функциональной грамматики (А. В. Бондарко) определяется как семантический признак, характеризующий протекание и распределение действия во времени и как группировка функционально-семантических полей, объединенных этим значением.
Семантическим ядром аспектуальности является глагольный вид, поэтому аспектуальность изучается в основном на материале глагольных предложений. Вопрос о том, выражается ли аспектуальность в именных (неглагольных) предложениях, остается открытым. Аспектуальные значения в именных предложениях традиционно связываются с наличием специальных лексических показателей, то есть считается, что для неглагольных предложений признак аспектуальности не является обязательным.
Поскольку аспектуальная характеристика относится прежде всего к предикату или к предикативному центру, существует связь между аспектуальностью и предикативностью. Оба эти признака отражают разные стороны соотношения высказывания с действительностью и учитывают точку зрения говорящего. Мы считаем необходимым уточнить понятие аспектуальности и рассматривать его как характеристику протекания и распределения во времени предикативного признака.
Общеизвестно, что аспектуальные значения обусловлены семантическим типом предиката, его способностью сочетаться с разного рода лексическими показателями (длительности, кратности, фазовости и т. п.).
В глагольной лексеме лексическое и грамматическое значения органически взаимосвязаны, а в именном предикате эти значения представлены расчлененно: вещественное значение выражает именная часть, а грамматическое — связка. Разница между глагольным и именным предикатом в способе выражения аспектуальных значений. Следовательно, и для именных предложений необходимо признать аспектуальное значение обязательным.
Необходимо различать глагольные предложения с предикатом быть и именные связочные предложения. Аспектуальные признаки глагольных предложений обусловлены лексической семантикой глагола быть и его синтагматическими свойствами. В именных предложениях аспектуальные значения обусловлены семантикой именной части предиката. Разного рода лексические конкретизаторы аспектуальных значений относятся не непосредственно к связке, а к предикату в целом. Именные связочные предложения способны выражать целый ряд аспектуальных значений.
О синтаксическом уровне аспектуальности в русском языке
И. П. Кюльмоя
Тартуский университет, Эстония
аспектуальность, сложноподчиненное предложение, видо-временные формы глагола
Summary. The using of verbal forms of aspect and tense in Russian depends on many factors, one of them is the syntactical structure of the complex sentence.
Аспектуальность в русском языке создается рядом взаимодействующих языковых средств. Средоточием аспектуальных значений является прежде всего сфера глагольного предиката, но аспектуальность выходит за пределы действия, затрагивая и другие элементы высказывания, поэтому можно говорить об аспектуальной характеристике высказывания, которая включает предикат и детерминирующие его элементы. Обычно к последним относят адвербиальные лексемы и обстоятельственные словосочетания. Семантика аспектуальности определяется, однако, не только ими, но и конкретной синтаксической структурой сложного предложения, включающей все связующие средства, конституирующие ее, — союзы, функтивы, различные фразеологизированные структуры. Все эти средства входят в функционально-семантическое поле аспектуальности, центральным компонентом которого является морфологическая категория вида.
Чаще всего взаимодействие синтаксической структуры предложения с категориями вида и времени глагола рассматривается с точки зрения выражения таксисных отношений, представленных во многих типах сложных предложений. Выражение таксисных отношений, по-видимому, является основной функцией ряда сочетаний видо-временных форм глаголов, этот тип взаимодействия глагольных форм описан во многих работах. А. В. Бондарко считает таксисные отношения вариантом категории временного порядка, структура которой образуется различными комбинациями динамичности / статичности. Но и в высказываниях, не представляющих собой таксисную ситуацию, употребление видо-временных форм подчиняется определенным закономерностям, зависящим не только от их грамматической семантики, но еще и от особенностей семантики синтаксической конструкции.
В нескольких работах о конструктивной обусловленности видо-временных форм глагола и семантике видо-временных форм в полипредикативных конструкциях мы рассматривали функционирование вида во взаимодействии со средствами связи в предложениях достоверного (реального) сравнения, в изъяснительных предложениях с глаголами и девербативами опасения с союзами как бы не и чтобы не, а также в некоторых предложениях фразеологизированной структуры со средствами связи стоило / стоит как, не успел / не успевал / не успеет как. Все эти типы предложений налагают определенные ограничения на употребление видо-временных форм, которое предлагается называть в подобных случаях синтаксически связанным или конструктивно обусловленным. К описанным случаям следует добавить:
1) инфинитивные придаточные предложения с союзами чем и вместо того чтобы. Придаточные предложения с союзом чем указывают, чему предпочитается то, о чем говорится в главном предложении, т. е. содержат действие отвергаемое, которое может быть как потенциальным, так и уже совершающимся или совершившимся, в любом случае оно выражено инфинитивом несовершенного вида: Чем лошадей для него нанимать, так пусть лучше даром проедет (А. Чехов); Привез бы лучше деньгами, чем самовары покупать (Д. Мамин-Сибиряк); Чем соленой слезой умываться, освежитесь студеной водицей (Ю. Либединский). В главной части таких предложений эксплицитно или имплицитно содержится наречие лучше, подчеркивающее положительное отношение говорящего к данному действию. В предложениях с союзом вместо того чтобы глагол также всегда стоит в форме инфинитива несовершенного вида и выражает, как правило, действие осуществляющееся: Она тоже могла бы потратить этот год на диссертацию, вместо того чтобы возиться с водопроводом, составлять сводки…(Д. Гранин). Если же имеется в виду действие уместное, противопоставляемое неуместному, выраженному в главном предложении, употребительны оба вида инфинитива, при этом речь идет о действии потенциальном, осуществление которого желательно или естественно: Он всю дивизию обратил в рабочих-землекопов, вместо того чтобы строю их обучать (А. Степанов). Взаимозамена видов здесь допустима в силу реализации формой несовершенного вида системно-нейтральной функции;
2) уступительные предложения связанной структуры с союзом сколько ни, в зависимой части которых в прошедшем времени употребляются глаголы несовершенного вида, передающие интенсивное, длительное или многократное действие, которое не достигает результата в силу каких-либо не называемых препятствующих обстоятельств: Я начал писать книгу по плану, но сколько ни бился, книга просто рассыпалась у меня под руками (К. Паустовский); Сколько ни ходили и ни чернели тучи, видно не суждено им было собраться в грозу (Л. Толстой); Сколько ни звонил ему, застать его не удавалось. Союз сколько ни подчеркивает количественный аспект действия, указывая на его продолжительность или многократность, имеет значение «много, долго», поэтому естественна его сочетаемость с несовершенным видом.
В некоторых сложноподчиненных предложениях в русском языке представлен более сложный тип семантико-синтаксической детерминации — двух или более глагольных форм в обеих частях предложения. Например, в предложениях соответствия с союзом по мере того как: По мере того как я говорил, глаза моего гостя становились все шире (В. Солоухин), где в выражении таксисных отношениий одновременности, кроме видо-временных форм, участвует также союз, т. е. вся семантико-синтаксическая структура сложного предложения. Сложное взаимодействие глагольных форм с синтаксической структурой наблюдается и в кратно-соотносительных конструкциях.
Таким образом, целый ряд синтаксических структур взаимодействует с категориями вида и времени глагола и оказывает влияние на функционирование видо-временных форм.
Литература
Бондарко А. В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб., 1996.
Кюльмоя И. П. Конструктивная обусловленность видо-временных форм глагола в сложных предложениях // Типология вида: проблемы, поиски, решения. М., 1998. С. 248–255.
Кюльмоя И. П. Об одном способе выражения итеративности в русском языке // Типология. Грамматика. Семантика. СПб.: Наука, 1998. С. 201–208.
Три стратегии построения сложноподчиненных предложений
как реализация разных коммуникативных структур
А. Н. Латышева
Русский учебный центр, Москва
синтаксис, сложноподчиненное предложение, коммуникативная структура
Summary. This paper aims to investigate the 3 types of the subordinate clauses in Russian. For example for constructions denoting purpose they are:
1) P1 chtoby P2;
2) P1 zatem, chtoby P2;
3) P2 zachem P1.
The test material of the study includes subordinate clauses denoting not only purpose but all types of actance, reason, time, place and attributes. The question under discussion is whether the corresponding sentences differ with respect to the underlined communicative structures. The question is we have tryed to investigate this with the help of various modern methods.
Цель данной работы — обратить внимание на 3 разные стратегии оформления подчинения в сложных предложениях русского языка как на выражение разного коммуникативного задания. В работе изложены результаты сопоставительного анализа предложений типа:
(1) а. Я не ожидал, что он рассердится на меня;
b. Я не ожидал того, что он рассердится на меня;
c. Он рассердился на меня, чего я не ожидал (Горький);
(2) а. Я вчера приехал сюда, чтобы написать рассказ;
b. Я приехал сюда затем, чтобы написать рассказ;
c. Во всяком случае, рассказ напишу, зачем и приехал сюда (Чехов);
(3) а. Она очень торопилась, потому что ей нужно было не опоздать в театр;
b. Она очень торопилась потому, что ей нужно было не опоздать в театр;
c. Ей нужно было не опоздать в театр, отчего ( вот почему) она очень торопилась (Чехов).
Говоря о стратегиях оформления подчинения, мы имеем в виду оформление подчинения в полипредикативной конструкции:
a. через обычное по форме придаточное;
b. через катафорическую конструкцию (типа то, что);
c. с использованием техники «подчинительного присоединения».
Тип строения является, на наш взгляд, маркером определенной коммуникативной структуры.
Изучение различий в области коммуникативного строения сложных предложений ведется в настоящее время лингвистами, использующими разный «инструмент» лингвистического анализа. Авторы целого ряда работ строят описания коммуникативной структуры предложений в терминах темы / ремы (О. А. Крылова, М. В. Всеволодова). В последние годы намечается новая линия изучения коммуникативного строения сложных предложений, где для решения поставленных проблем привлекается техника, разработанная в прагматике (И. М. Кобозева).
Так, например, очень сильным инструментом выявления коммуникативной структуры сложных предложений является их пресуппозиционный анализ. Именно этот метод позволил найти четкие различия в семантике некоторых близких по значению союзов (Е. В. Падучева). К этому же направлению относится и несколько наших работ, посвященных семантике причинных союзов. Пресуппозиционный анализ дает возможность описать коммуникативные различия между структурами, обозначенными выше как «а» и «b» (например, различие между предложениями вида B потому, что А и B, потому что A). Но для более глубокого решения поставленной нами проблемы к технике пресуппозиционного анализа необходимо добавить еще и изучение механизма актуализации полипредикативных конструкций в терминах «центр», «периферия», «за кадр». (терминология Е. В. Падучевой). Привлечение этого инструмента позволяет выявить интересную специфику употребления сложноподчиненных предложений с придаточными присоединительными (тип «с»).
В работе показано, с какой коммуникативной структурой связано использование каждой из трех стратегий построения сложноподчиненного предложения.
Союзные актанты в русском языке
Леннарт Лённгрен
Университет г. Тромсё, Норвегия
союзы, синтаксический, валентность, акценты
Summary. A conjunction actant is a sentence or phrase headed by a syntactic conjunction, i. e., a conjunction with no valency frame of its own. Such actants can be dependent on several types of predicates, which may belong not only to the word level (verbs, pronouns, adverbs), but also to the morphemic level (affixes, case endings).
Наряду с традиционным делением союзов на сочинительные и подчинительные существует возможность делать различие между их семантическим и синтаксическим употреблением. Известно, что в расчленённой конструкции Если смогу, приду союз имеет большую семантическую нагрузку, чем в расчленённой Хорошо, что придёшь. Союз если является двухместным предикатом, соединяющим актанты смогу и приду, а союз что — лишь связующим звеном между предикатом хорошо и его единственным актантом придешь.
Подобное различие наблюдается и у союзов в составе словосочетания. Например, в предложении Я знаю его как специалиста слово как является семантическим союзом, а именно двухместным предикатом, соединяющим слова его и специалиста. В противложность этому, в предложении Я рассматриваю его как специалиста этот союз является синтаксическим: он вместе с существительным образует единицу, которая функционирует как третий актант глагола рассматривать.
Словосочетание или предложение, введенное синтаксическим союзом (сочинительным или подчинительным), я называю союзным актантом. Предикаты, подчиняющие союзные актанты, могут быть самого различного типа. Если отвлечься от изъяснительных конструкций, число глаголов небольшое; кроме трехместных предикатов типа рассматривать, определить и т. д. есть несколько двухместных: выступать, выглядеть, в том числе и безличный глагол стоим. Стоило назвать это имя, и / как она вся напряглась. Другие предикаты представлены местоимениями: в таких городах, как Киев, наречиями: Она слишком горда, чтобы спрашивать, и даже частицей уж со своеобразной синтактикой: Уж что-что, а счастье у нее было. Предикатом может также быть предложная форма: Он до того злился, что…
Если согласиться с непривычной идеей, что предикатами могут быть не только слова, но и морфемы, то можно добавить еще целый ряд конструкций. Сюда относится значение сравнительной степени, выраженное аффиксом ее / е, например: Сталь тверже, чем свинец. Этот предикат синонимичен значению более. Но союзные актанты могут зависеть от флексионных морфем, например от окончания повелительного наклонения: Не гони, и не гоним будешь. Есть немало таких случаев и в именном склонении. В следующих примерах носителями указанного значения выступают падежные окончания: Шаг в сторону, и нас разнесет в клочья; Весна весной, но теплый свитер не помешает. Наконец, приведу пример, содержащий два союзных актанта, каждый подчиненный своим предикатом (наречием всего и окончанием именительного падежа, соответственно): Всего неделя как мы поженились, и ты уже вернулся так поздно.
Принципы описания синтаксических фразеологизмов:
функционально-коммуникативный подход
Лим Су Ён
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова / Корея
синтаксические фразеологизмы
Summary. In this article considered syntactic phraseologies — specific nonstandard structures of the Russian sentences which express subjective modal meanings. This work offers principles of their analysis.
В русском языке выделяется большое количество специфических конструкций, структура и семантика которых не соответствуют современным синтаксическим нормам. Например: Что за луна; Какая прелесть; Ну и жизнь; Ай да Таня; Чем не подарок; Тоже мне друг и т. д. В таких конструкциях, как указывает «Русская грамматика», «связи и отношения компонентов с точ-
ки зрения живых грамматических правил оказывают-
ся необъяснимыми» [РГ, 217]. Подобные предложения представляют собой фразеологизированные структу-
ры, которые принято называть синтаксическими фразеологизмами. Эти фразеологизмы служат для выражения различных субъективно-модальных значений: оценки (Всем цветам цвет; Обед как обед); обязательности (Тебе ли не справиться с этой работой); ненужности (Не идти же пешком); невозможности (Где ему успеть); ограничения (У них только и разговоров, что о праздниках) и др.
В силу своей специфики синтаксические фразеологизмы (СФ) представляют определенную трудность при изучении русского языка инофонами. В современной лингвистике явление СФ изучено пока мало, почему и описание, которое дается в словарях и учебных пособиях, оказывается недостаточным для их корректного понимания.
В русистике вопрос о СФ впервые поставила Н. Ю. Шведова, выделяя в рамках разговорной речи так называемые «стабилизовавшиеся построения» или «шаблонные фразы» типа запрягать не запрягали; Вот девушка!; Ай да жена!; Чай не в чай; Какая его жизнь! и др. Шведова. По мысли Н. Ю. Шведовой, в основе фразеологизированных построений «лежит определенная модель, специфика которой… состоит в ограниченной возможности словесного наполнения из формообразующих элементов или во фразеологическом характере самой этой модели» Шведова, 10.
Первый шаг к более полному представлению о СФ был сделан А. В. Величко, которая предложила их смысловую группировку [Величко]. Однако наш анализ показал, что и в рамках одной группировки каждый СФ обладает разными вариантами своей формальной устроенности и целым спектром более тонких значений.
При анализе СФ необходимо учитывать: 1) свойства формальной устроенности данного типа СФ и ее разновидности; 2) семантические особенности и их разновидности; 3) интонацию, типичную для данного СФ. Отметим, что каждый из этих признаков не может анализироваться в отрыве от двух других, так как все три признака находятся в отношениях взаимной дополнительности. Более того, принципиально важным оказался анализ лексики, формирующей данную модель, так как лексико-семантические классы слов определяет ее семантику и структуру.
Мы хотим представить пример такого анализа на материале СФ, выражающих оценочное значение типа Что за прелесть; Какая погода; Вот мастер и т. д.
1. Что касается структурной характеристики, то, во-первых, каждый СФ обладает несколькими разновидностями. Например, СФ типа Какая погода имеет шесть структурных разновидностей: 1) Какой Copf (Adj) Nим: Какой умница; 2) Какой S Copf (Adj) Nим: Какой он был певец; 3) Какой Copf (Adj) Nим Inf: Какая радость отдыхать на природе; 4) Какой Copf (Adj) Nим, что P: Какой молодец, что он занял первое место на конкурсе; 5) Какой (Adj) Nим Vf: Какая книга вышла в свет; 6) Какой (Adj) Nвин (S) Vf: Какую работу вы написали.
В этих моделях компонент Nим выполняет разную функцию, что зависит от маркированности / немаркированности имени в плане оценки. В предложениях маркированные имена представляют собой предикат, т. е. характеристику говорящим некоторого денотата: Какая прелесть! Кто-то (что-то) прелестный, а немаркированные имена есть сам референт, т. е. то, что говорящий характеризует: Какая погода Погода прекрасная. Здесь слово прелесть выступает как семантический предикат, слово погода же играет роль семантического субъекта.
2. Семантика оценки, как известно, может быть как положительной, так и отрицательной. Ср.: Что за красавица; Что за глупость; Что за замечательный день! солнце, птицы! Блеск и счастье!; Что за книга! Очень не интересно.
Помимо той или иной аксиологической оценки данный СФ может выражать несколько других значений: несогласие говорящего с оценкой его коммуникантом некоторого референта (— Дур-р-р-ак! — крепко произнес Обломов. — Что за дурак! Разве это неправда? — сказал Захар); указание на неуместность или ненужность референта (Что за уборка ночью!); отступление от нормы (Что за чудо! Голос слышу, а никого не вижу); параметрическое значение (Что за мороз! Этакие и в России редко бывают) и т. д.
Отметим, что в моделях с немаркированным именем при определении конкретной семантики важную роль играют определение к имени, контекст, а также интонация.
3. Интонация также представляет собой очень важный элемент в формировании СФ. В первую очередь интонация часто определяет, является ли данное предложение фразеологизмом. Например, в предложении Вот квартира частица вот может быть выделено центром ИК–2, что усиливает «указательность» и вносит дополнительное значение противопоставления типа «именно это, а не то»: — Саша здесь живет? — Вы ошиблись. Вот квартира. Что же касается оценочного предложения, то возможно употребление ИК–3 или ИК–6 при положительной оценке, ИК–7 при отрицательной.
Кроме того, при определении семантики интонационная характеристика часто оказывается важнее лексического значения маркированного слова. Например, положительно маркированные слова при определенной интонации, в частности при ИК–7, передают ироническую оценку: Вот герой.
Таким образом, функционально-коммуникативный анализ СФ позволяет выявить их структурные и семантические разновидности и особенности, не отмеченные в традиционных описаниях.
Следует подчеркнуть, что СФ формируются не только каким-то модулем, который является структурной основой, но и совершенно определенными синтаксически значимыми классами лексики и интонацией.
Литература
Русская грамматика. Т. 2. М., 1980.
Величко А. В. Синтаксическая фразеология. М., 1996.
Шведова Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.
Конструкции «NP — Copбыть/vaere — Adj» с именем лица
в русском и датском языках
Елена Лорентцен
University of Copenhagen, Дания
адъективно-предикативные конструкции, предикатный тип, кодирование семантических признаков
Summary. The paper discusses constructions NP — Copбыть/vaere — Adj with a person name in Russian and in Danish. It is argued that in spite of their structural similarity, Russian and Danish adjectival predicative constructions represent semantically and functionally different types of predicates. The difference is related to the categorial meaning of the adjective in Russian and Danish and to the language specific isomorphism in coding of semantic features «state — process — event».
Предикативное выражение NP — Cop — Adj относится к числу структур, которые встречаются во многих языках с разной степенью родства и типологического сходства. Данный тип предикации рассматривается лингвистами как естественное отражение потребности человека сообщить информацию о качествах, свойствах, состоянии предмета и считается семантико-синтаксической универсалией.
Как в русском, так и в датском языке структурная схема NP — Copбыть/vaere — Adj с именем лица входит в инвентарь типовых синтаксических схем и представляет собой широко распространенный в обоих языках предикатный тип (ср. рус. Он маленький и дат. Han er lille). Однако структурное сходство конструкций, реализующих данный предикатный тип в каждом из рассматриваемых языков, часто автоматически воспринимается как полное семантическое и функциональное тождество предикатного типа как такового. В результате сама сфера употребления адъективно-предикативных конструкций (АПК) как одного из средств выражения предикативной качественности и объем этого предикатного типа не регистрируется лингвистами как основополагающая теоретическая проблема, связанная со спецификой концептуализации мира и кодирования грамматических отношений в искомых языках. Указанная тенденция наблюдается и при исследовании других языков. В случае наличия в языках АПК ученые исходят из принципиальной идентичности рассматриваемого типа предикации и сосредотачивают внимание на анализе лексико-семантических, морфологических и синтаксических особенностей их компонентов. При описании АПК в русском языке акцент явно смещается в сторону выявления факторов, определяющих выбор той или иной формы прилагательного в различных структурно-семантических подтипах адъективно-предикативных конструкций. Датские АПК анализируются в терминах позиционного синтаксиса, и поэтому здесь основной упор делается на валентностную и топологическую характеристику предикативов. Между тем упущение из виду расхождений, проявляющихся на уровне формирования предикации и выбора предикатного типа, может в теоретическом плане привести к неадекватному толкованию данного явления в указанных языках и к поверхностным типологическим обобщениям, а в практическом плане — к неправильному употреблению и неэквивалентному переводу.
В докладе демонстрируется принципиальное различие в функционировании русских и датских АПК как одного из способов выражения предикативной качественности. Данное различие связывается с расхождениями в категориальной семантике прилагательного и со спецификой системного изоморфизма в кодировании признаков «состояние — процесс — событие» в русском и датском языках. Намечается связь между выводами доклада и результатами других контрастивных исследований, устанавливающих принадлежность рассматриваемых языков к разным типам.
Литература
Булыгина Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. С. 7–85.
Воейкова М. Д., Пупынин Ю. А. Предикативная качественность // Теория функциональной грамматики. Качественность. Количественность. СПб.: Наука, 1996. С. 53–65.
Дурст-Андерсен П. Ментальная грамматика и лингвистические супертипы // Вопросы языкознания. № 6. 1995. С. 30–42.
Селиверстова О. Н. Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикатных типов русского языка // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. С. 86–157.
Dixon R. M. W. Where Have All the Adjectives Gone? and other essays in Semantics and Syntax. Berlin; New York; Amsterdam: Mouton Publishers, 1980.
Durst-Andersen P. Mental Grammar. Russian Aspect and Related Issues. Columbus, Ohio: Slavica Publishers Inc, 1992.
Durst-Andersen P. & Noergaard-Soerensen J. Inside the Russian Language. Copenhagen (forthcoming).
Givуn T. On Understanding Grammar. New York; San Francisco; London: Academic Press, 1979.
Hansen E. & Heltoft L. Grammatik over det Danske Sprog. Kшbenhavn (forthcoming).
Lyons J. Semantics. Vol. 2. Cambridge; London; New York; Melbourne: Cambridge University Press, 1977.
Vendler Z. Adjectives and Nominalizations // Papers on Formal Linguistics. № 5. Mouton, 1968.
Деривационная парадигма предложений,
организованных описательными предикатами
Г. В. Макович
Южно-Уральский государственного университет
Summary. Descriptive units can be used to nominate the notions for which there are no other means in a language or its functional variety. In such cases utterances with descriptive predicates form unique paradigmatic sequences.
В рамках семантического синтаксиса широкое распространение получило представление о ряде предложений, объединенных единством пропозиции, в котором производные конструкции отличаются от исходной строго определенным осложнением смысла, относящегося к кругу припропозитивного, и изменением в связи с этим формы, как о деривационной парадигме. В состав одной деривационной парадигмы входят предложения, организованные описательными предикатами: К нему пришла мысль о побеге; Его оставила мысль о побеге (фазисные смыслы); Им овладела мысль о побеге; Его мучила мысль о побеге (значение интенсивности).
Анализ высказываний с описательными предикатами показал, что они регулярно отличаются друг от друга такими припропозитивными смыслами, как фазисность, аспектуальность, интерпретация субъекта, объективная и субъективная оценки.
Описательные предикаты являются уникальным способом варьирования припропозитивных смыслов высказывания, что возможно благодаря развертываемости значения описательных предикатов, сочетаемости одного фразообразующего имени с разными глаголами, ср.: мучают думы, (не) оставляют думы, овладевают думы, пленяют думы, крутятся думы, уходят думы, расставаться с думой, погружаться в думы, углубляться в думы, уходить в думы. Гнезда описательных предикатов включают до 80 единиц, хотя в среднем объем гнезда составляют 13–17 единиц. Развертываемость значения зависит от принадлежности имени к определенной тематической группе. Широкая развертываемость значения проявляет разработанность того или иного концепта, обозначенного именем, меру познания субъектом определенного отрезка действительности.
Как показывает анализ, максимальная развертываемость значения присуща описательным предикатам, построенным по модели словосочетания, изображающим ситуацию с позиции прямого отношения между актантами, — ОП–1 прямого отношения. Высказывания с ними образуют самые большие парадигматические серии. Широкими деривационными возможностями обладают высказывания с описательными предикатами, построенными по модели предикативной конструкции, — ОП–2. Минимальные деривационные возможности, связанные с варьированием припропозитивных смыслов, проявляют высказывания с ОП–1 обратного отношения, высказывания с каузативными ОП–1 и каузативными ОП–2.
Высказывания с соотносительными описательными и однословными предикатами, имеющие тождественную пропозитивную структуру, выступают как члены одной деривационной парадигмы, ср.: Он пришел к мысли о побеге; Он мыслил о побеге.
В рамках деривационной парадигмы, или парадигматической серии, выделяются изосемические высказывания, семантически не осложненные, с эксплицированными семантическими актантами. Чаще всего в качестве изосемических выступают конструкции, организованные однословными предикатами.
Описательные единицы способны обозначать понятия, для выражения которых в языке в целом или какой-либо его функциональной разновидности нет других средств, например: ввязаться в бой, вести прения, давать пощечину, делать опыты. В этом случае высказывания с описательными предикатами образуют уникальные парадигматические серии. Представляя особую языковую форму выражения определенного интеллектуального осмысления действительности.
К информационной структуре предложения:
экспликативные высказывания в русском языке
Ханс-Роберт Мелиг
Slavisches Seminar der Christian-Albrechts-Universitдt Kiel, Германия
Глагольные предикации содержат два семантических компонента: они дают описание какой-либо ситуации (proposition) и одновременно информируют о ее существовании (modality constituent). В терминологии Ш. Балли эти компоненты обозначаются как диктум и модус.
В соответствии с актуализацией так называемых бытийных предложений можно различать три коммуникативные функции глагольных предикаций в тексте:
1. Экзистенциально-информативный или нейтральный тип, когда глагольная предикация информирует о существовании (или несуществовании) ситуации и одновременно дает описание этой ситуации.
2. Экзистенциально-верификативный тип, когда коммуникативной целью глагольной предикации является выяснение существования или несуществования обозначаемой ситуации в рамках данного текста.
3. Экспликативный тип, когда существование или несуществование ситуации предполагается и коммуникативной целью глагольной предикации является только уточнение описания ситуации.
Цель данного сообщения — показать, насколько релевантно различение указанных трех типов для категории вида в русском языке. Ее можно продемонстрировать посредством противопоставления следующих примеров:
(1) Ну как, ты уже ПРОЧИТАЛ мою статью?
(2) Ты что, потерял мою статью?
Первый вопрос имеет экзистенциально-верификативную функцию.
Цель этого вопроса — выяснить, существует ли в данном дискурсе уже известная адресату и таким образом отождествляемая им ситуация. Поэтому интонационный центр в именной перифразе первого вопроса находится на бытийном глаголе:
(1а) (Предполагаемое) чтение уже ИМЕЛО МЕСТО?
В отличие от этого второй вопрос имеет экспликативную функцию. Его нельзя понимать как экзистенциально-верификативный вопрос, т. к. употребление совершенного вида в экзистенциально-верификативных предложениях при обозначении единичной ситуации возможно только тогда, когда адресат может идентифицировать ситуацию, существование которой выясняется. Данное условие во втором примере не выполняется, поскольку речь идет о случайной ситуации. Поэтому второй вопрос позволяет только экспликативное прочтение. В связи с этим интонационный центр именной перифразы находится — как это всегда бывает в экспликативно употребляемых предложениях — не на бытийном глаголе, а на описании ситуации:
(2а) (Что имело место?) Имела место ПОТЕРЯ моей статьи? Или имело место что-то другое?
Оценочные синтаксические конструкции
в современном русском региональном политическом дискурсе
Т. В. Михайлова
Сибирский юридический институт МВД РФ, Красноярск
русский язык, политический дискурс, синтаксические конструкции, оценка
Summary. Syntax estimated constructions of the contemporary Russian political discourse are described on the material of texts of Krasnoyarsk region mass media.
Оценка как понятийно-смысловая категория связана с так называемым субъективным фактором в языке. Политический дискурс жестко связан с состязательностью, и субъективные моменты в нем представлены достаточно ярко. В связи с этим язык политики насыщен оценочностью.
В своем развитии русский язык выработал множество средств и способов выражения оценки. Среди таких средств исключительно интересны синтаксические конструкции, используемые для выражения оценки.
Материалом для изучения оценки послужили тексты средств массовой информации Красноярского края, посвященные политической тематике.
Описывается ряд синтаксических конструкций, выражающих различные оценочные значения, включая и социально важные.
Конструкции со значениями ‘дать’, ‘принять’. В таких конструкциях может происходить опредмечивание абстрактного понятия, и структура представляет собой результат экстраполяции характеристик физических объектов на характеристики понятий духовной сферы. С точки зрения качества оценки и ее интенсивности значимы следующие семантико-синтаксические позиции: субъект даяния, далее Sд; субъект приятия, далее Sп; предмет (объект) передачи, далее Oп. Высказывания, включающие такие позиции, часто строятся на противопоставлении семантики каритивности («лишительности») и посессивности («обладания»).
Конструкции с общим значением ‘движение’. Оценочные значения легко передаются через метафорику движения. Это связывается с градуальностью оценки, с одной стороны, и явной и существенной чертой движе-
ния — количественностью, исчислимостью. Большое количество пространственно-временных параметров на основе своей исчислимости (количественности) развивает семантику оценочности. Существенно важной оказывается трансформация внутренней формы материальных носителей идеи «движения» — лексем и словоформ. Параметры как физического (пространственного и временного), так и духовного=внутреннего движения отображаются в контекстах. Это показатели направления, начала, конца, промежуточных пунктов, фазы, темпов и скорости движения; обозначения исходного пункта, пункта назначения и промежуточных пунктов. Наиболее частотные семантико-синтаксические приемы: субъектный, объектно-инструментальный, локативно-адресатный. Другой группой семантико-синтаксических конструкций являются те, которые выражают семантику избегания негативных проявлений, сущностей, состояний и пр. Оценочные конструкции со значением движения, как правило, обладают также дополнительной коннотативной модальной семантикой. Это модальные значения возможности / невозможности, желательности / нежелательности, долженствования, обязательности / необязательности, добровольности / вынужденности. Семантика стояния, как частный случай семантики движения, также используется для выражения оценки.
Конструкции с эмоциональными смыслами. В выражении оценки активнейшую роль играют номинации и предикации с общим эмоциональным или модальным смыслом (любить, ненавидеть, желать, радоваться, печалиться, стремиться, добиваться и под.).
В зависимости от сочетаемости предикатов со значением ‘эмоция’ вычленяются высказывания различных типов:
— предикат (Pэмоц) со значением ‘эмоция’ + наименование (Nobjкачество) объекта-качества;
— эмоциональный предикат (Pэмоц) + объект-субстанция (Nobjсубстанция); эмоциональный предикат (Pэмоц) + объект — результат богоугодного действия (Nobjрезультат);
— эмоциональный предикат (Pэмоц) + субъект (лицо) в позиции инактивного объекта (NsubjPersonобъект);
— эмоциональный предикат (Pэмоц) + локальный объект в (NobjLocalобъект);
— предикат эмоциональный (Pэмоц) + акциональный предикат (со значением действия) (Predакцион); акциональный Predакцион может быть выражен Verbfinit, Verbinfin, а также отглагольным существительным.
Семантическая структура высказываний с эмоциональными концептами включает в себя не только сами эмоции, их причины, но также и акциональные последствия выражения эмоций.
Конструкции с каузальной семантикой. Выражение оценки с помощью каузальной семантики интенсивно используется в политическом дискурсе. В основу классификации приемов этой группы положены семантические роли, которые играют субъекты и объекты каузации, и результаты каузации:
— SВыс (например, руководство) каузирует Sчел и одновременно Obj (человек) для совершения BonFac (надлежащие поступки);
— ‘прямое воздействие на объект’: S делает так, чтобы Obj стал благим и совершил некие благие поступки;
— ‘каузация качества объекта качеством субъекта’;
— ‘качество Sчел каузирует качество SВыс и вызывает действие SВыс и далее вызывает действие Sчел’.
Констатируется частотность синтаксических конструкций с творительным падежом с семантикой причинности, конструкций с семантикой ‘оценочное качество’ или ‘оценочная ситуация’ с предлогами по, из-за, ради, для. Общим смыслом конструкций с оценочной семантикой оказывается выявление несамостоятельности субъекта из человеческого уровня (хотя бы и коллективного) в его общении и взаимодействии с высшим субъектом.
СМИ Красноярского края, и прежде всего газеты («Красноярский рабочий», «Вечерний Красноярск», «Сегодняшняя газета», «Красноярская газета», «За Победу», «Сибирская газета», часть «Очевидец»
газеты «Комок», «АиФ-Енисей» и др.), насыщены в силу разного рода причин текстами политической тематики. Изучение оценочных синтаксических
конструкций в них позволяет выявить также не-
которые базовые семантические оппозиции (например, ‘свой — чужой’ в оценке действий групп субъектов — «в интересах края» или «в интересах центра»).
Коммуникация и структура грамматических значений предложения
Т. С. Монина
Московский педагогический университет
Summary. In the article the system of grammar values of the expression is considered. Three phases of speech activity connected to formation of grammar values of the expression are selected.
В связи со сменой научных парадигм понятие коммуникативного аспекта в современной лингвистике значительно расширилось. Противопоставление статического (структурного) и динамического (коммуникативного) аспектов предложения заменено установкой на синтез, на объединение в одно целостное образование различных сторон основной синтаксической единицы, в частности атрибутивной и предикативной структуры предложения, пропозиции предложения и его модальной рамки, грамматического и актуального членения предложения, различных типов предложения и высказывания, — одним словом, представление предложения одной целостной единицей, одновременно принадлежащей языку и речи.
Функционирующая лингвистическая парадигма сопряжена с дальнейшей переориентацией языкознания на новый объект: соотношение языка непосредственно с экстралингвистической действительностью в целом — постижение роли языка в универсуме. В этом свете коммуникативный аспект характеризуется направленностью анализа на изучение реализации амбивалентных свойств предложения как речевой единицы абстрактного языкового знака; конечной целью исследования становится описание процедуры отождествления речевого высказывания как частного элемента с отвлеченным языковым грамматическим образцом. Коммуникативный инвариант языкового знака, следовательно, теснейшим образом связывает описание основных элементарных функций языка (функции номинации, функции предикации и функции локации в терминологии Ю. С. Степанова) с описанием употребления языкового знака в деятельности общения.
Функция номинации реализуется в рамках познавательной деятельности человека, опирающейся на его способность к отражению мира с помощью языкового знака. В сознании говорящего признаки ситуации, отражаемые в конкретном непосредственном речевом акте, переносятся на все возможные ситуации, сколь угодно отстоящие от нее в пространстве и времени, ее отождествление с другими вербализованными ситуациями и является основой когнитивного инварианта. Языковой знак на этом этапе речевой деятельности характеризует высокая степень объективности содержания, предопределенная существующей вне и до отдельного знака системой связей и отношений предметов и явлений действительности. В этом фрагменте речевой деятельности формируется номинативное (или собственно семантическое) значение предложения как специфическая форма обобщенного отражения внеязыковой действительности, определяемая через отношение знака к сигнификату; происходит связь мыслительного концепта и языковых структур для отображения абстрагированных элементов смысла, т. е. структурация внеязыковой действительности с помощью основных понятийных категорий.
На втором этапе речевой деятельности реализуется функция предикации, состоящая в том, чтобы привести названное в связь друг с другом. Объективное понятийное содержание субъективируется. Операции соотнесения знаков как элементов знаковой системы реализуются в правилах отбора структурной единицы в соответствии с целями общения. В сетке противопоставления языковых единиц номинативного инварианта происходит выбор только одного знака, способного, с точки зрения говорящего, адекватно отобразить не только объективный элемент содержания, но и его субъективный элемент значения. Из синонимических структур, дающих номинацию типовой ситуации, отбирается структура с адекватным интерпретационным значением.
Функция локации реализуется при операции перехода от языкового знака к высказыванию. Типизированное языковое содержание необходимо локализовать в пространстве и времени относительно говорящего: отношения «я — здесь — сейчас» переносится на отражаемый в коммуникации фрагмент внеязыковой действительности, становясь отношениями «он — тогда — там». Содержательная характеристика знака как виртуального образования в этом случае преобразовывается в соответствии с характером той деятельности, в которую включен знак, с конкретной ситуацией этой деятельности.
Таким образом, именно коммуникативный аспект предложения осуществляет онтологическую операцию образования конкретного речевого высказывания, являющегося репрезентативным членом номинативной и грамматической парадигм.
Словосочетания с девербативами
Барбро Нильссон
University of Stockholm, Швеция
синтаксис, словосочетания, девербативы
Summary. The paper deals with certain collocations (nominal phrases) in Russian with a semantically reduced noun (of the type metod, obraz, priem) as the headword and an abstract verbal noun as a subordinated element. The attribute can be referentially characterised in two ways, partly due to the syntactic position of the headword.
В предлагаемом сообщении обсуждаются некоторые присловные подчинительные связи в русском языке, а именно словосочетания с девербативом в функции определения. Стержневым словом в этих словосочетаниях являются существительные с редуцированной семантикой типа метод, образ, прием и др. Они относятся к классу параметрических слов (см. [Падучева]), т. е. имеют обязательно пополняемую валентность, связанную с интеррогативным элементом. В докладе обсуждаются пополнения в виде девербатовов, чаще всего стоящие в родительном падеже. Эти существительные носят различный референциальный характер в зависимости от синтаксической позиции стержневого слова. Определение-девербатив может выполнять функцию экспликативного (изъяснительного) расширения, т. е. уточняет содержание стержневого слова. В этих случаях стержневое слово обозначает категорию (класс), а определение является идентифицирующим элементом, например, метод прокатки (прокатка — метод [чего-л.]). Такое словосочетание имеет только один референт. Определение-девербатив может также выполнять функцию расширения, которое я назову пропозициональным расширением, например метод обработки металла. В данном случае имеется два референта — метод и цель. В таких фразах стержневое слово является семантическим актантом глагола, мотивирующего определение: обрабатывать металл (каким-н.) методом. Очевидно, что, когда стержневое слово занимает позицию актанта в предложении, оно обязательно сочетается с экспликативным расширением (здесь рассматриваются только расширения в виде девербатива, однако они могут иметь и другие формы). Часто в тексте одновременно реализуются экспликативное и пропозициональное расширение — одно из них как определение-девербатив, а второе в другой форме. Между двумя референтами, обозначаемыми этими расширениями, существует инструментальное отношение — референт, реализуемый при помощи экспликативного расширения, является инструментом для выполнения действия, обозначаемого пропозициональным расширением. В докладе рассматриваются условия сочетаемости параметрических слов, а также синтаксические и семантические различия между лексемами данного типа.
Предложение и текст: к проблеме классификации русских предложений
Н. К. Онипенко
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН
грамматика, синтаксис, предложение, структурная схема, классификация, синтаксическая система, субъектная перспектива, таксис
В докладе ставится проблема системного описания русских предложиний и предлагается ее решение в связи с а) идеей синтаксического поля, б) тремя параметрами интерпретации значимой единицы языка в тексте (типология коммуниктивных регистров, модель субъектной перспективы, таксис как техника межпредикативных отношений), в) с тремя степенями зависимости синтаксической единицы от контекста (что терминологически обозначено триадой «свободный — обусловленный — связанный»).
1. Русская грамматическая наука за два с лишним века своего развития сформировала собственную традицию, которая отличает русистику от других лингвистических дисциплин. Основным отличием этой традиции является приоритет объекта над научной концепцией, то есть признание первичности, самоценности языка и вторичности научной теории.
Отношение между объектом познания, субъектом познания и научной концепцией сравнивают с отношениями между человеком, ключом и тем, что находится за закрытой дверью. Состояние лингвистики конца ХХ века образно представляют как толпу людей перед закрытой дверью — каждый в этой толпе со своим ключом, но вместо того, чтобы попытаться открыть дверь, каждый доказывает, что его ключ лучше. Иногда говорят о правильном выборе научного инструмента — выборе ключа. Говорят и том, что лингвистика конца ХХ века предлагает исследователю большой выбор теорий, научных инструментов, что современный ученый может работать в терминах разных теорий. Но язык для человека — это не черный ящик, поскольку сам человек находится в языке. Лингвистические концепции рождаются не вне языка и не вне человека говорящего.
Русская лингвистическая традиция исходит из того, что исследовательский инструмент, научная концепция, позволяющая продвинуться в познании объекта, не возникает извне, а рождается из самого исследуемого объекта.
2. Концепция коммуникативной грамматики (Г. А. Золотова, Н. К. Онипенко, М. Ю. Сидорова) предложила три инструмента анализа текста — понятие коммуникативного регистра, модель субъектной перспективы текста и понятие таксиса как техники межпредикативных отношений. Каждое из этих понятий не было создано дедуктивно (в отрыве от реального лингвистического объекта — текста). Понятие коммуникативного регистра возникло в результате анализа конкретных текстов и соединения результатов этого анализа с уже существовавшими понятиями грамматики слова и предложения. Модель субъектной перспективы — результат интерпретации полипредикативных конструкций и соотнесения синтаксиса предложения и поэтики художественного текста.
Понятие таксиса было взято из работ Р. Якобсона и значительно расширено: в коммуникативной грамматике таксисом называют отношения между двумя предикативными единицами по трем предикативным категориям — модальности, времени и лицу.
3. Системное представление русского синтаксиса сегодня не может осуществляться без учета отношений между предложением и действительностью, предложением и говорящим, предложением и текстом. Первый тип отношений терминологически обозначен как номинативный аспект предложения и рассматривается в рамках семантического синтаксиса. Второй тип находится в компетенции лингвистической прагматики, третий исследуется в синтаксисе речи, в теории актуального членения. Тем самым предложение оказалось разделенным между различными научными направлениями и научными теориями.
Цельность объекта (предложения) ставит перед лингвистикой задачу соединения разных аспектов предложения в одном исследовании. Эта задача может быть решена лишь тогда, когда предложение будет пониматься не как абстрактная структурная схема, а как предложение, выражающее типовое значение в определенных текстовых условиях.
4. Односоставность в коммуникативной грамматике понимается как результат текстово обусловленной модификации модели предложения. Односоставные предложения оказываются обусловленными либо коммуникативным регистром (номинативные, генитивные), либо определенной субъектной перспективой (неопределенно-личные), либо и тем и другим одновременно (обобщенно-личные). Предложения с субъектной синтаксемой в косвенном падеже признаются двусоставными.
Текстовый анализ предложений, построенных по модели ни N2 (Ни звука), показал, что за данной структурной схемой скрываются минимум две синтаксически обусловленные структурно-семантические модификации — (1) репродуктивно-негативная (За окном ни звука) модификация модели со значением «Состояние пространства» (За окном какие-то звуки; звуки музыки) и (2) волюнтивно-негативная (Ни звука больше; Ни шага дальше) модели «Субъект личный и его действие» (Он произнес какой-то звук; сделал шаг назад). Субъектная перспектива и регистровая принадлежность этих омонимичных структур различная: (1) связано с точкой зрения прямого наблюдателя и принадлежит репродуктивно-описательному регистру, (2) представляет собой побудительное (запретительное) речевое действие, то есть является каузативным воздействием на действительность, принадлежит волюнтивному регистру. Различаются и их грамматические парадигмы: для (1) возможны временные и модальные формы, для (2) невозможны, поскольку эта модель представляет собой экспрессивный вариант модального варианта акциональной модели (Он произносил странные звуки Не произноси ни звука Ни звука!). Ср. также соотношение структурных схем Advquant (N1 quant) N2 (Много цветов, Толпа народу) и N2 (Цветов! Народу!) и N2 / N4 (Чаю! Врача!). Первую структурную схему следует интерпретировать в связи с условиями репродуктивного регистра, учитывать возможности грамматических вариантов и модальных модификаций, вторая структурная схема — экспрессивный вариант первой (то же типовое значение, но в условиях реактивного регистра), третья — экспрессивно-волюнтивная модификация акциональной глагольной модели.
5. Эти и другие примеры ставят перед русской грамматической наукой задачу построения новой классификации русских предложений, учитывающей три параметра интерпретации предлодений в тексте. В докладе будут рассмотрены основные принципы функционально-коммуникативной классификации русских предложений.
Принципы построения синтаксической деривационной парадигмы
О. Н. Петрова
Московский государственный открытый педагогический университет им. М. А. Шолохова
предложение, инвариант, контекст, связность, дериват, парадигма, пропозиция
Построение синтаксической деривационной парадигмы требует определить, во-первых, ряд теоретических понятий (инвариант / вариант, деривационный смысл, контекстная обусловленность) и, во-вторых, решить ряд практических вопросов (Являютя ли дериватами активная / пассивная конструкции? Какие отношения существуют между демиактивной / демипассивной конструкциями? Возможны ли нулевые клепки в парадигме? Каков максимальный набор дериватов для простого предложения?).
1. Инвариантность — фундаментальное понятие современной лингвистики. Отношение между инвариантом и вариантом напоминает отношение части и целого. Рассуждая об вариативности и инварианте, принято говорить о фонеме — фоне, морфеме — морфе, слове — словоформе [ЛЭС, 80–81], но не принято говорить об инварианте предложения — варианте. А между тем в Академической грамматике уже выполнено синтаксическое описание, использующее понятие исходного предложения и его вариантов, варьирующих синтаксические предикативные категории — время и наклонение.
2. Чтобы установить все возможные варианты, следует определить то общее, что их объединяет, — инвариант. Тогда все производные варианты будут обладать некоторым добавочным смыслом определенного типа по сравнению с инвариантом. Инвариант должен быть связан с вариантами обратимой связью. Инвариант в своих вариациях может претерпевать различные — и весьма значительные — изменения, которые, однако, не затронут определяющие признаки.
Порождение разнообразных вариантов от небольшого числа исходных инвариантов раскрывает творческую силу языка, доказывает его жизнеспособность. Инвариант обеспечивает стабильность языковой системы, варианты — ее гибкость и выразительность (способность выразить самые тонкие оттенки смысла).
3. Чтобы можно было объединить синтаксические варианты в парадигму, они должны удовлетворять принципу дополнительной дистрибуции, то есть зависеть от контекста. Здесь мы имеем в виду, что язык основан на контекстной связности. Именно контекстная связность обусловила наблюдаемое в русском языке изобилие вариантов разного типа, образованных от одного инварианта.
Следует определить значения, которые могут считаться значениями одного порядка, то есть могут образовывать семантическую оппозицию, сохраняя все время инвариантную общность.
4. Частные значения вариантов должны быть таковы, чтобы они могли быть приведены к общему знаменателю, то есть к инварианту.
Очевидно, что деривационные значения следует отделить от стилистических, это разнопорядковые явления. Стилистические варианты обеспечивают эмоциональную или поэтическую добавку к нейтральной, чисто когнитивной информации, заключенной в инварианте. Деривационные варианты не сводятся к эксплицитному / эллиптическому представлению пропозиции.
Важнейший вопрос — установление набора деривационных вариантов, то есть списка синтаксических деривационных смыслов. Синтаксические дериваты определяются по двум ассоциативным признакам — по сходству и по смежности.
Частные деривационные значения характеризуются регулярностью, что будет отличать их от синонимичных отношений.
5. Современное синтаксическое исследование должно включать рассмотрение вляния текста на предложение, то есть условия включения его в текст. Интересно описать комбинаторные возможности деривационных вариантов и установить компликаторные закономерности.
6. Существует потребность описать варианты предложения в русском языке, в которых варьируются не предикативные, а смысловые элементы ситуации, фазисные, модальные и т. д. Семантическая близость этих предложений не вызывает сомнений. Число этих семантических вариантов будет зависеть от того, как мы определим инвариант и границы варьирования, то есть предложенческие смыслы, которые, будучи добавлены в исходное предложение, изменяют его смысл, сохраняя при этом связь с инвариантом.
За инвариант целесообразно принять структуру пропозиции, включающую участников (в широком смысле слова) и предикат, иерархизирующий этих участников. Пропозиция может быть представлена как активной, так и пассивной конструкцией, от них будут образовываться одноименные дериваты.
Специально должны быть рассмотрены демиактивные / демипассивные конструкции и определено их место в синтаксической системе.
В деривационной парадигме представлены варианты, которые касаются способов выражения субъекта и предиката — главных составляющих пропозиции. В такой парадигме могут быть пустые клетки, как в морфологической, словообразовательной, фонетической парадигмах. Нулевые члены деривационной парадигмы сигнализируют о семантических ограничениях, существующих для субъекта и предиката.
Описание простого предложения через синтаксическую деривационную парадигму неминуемо заставит уточнить список минимальных структурных схем.
Двухуровневая организация русского предложения
А. Ф. Прияткина
Дальневосточный государственный университет, Владивосток
русский язык, синтаксис, предложение, конструкция
Summary. This paper discusses the fundamentals governing the formal syntactic organization of the Russian sentence. It is proposed that in Russian there are two, not one, principles of sentence organization. The two formal syntactic models are related hierarchically and, acting in concert, create a dual level structure.
1. Структура русского предложения в современной описательной грамматике представлена как структура его предикативного ядра. Типы структур различаются на основе морфологического оформления главных членов предложения (или одного — предиката), и, таким образом, систематизация грамматических типов — это систематизация морфологизированных структурных схем, что в общем соответствует типологическому признаку славянских языков.
Можно, однако, представить дело и так, что в русском языке действует не один, а два принципа организации предложения. Первый можно назвать подлежащно-сказуемостным, второй — тема-рематическим. Первый принцип отражен в предложениях, построенных (в основной своей массе) в соответствии со структурными схемами, представленными в РГ-80. Второй принцип отражен в целом ряде структур распространенных (реже — нераспространенных) простых предложений, которые отличаются тем, что являют собой устойчивую (типизированную) связь между компонентами АЧ, компонентами семантической структуры и членами предложе-
ния — как правило, распространителями предикативного ядра. Это большой ряд структур — хорошо известные, часто обсуждаемые, спорные предикативные конструкции, составляющие несколько классов. Приведем их образцы. Класс А: а) Ребенку холодно, б) У Миши болит зуб, в) Кате исполнилось десять лет, г) На нем зимнее пальто, д) Мне приснился сон, е) Иванова послали на курсы, ж) С женщиной обморок. Класс Б: а) С кормами туго, б) В комнате грязно. Класс В: Работы нет, Денег мало, Муки не осталось. Класс Г: Отец на дворе, Он здесь, Книги в портфеле. Есть и некоторые другие классы.
2. Структуры этого типа, в частности те, которые имеют в качестве определяющего компонента второстепенный член с семантической функцией косвенного субъекта, не раз описывались и получали объяснение с той или иной позиции: с позиции способов распространения предикативного ядра и типов синтаксических связей слов — через понятие «детерминант»; с позиции семантической структуры предложения — через понятие «расширенная структурная схема»; с позиции принципиального неразличения грамматических и семантических основ типологии предложения — с помощью расширительной трактовки подлежащего. В любом случае решалась задача определить (квалифицировать) специфику синтаксического отношения в той же плоскости, что и отношения в простой, стандартной модели, то есть описать ее в терминах членов предложения с указанием на способы их морфологического выражения и семантические функции.
Между тем организующим началом перечисленных структур является тема-рематическое, а не субъектно-предикатное отношение. Во всех случаях «детерминант» (в том числе и субъектный) представляет T, а остальная часть предложения R. Подлежащее, там, где оно есть, включено в R. Тема и рема в этих структурах имеют типизированное оформление (определенный набор словоформ для каждого класса структур), отражающее их семантическую функцию. Это говорит о том, что здесь Т — R отношение уже не принадлежит «актуальному членению» в собственном смысле. Это не коммуникативный вариант, не член коммуникативной парадигмы предложения (коммуникативный эпизод), как в случае Помог нам Антон (в ряду Антон нам помог и т. д.), а самостоятельная структура, готовая к своему собственному коммуникативному варьированию в соответствии с задачами высказывания (ср.: У Маши температура — Температура у Маши).
3. Таким образом, предложения всех приведенных здесь образцов имеют двухъярусное строение. Их можно назвать двухуровневыми конструкциями. В едином предложении мы имеем две формально-синтаксические модели — со своим самостоятельным синтаксическим значением. Их нельзя совместить, представив как расширенную схему. Это особенно хорошо видно в случаях, когда R представлена предикативным сочетанием типа У Миши (Т) пропала собака (R). В моделях двух разных уровней имя в Им. падеже имеет разный статус: в одной модели (подлежащно-сказуемостной) это компонент, своей формой определяющий структурный тип ПЕ, в другой — это важнейший элемент R, для которого однако тип словоформы нерелевантен. Ср.: У Миши (T) украли собаку (R). Линии синтаксических отношений в каждой из двух взаимодействующих моделей не пересекаются.
4. Названные две модели находятся в иерархическом отношении. Модель первого (низшего) уровня — морфолого-синтаксическая, порядок слов нерелевантен. Модель второго (боле высокого) уровня включает в качестве определяющего собственно-синтаксический признак — порядок слов.
5. Тема-рематический принцип организации предложения фактически отражен в описании некоторых типов простого предложения, а именно в тех, где в двучленном ядре ПЕ функции компонентов (подлежащее — сказуемое) на морфолого-синтаксическом уровне не обозначены. Таковы предложения, построенные по структурным схемам: N1 — N1, INF — INF, N1 — INF, PRAEDINF.
В трактовке таких предложений авторы фактически используют критерий АЧ в сочетании с семантическим (см. по АГ-80: Наша задача учиться / Учиться — наша задача).
6. T — R принцип обнаруживает себя и в формировании эллиптических структур (Кто куда, а я — в сберкассу): непредикативный член, представляющий R, является обязательным компонентом предложения, то есть элементом структуры, формируемой на втором уровне. Именно этот синтаксический принцип обеспечивает структурную самостоятельность предложениям с нулевым бытийным предикатом типа Отец на дворе.
7.Не все типы простого предложения имеют двухъярусное строение. Есть три возможности: 1) предложение имеет одноярусную структуру, определяемую структурой предикативного ядра (структурные схемы N1 — VF, N1 — Adj, Praed и многие другие; 2) предложение имеет однояруссную структуру, определяемую Т-R отношением (N1 — N1 — Иванов — директор / Директор — Иванов и др); 3) предложения, имеющие двухъярусную структуру (примеры см. п. 1).
Согласование в атрибутивном словосочетании
и морфологические категории русского прилагательного
М. В. Русакова
Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена
прилагательное, согласование, синтаксическая зависимость, морфологические категории, речевые ошибки
Summary. Mental operations supplying morphological setting of Russian adjective are various. Speech errors data show that adjectival inflection should not be treated as semantically empty.
Морфологические категории делятся на синтаксически обусловленные и синтаксически не обусловленные. При этом синтаксически обусловленные категории обычно считаются не связанными с каким-либо содержанием, так как их актуализация в высказывании определяется синтаксическим контекстом, а не семантическим и прагматическим компонентами высказывания. В качестве примера синтаксически связанных категорий обычно приводят морфологические категории прилагательного.
Основанием для этого служит тот факт, что прилагательные вступают в согласовательную связь с существительными, причем большинство исследователей считает: в то время как существительное маркируется показателем рода, числа, падежа, а в винительном падеже — одушевленности / неодушевленности — независимо от того, встраивается ли оно в именную группу с согласованным определением или без него, морфологические категории прилагательного однозначно определяются морфологическими категориями существительного.
Между тем с чисто логической точки зрения утверждение о зависимой природе грамматических маркеров прилагательного, основанное на том, что реализация прилагательного в высказывании без существительного невозможна, следует признать верным лишь в том случае, если семантически (прагматически) нагруженное маркирование всегда осуществляется только на одном из членов атрибутивного словосочетания. Однако последнее утверждение не является доказанным теоретически или экспериментально, и, следовательно, вопрос о грамматической зависимости прилагательного от существительного следует считать открытым. Известно, что в языке действуют две разнонаправленные тенденции: тенденция к экономии и тенденция к избыточности. Неизвестно, какая из тенденций берет верх на рассматриваемом фрагменте языковой действительности. Тем самым тезис о полной синтаксической обусловленности словоизменительных категорий частей речи, выступающих в функции так называемого согласованного определения, требует проверки.
Априорное понимание морфологических категорий прилагательного как синтаксически обусловленных находится в противоречии с тем фактом, что весьма часто эти категории оказываются семантически нагруженными (согласовательная связь в таких случаях называется семантическим согласованием). Зафиксированы достаточно многочисленные грамматические контексты, в которых категории прилагательного определяются не категориями существительного, а семантическим (прагматическим) компонентом высказывания, например: уважаемая товарищ Иванова, мои отец и мать, бедный сиротка и бедная сиротка (в зависимости от пола обозначаемого лица). Такого рода факты неоспоримо свидетельствуют о том, что прилагательные (в широком смысле), в некоторых (и даже не очень редких) случаях способны САМОСТОЯТЕЛЬНО выражать различные грамматические значения в составе именной группы. Из сказанного следует: для того чтобы сделать вывод (не вызывающий обычно сомнения) о том, что согласовываться значит подчиняться, нужно доказать, что словоформы, выражающие определение, по-разному реализуют свои словоизменительные возможности в атрибутивных словосочетаниях, где наблюдается «согласование по смыслу», и во всех остальных.
Анализ допущенных носителями русского языка в спонтанной устной речи сбоев (корпус данных включает несколько сотен высказываний), заключающихся в рассогласовании определения с определяемым (пример 1) показывает, что механизмы морфологического оформления прилагательного крайне разнообразны и не сводятся к простому подчинению прилагательного существительному. К тому же достаточно часто в высказываниях со сбоями, в тех случаях, когда определение появляется в поверхностной структуре еще до принятия окончательного лексического решения относительно определяемого, в роли зависимой выступает словоформа существительного (пример 2).
Полученные данные позволяют подвергнуть сомнению положение об абсолютной синтаксической связанности словоизменительных категорий прилагательного.
Примеры высказываний со сбоями в атрибутивных словосочетаниях:
1. Единственный способ проникнуть в это — это проводить широкие сеть психолингвистических экспериментов.
2. Дай мне эту вот новую маслу (интроспективный отчет говорящего, допустившего сбой: хотела сказать эту вот штуку, мне всегда лень подбирать слова, но было бы непонятно, комментарий: о масленке на столе, на котором много различных предметов).
По этому поводу отметим следующее: идея о том, что грамматические показатели прилагательного, выражая некоторые значения в одних случаях, не могут выражать их в других, кажется даже на первый взгляд весьма сомнительной. К тому же если перевести рассуждения в плоскость закономерностей речевой деятельности, то получится, что, порождая или воспринимая словоформы, выражающие определение в обычных контекстах, носитель языка почему-то не должен использовать их семантический потенциал, обязан не замечать его. Это представляется столь же трудным, как не думать про белого бычка.
Второстепенные члены предложения
в свете современной лингвистической проблематики
Е. С. Скобликова
Самарский государственный университет
синтаксис, второстепенные члены предложения, функциональный синтаксис
Summary. «Secondary Parts of the Sentence in the Light of Modern Linguistic Problematics». The aim of the talk is to prove that the rejection of the traditional theory of the secondary parts of sentence is incorrect. Being enriched by new aspects of analysis the theory reveals its fundamental categorial character.
При плодотворности многих новых направлений современной лингвистической семантики представляется неоправданным, что часто эти направления развиваются на фоне отказа от традиционных понятий, без установления естественной связи этих понятий с новыми аспектами характеристики, без попыток их обогащения, соответственно — без синтеза старых и новых знаний.
Неестественно, в частности, что в условиях интенсивного развития функционального синтаксиса — с его вниманием к подходу от значения к средствам выражения, с широким использованием понятий «типовая ситуация» и «типовое значение» предложения — по отношению к типологии второстепенных членов, основывающейся именно на «типовых значениях», либо продолжает сохраняться скепсис, либо (в учебной практике) она характеризуется обедненно, на своем «первоначальном» уровне.
Характеристика грамматического своеобразия разных групп второстепенных членов чаще всего продолжает останавливаться на констатации факта частеречного соответствия функциям определенных членов предложения. Выявленная в специальных исследованиях и в пособиях для работы в нерусской аудитории грамматическая специфика системной организации падежных и предложно-падежных форм существительных при выражении определенных значений в большинстве случаев не проецируется на теорию второстепенных членов. Соответственно, сохраняется представление об аграмматичности семантической классификации второстепенных членов.
Насколько перспективна современная проблематика для рассматриваемой области, мы постараемся показать, раскрывая категориальные свойства двух резко противопоставленных друг другу групп второстепенных членов: 1) выразителей «собственно обстоятельственных» значений (места, времени, причины, условия, уступки, цели); 2) дополнений.
Обстоятельства. В пределах каждого из указанных типов обстоятельств используется такие предложно-падежные формы, которые характеризуются своеобразием системных парадигматических соотношений. Ср., например, такие соотносительные ряды форм, как: в селе — около села — за селом…; в селе — в село — из села; в субботу — до субботы — после субботы; из-за дождей — благодаря дождям и под.
Это обеспечивает определенность грамматического значения каждой отдельной формы. В совокупности с употреблением лексики, которая отчетливо дифференцирует разные типы обстоятельств (ср. в селе — в апреле; из дома — из вежливости), эта определенность обусловливает высокую степень автосемантичности обстоятельственных членов предложения.
Дополнение. В отличие от обстоятельств типичные дополнения принципиально синсематичны. При абстрактности грамматического значения объекта реальный тип объектных отношений выявляется, как правило, только на синтагматическом уровне — в сочетании с определенным главным словом (ср.: увидел дом, нарисовал, купил, построил, перестроил, разрушил): именно главное слово конкретизирует абстрактную семантику этих отношений. Синтагматической заданностью характеризуются и грамматические формы дополнений. См.: хотеть чего, стремиться к чему, надеяться на что, мечтать о чем. Это составляет специфическую особенность дополнений. Поэтому «внесинтагматическое» изучение дополнений практические немыслимо, а рассмотрение их с точки зрения того или иного конкретного типового значения может быть осуществлено только с опорой на определенные лексико-семантические группы главных слов.
Самостоятельный интерес представляет осмысление того, какое место в системе обстоятельств занимают наречия.
Прежде всего необходимо заметить, что за пределами местоименных наречий употребительностью характеризуются только наречия места и времени. Для выражения условия и уступки наречия не используются совсем. Поэтому следует признать, что грамматический центр в выражении обстоятельственных значений образуют предложно-падежные формы существительных. Показательно, что наиболее употребительные пространственные наречия 1) восходят к именным предложно-падежным формам; 2) в словообразовательной их структуре полностью или частично запечатлены свойственные для современных существительных парадигматические соотношения (вдали — вдаль — издали; справа — вправо).
В отличие от большинства форм существительных наречия характеризуются релятивной семантикой. Их употребление сугубо антропоцентрично: оно предполагает «наблюдателя»: точку зрения говорящего в диалоге, персонажа — в повествовательном тексте. См., например, использование наречий впереди, позади, слева, справа.
В коммуникативно-текстовом аспекте большой интерес представляет релятивное использование разных темпоральных определителей в зависимости от того, ориентировано ли их употребление а) на момент речи в диалоге или б) момент описываемых событий в повествовательном тексте. Ср., например, а) сегодня — вче-
ра — завтра; б) в этот день — накануне — на следующий день — назавтра.
Представляется, что, обогащенное новым содержанием, традиционное учение о второстепенных членах обнаруживает свой фундаментальный категориальный характер.
Типы предикативных связей, организующих высказывание в русском языке
С. Ю. Соколов
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
высказывание, предикативная связь, топос, субъект, предикат, семантическая категория
Summary. The structure of a sentence consists of two elements: a subject and a predicate. They are connected with each other by certain semantic categories, which reflect the ways of human thinking. The number of such categories is fixed. The set of predicative categories determines the word distribution between semantic classes and settles on the different ways of sentence generating.
1. Топос (риторический предикат) рассматривается нами как некоторый тип смыслового отношения между понятиями, составляющими высказывание.
2. Топос является универсальным элементом, регулирующим связи между единицами языка на уровнях текста и предложения.
В высказывании топос является предикативной связью, то есть представляет собой стандартное отвлеченное значение, компоненты которого добавляются в значения субъекта и предиката, соотносящихся друг с другом. Например, в высказывании: «Лампа стоит на полу» — слово «пол» приобретает значение места по отношению к слову «лампа».
Все значения предикативных связей возможных в языке являются основными семантическими категориями человеческого миропонимания.
В рамках риторической традиции топосы рассматриваются как инструменты распространения высказывания и развития аргументации в публичной речи
3. Количество предикативных связей, различающихся значениями, ограничено.
В нашем исследовании выделяется 15 типов предикативных связей, характерных для русского языка: признак, тождество, род / вид, часть / целое, причина / следствие, сопоставление, сравнение, объект, место, время, именование, количество, объединение, обладание, цель.
(1) Топос «признак» противопоставляется остальным как несистемный топос системным, то есть связь по признаку формирует новое понятие по отношению к субъекту и предикату, а остальные топосы только соотносят разные понятия на основании некоторой семантической категории. Например, высказывание «Человек идет по дороге» обозначает нечто отличное от понятий «человек», «идти», «дорога». Мысль, выраженную в данном высказывании, в определенном контексте можно заменить одним словом «пешеход», обозначающим соответствующее понятие. Напротив, словосочетание «идет по дороге» не образует цельного понятия, а лишь соотносит их как некоторое явление и его место. Большая часть всех предикативных связей в языке основывается на категории признака.
(2) Отношения тождественности указывают на то, что сумма признаков, определяющих понятие в позиции предиката, в той же степени определяет и субъект высказывания, а все различающие признаки объявляются несущественными в данном контексте.
(3) Топос «род / вид» вводит субъект в класс понятий, выраженный предикатом и, наоборот, выделяет из субъекта предикат на основании его специфических черт.
(4) Топос «часть / целое» устанавливает аналитические или синтетические отношения между понятиями. Назвать понятие частью другого значит констатировать, что признаки, определяющие часть, формируют признаки целого.
(5) Причинно-следственные отношения указывают на зависимость наличия одного понятия от существования другого.
(6) Сопоставление выражает количественную разницу между признаками понятий.
(7) Сравнение связывает понятия на основании совпадения одного или нескольких определяющих признаков.
(8) Объектная связь обозначает процесс изменения понятия, то есть добавление новых определяющих признаков в контексте данного высказывания.
(9) Связь понятий по месту выражает статическое положение субъекта относительно понятия, выполняющего роль предиката.
(10) Связь понятий по времени выражает динамическое положение субъекта, указывая его временные характеристики, или относительно понятия в предикате.
(11) Именование — это операция называния. Она заключается в том, что говорящий закрепляет за некоторым явлением звуковой комплекс, включая его в языковую картину мира адресата.
(12) Предикат, значением которого является число или область чисел элементов в множестве субъекта, присоединяется топосом «количество».
(13) Связь на основе объединения делает два понятия элементами одного субъекта или предиката.
(14) Предикативное сочетание, построенное на основе топоса «обладание», означает, что понятия способны или не способны образовывать друг с другом все системные связи.
(15) Топос «цель» является синтезом двух предикативных связей: времени и причины-следствия. Субъект предшествует предикату, и если нет предшествующего субъекта, то нет последующего предиката. Данная связь обозначает некоторую модель последовательностей, которая может реализоваться, а может и не реализоваться.
4. Каждая из описанных выше мыслительных операций может приобретать определенный вид в зависимости от типа субъекта, например связь по признаку может иметь вид свойства или качества предмета, способа или образа действия, а связь по времени может делиться на относительную (за точку отсчета берется некоторое событие) или координатную (по системе измерения).
5. Каждое понятие, становящееся компонентом предикативного сочетания, приобретает набор потенциальных связей, которые, во-первых, относят его к определенному семантическому классу и, во-вторых, определяют все возможные пути распространения высказывания.
Невольность осуществления как отражение диктумно-модусной ситуации
Т. И. Стексова
Новосибирский государственный педагогический университет
семантическая категория, невольность осуществления, диктумно-модусная ситуация
Summary. The purpose of this paper is identify dictum-modus situations in Russian. I argue that in such sentences the proposition can not be differentiated from the modus frame, since the modus meaning is of intrapropositive nature.
Общепризнанна мысль о том, что смысл предложения состоит из двух основных компонентов: объективного и субъективного содержания, или — в терминах Ш. Балли — диктума и модуса. Диктум, как неоднократно отмечали исследователи, представляет собой пропозитивное содержание, т. е. отражает факт реальной действительности, а модус демонстрирует отношение говорящего либо к этому факту действительности, либо к самому высказыванию, к избранным языковым средствам. Не случайно в лингвистический оборот введен термин «модусная рамка» [Вежбицкая, Арутюнова, Касевич, Храковский], внутри которой находится диктумная часть содержания.
Подобное понимание смысловой стороны предложения не вполне соответствует тому, как соотносятся диктум и модус в предложениях, отражающих ситуацию невольного осуществления. (Невольность осуществления понимается как субкатегория неконтролируемости, проявляющаяся только в сфере лица.)
Характерной особенностью предложений с семантикой невольного осуществления является то, что все они сообщают о совершении какого-либо диктумного события, которое квалифицируется говорящим как произошедшее / происходящее помимо или против воли говорящего. Ситуация, отражаемая в подобных предложениях, является диктумно-модусной, а модус оказывается неотъемлемой составляющей пропозиции. На принципиальную возможность подобного в русском языке указывала Т. В. Шмелёва, отмечая, что для модуса характерна тенденция проникновения, «врастания» в диктум, что практически исключает возможность его изолированного рассмотрения [Шмелёва, 34].
Представляется, что оценка события как невольного не совпадает с тем, что вкладывается в понятие модусной оценки, которая предполагает субъективное расположение оцениваемого события на шкале «плохо — хорошо», и ее можно представить следующим образом: Произошло / происходит Р, и это хорошо / плохо. Модальность оценки не уникальна. И другие модальности могут быть построены по типу оценки. Это, в частности, модальность «странности», «удивления», «неожиданности». Их сближает общность структуры модальной рамки. Перечисленные модальности имеют общность в отражении нормативной картины мира. Другими словами, и модальность оценки, и модальности странности, удивления и подобные имеют некую точку отсчета, тот «нуль», который принимается носителями языка за норму. Отклонение от этого нуля воспринимается говорящим либо с оценкой «хорошо / плохо», либо как нечто странное, достойное удивления. В этом смысле модальность невольности близка к данному подклассу модальностей, так как в нормативной картине мира предполагается, что поступки человека, его деятельность должны быть осознанными и целенаправленными (сначала подумай, а потом делай, «семь раз отмерь, потом отрежь»). Отклонение от этой нормы, от ожидаемого хода событий идет либо в сторону «минус» осознанность, целенаправленность и порождает невольное осуществление, либо в сторону «плюс», что приводит к семантике волевого усилия. Поэтому в нашем случае, вероятно, следует говорить о квалификации, которая выражала бы отношение говорящего к диктумному содержанию, квалифицировала его по характеру совершения. Это отношение имеет следующий вид: Независимо от воли S произошло / происходит Р. Важным компонентом подобного понимания является учет фрагмента языковой картины мира, а именно системы нормативных представлений субъекта, включающей в себя как представления всего социума, так и представления индивидуума. Сближаясь с другими модальностями отражением нормативной картины мира, в то же время модальность невольного осуществления существенно отличается от нее. Если в предложениях с модальностью оценки, важности, странности, удивления и подобных элиминировать модусную рамку, то характер пропозиции не изменится. Ср.: Странно, что он сегодня не пришел. Важно, что он сегодня не пришел. Удивительно, что он сегодня не пришел. Он сегодня не пришел. Предложения же с семантикой невольного осуществления такой элиминации не поддаются. Квалификация события как невольного является неотъемлемой чертой, утрата которой ведет к изменению смысла всего предложения. Исходя из этого, можно говорить о том, что модальность невольности имеет внутрипропозитивный характер. Другими словами, специфика диктумно-модусной ситуации в том и проявляется, что диктумное содержание и модусная его квалификация являются единым целым, модус как бы встраивается внутрь диктума, а не представляет собой модусной рамки, как в случаях с модальностями оценки, странности, удивления, важности и под. Изменение или устранение модусного компонента меняет характер отражаемой ситуации, определенный смысловой компонент этой ситуации утрачивается. Ср.: Он невольно заговорил шепотом. — Он заговорил шепотом. Если в первом случае субъект осуществления совершил «действие», каузированное какими-либо обстоятельствами (не вербализованными в предложении, но вполне реальными в действительной ситуации), и сделал это независимо от своей воли, то во втором случае предложение отражает другую ситуацию: субъект совершил действие вполне осознанно, преследуя определенную цель. Например: Войдя в церковь, он невольно заговорил шепотом. — Он заговорил шепотом, чтобы его не услышали окружающие.
Литература
Шмелёва Т. В. Субъективные аспекты русского высказывания // Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 1995.
Полипредикативность в «Коммуникативной грамматике»: типологический анализ полипредикативных конструкций в русском и в испанском языках
Сильвия Мартин Тамайо
Гранадский университет, Испания
полипредикативность, русский и испанский языки, «Коммуникативная грамматика»
Summary. This investigation analyzes the «polipredicative» constructions based on the «Communicative Grammar» by G. A. Zolotova. This work is describing constructios of gerund, participle, infinitive, causative sturctures, constructios with adjectives functioning «in a bilateral way», etc. both in Russian and in Spanish languages.
Данный доклад представдяет собой попытку применить к материалу испанского языка основные принци-
пы «Коммуникативной граматики» Г. А. Золотовой, Н. К. Онипенко, М. Ю. Сидоровой. Предлагаемое исследование основывается на рассмотрении полипредикативных конструкций в русском и испанском языках. Задачей данной работы является углубление и улучшение понимания концепции «Коммуникативной грамматики» русского языка в сопоставлении с испанским языком. Таким образом, мы можем познакомить с идеями этой грамматики студентов и специалистов по испанскому языку, так как эти идеи еще не развивались в грамматических исследованиях на материале испанского языка.
Исследование анализирует все конструкции, образующие полипредикативные структуры, построенные на базе моноперсональных / полиперсональных (моносубъектных / полисубъектных), монотемпоральных / политемпоральных, мономодальных / полимодальных версий модели предложения. Также рассматриваются конструкции «осложненной модели» предложения, то есть конструкции с полупредикативными структурами (деепричастиями, причастиями, инфинитивами, предикатами состояния, качества, событийными предикатами, предложениями с двусторонним придагательным).
Эта работа базируется на принципе синонимических трансформаций (преобразований), которые способствуют корректности и достоверности перевода, то есть на совпадении предикативных единиц при несовпадении формальных структур: в русском языке появляется сложное предложение, а в испанском — простое предложение, и наоборот.
Особое внимание уделяется авторизующим и каузативным полипредикативным предложениям, которые образуют преимущественно несинонимические, непараллельные структуры в сопоставляемых языках.
Материалом данного доклада служат как примеры русского языка, взятые именно из «Коммуникативной грамматики», так и примеры, выбранные из сборника произведений испанских писателей ХХ века: это Камило Хосе Села («La familia de Pascual Duarte»), Мигел де Унамуно («La tнa Tula»), Хуан Рамон Хименес («Segunda Antolojнa Poйtica», «Platero y yo»), Антонио Мачадо («Poesнas completas»), Федерико Гарсия Лорка («Mariana Pineda», «Doсa Rosita la soltera o El lenguaje de las flores») и Антонио Муньос Молина («Beltenebros»). Основным методом данного исследования является описательный метод (на основе картотеки объемом 1000 испанских примеров).
Итак, результатом нашей работы будет являться установление сходств и различий полипредикативных структур сопоставляемых языков на базе «Коммуникативной грамматики» с целью описания новейших синтаксических тенденций в испанском языке.
Литература
Коммуникативная грамматика русского языка / Под общей редакцией доктора филол. наук Г. А. Золотовой. М., 1998. 528 с.
Gramбtica descriptiva de la lengua espaсola. 3 tomos // Dir. por Ignacio Bosque Muсoz y Violeta Demonte Barreto. Madrid, 1999.
Арутюнова Н. Д. Трудности перевода с испанского языка на русский. М.: Наука, 1965.
Русско-испанский словарь / Под ред. Х. Ногейры и Г. Я. Туровера. М.: Рус. яз., РУССО, 1995. 976 с.
Синтаксические поля и грамматические категории
Г. Д. Фигуровская
Филологический факультет, Елец
грамматическая категория, конструктивно-синтаксическое поле, метаслово, метаконструкция
Summary. They are differ syntax fields with grammatical center (e. g. with morphological category, syntax meaning or syntax connections) and the fields which do not base on grammatical category. Constructive-syntax fields belong to the first type. They are the hypercategories of the syntax level.
Отношение синтаксических полей и — шире — полей в грамматике к грамматическим категориям различно. С этой точки зрения выделяются:
1. Поля содержательных срезов коммуникативного, прагматического, стилистического, субъективного плана, не представляющие собой грамматических категорий. Но они имеют непосредственное отношение к связной речи, к коммуникации.
2. Трансформационные, или деривационные, поля, к которым можно отнести синтаксическое поле предложений Г. А. Золотовой: оно формируюется из трех видов парадигм: первую составляют грамматические, семантико-грамматические, экспрессивно-коммуникативные модификации; вторую — синонимические вариации с неизосемическими компонентами, третью — полипредикативные осложнения модели.
3. Структурные поля, демонстрирующие разнообразие и постепенность переходов между синтаксическими структурами — простыми, сложносочиненными, сложноподчиненными, бессоюзными сложными предложениями (В. В. Щеулин).
4. Синтаксические поля языковых единиц как типов, или исходноформальные поля (В. Г. Адмони). В таком случае полевая структура может быть выявлена среди вариантов того или иного типа простых или сложных предложений (например, предложений с союзом ЕСЛИ): центр составят варианты, в наибольшей степени характеризующиеся взаимно однозначным соответствием между инвариантным синтаксическим значением или отношениями и формой данного типа предложений. Периферию типа займут семантические или структурно-семантические варианты типа. Такие поля обычно являются микрополями в составе более широких объединений (макрополей).
5. Синтаксические поля с центром — морфологической категорией, например поля модальности, темпоральности и др.
6. Синтаксические поля с центром — синтаксической категорией, представленной синтаксическими значениями, например поля субъектности, объектности, обстоятельственных значений и др. Примером таких полей являются микрополя причины, цели, условия, уступки, следствия в составе функционально-семантического поля отношений обусловленности (В. Б. Евтюхин) и др.
7. Синтаксические поля с центром — синтаксической категорией, представленной синтаксическими отношениями. Примером таких полей являются поля сравнения (Е. В. Скворецкая), причинно-следственных отношений (А. Ф. Михеев). К таким полям относятся конструктивно-синтаксические поля (Г. Д. Фигуровская).
КСП являются полями синтаксических конструкций, объединенных общностью синтаксических отношений (в противоположность понятиям «синтаксическое значение», «синтаксическая функция», которые определяют положение конструкций на более низкой ступени иерархии в поле). Поэтому описание полей предваряется описанием типов синтаксических конструкций в русском языке: к ним относятся элементарные синтаксические конструкции, выделяемые при членении предложения, конструкции, переходные между простыми и сложными предложениями, фразеологизированные конструкции, двухкомпонентные СП; особо подчеркивается необходимость выделения наряду с ними элементарных трехкомпонентных и даже многокомпонентных конструкций в случае выражения одного синтаксического отношения. Рассматриваются и текстовые аналоги перечисленных конструкций. Кроме этого, описание предваряется регистрацией всех видов синтаксических связей.
Лексические единицы — прежде всего синтаксические метаслова — слова разных частей речи, называющие синтаксические отношения или значения (причина, следствие, цель, средство, условие, основание, вывод, подобие, равенство, различие, тождество, пример, исключение; сравнивается, уподобляется, относится, включается, отличается; обусловливается, зависит; подобен, различен, отличен), — входят не сами по себе, а как единицы, участвующие в формировании синтаксических отношений, характерных для данного поля, причем в синтаксических структурах определенных типов, число которых обозримо, они регулярны и вступают в системные связи с основными конструкциями.
Так, одна из синтаксических функций перечисленных существительных-метаслов — выступать в качестве актуализируемых компонентов в предложениях конкретизации. Но их лексическое значение позволяет интерпретировать семантику данных предложений как причинную, следственную и т. д., что доказывают соответствующие трансформации: И если в этой книге я иногда излишне скрупулезно записываю те или иные индивидуальные черты того или иного мальгашского народа, то делаю это по одной причине: (ср. ПОТОМУ, ЧТО) уж слишком ярко, рельефно и порою неожиданно выделяются они на фоне унифицированных традиций малагасийцев (Кулик). Такие конструкции — мы называем их метаконструкциями — составляют периферию двух смежных полей (в данном случае — КСП конкретизации и КСП причинно-следственных отношений). В первом поле они являются «выходящими» с точки зрения семантики Во втором — это «входящие» типы. Такие конструкции фиксируются в обоих полях как общий для них сегмент. Тем самым особенно отчетливо выделяется момент переходности между двумя полями.
В КСП отражаются прежде всего парадигматические связи между синтаксическими конструкциями: синонимия, вариантность, конверсия, параллелизм, смежность, коммуникативно-синтагматическая антонимия и др. Они используются как критерий объединения синтаксических единиц в парадигмы.
КСП имеют подчеркнуто парадигматическую структуру: горизонтальное и вертикальное сечения. Основная парадигма поля — горизонтальная — отражает членение семантического пространства поля. Ее символизирует горизонтальная ось на «карте» поля. На этой оси располагаются варианты, синонимы и параллелизмы. Каждый из выделенных типов может иметь вертикальную парадигму, состоящую из функциональных синонимов простого и / или несобственно сложного предложения и обратные трансформы (конверсивы). Выше основной горизонтальной оси располагаются обратные трансформы с подчинительной формой выражения отношений (вследствие чего, почему и т. п.), еще выше — обратные трансформы с сочинительной формой выражения отношений, в том числе с указательно-местоименной связью. Ниже основной горизонтальной оси располагаются функциональные синонимы простого и несобственно сложного предложения.
Таким образом, КСП представляет собой сеть нескольких парадигм, которые отражают синтаксические категории разного порядка. Поэтому КСП в целом представляют собой гиперкатегории синтаксического уровня.
Синтаксис слабоударных элементов предложения в русском языке
А. В. Циммерлинг
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Институт славяноведения РАН
порядок слов, частицы, энклитики, закон Ваккернагеля
Summary. Modern Russian has pronominal elements and particles that tend to take second position in a clause. Prototypically, they are cliticised to the first stressed word or first sentence constituent, but move further to the right if sentence-initial elements are communicatively marked. Similar relations are attested in languages where second position is reserved for predicational enclitics, e. g. in South and West Slavic and in Old Novgorod Russian.
Современный русский язык, согласно распространенной точке зрения, не имеет сентенциональных энклитик, т. е. безударных слов, занимающих позицию после первого ударного слова, но по своему значению соотнесенных с ситуацией высказывания в целом, а не с его отдельными частями. Энклитики данного типа известны по языкам, подчиняющимся т. н. закону Ваккернагеля, в том числе по современным южно- и западнославянским языкам (сербохорватский, словенский, болгарский, чешский) и новгородскому диалекту древнерусского языка. В языках этой группы позиция после первого ударного слова может замещаться как одиночными энклитиками, так и их цепочками. При этом перестановки энклитик внутри цепочки не допускаются, ср. дрновг. ако же (1) ми (2) ся (3) еси (4) сам въреклъ при неграмматичном *ся ми, * ми же, *еси же — т. н. правило рангов энклитик. В этих языках энклитические формы глагола и местоимения обычно сохраняют полноударные дублеты в рамках той же граммемы, ср. дрновг.
1 Dat. Sg. ми — мън±, Refl. Acc. Sg. ся — себе.
Русский язык утратил дублетные формы личных и возвратных местоимений, но сохранил три частицы, имевшие фиксированное место в цепочках древнерусских клитик, — рус. ли, бы, же. Ограничения на употребление рус. ли непосредственно объясняются действием закона Ваккернагеля, так как ли всегда занимает место после первой ударной словоформы. Перед ли в обязательном порядке происходит расщепление сложных составляющих: Фильмы Эйзенштейна, пирожки с капустой, Васины товарищи, капустные пирожки, старые фильмы фильмы ли Эйзенштейна, пирожки ли с капустой, Васины ли товарищи, старые ли фильмы; *Фильмы Эйзенштейна ли, *пирожки с капустой ли, *Васины товарища ли, *старые фильмы ли. Отход ли на один шаг вправо в предложениях с начальным отрицанием является частным случаем закона Ваккернагеля и объясняется т. н. правилом барьера: энклитика ли не может следовать непосредственно за проклитикой не, что вызывает сдвиг *не ли стыдно тебе не || стыдно ли тебе. Тем самым отсчет позиций нужно вести от первого слова, способного принимать энклитику, т. е. от словоформы стыдно. Вывод о том, что рус. ли везде занимает второе место, подтверждается запретом на фразы типа *тебе стыдно ли, где перед клитикой ли стоят две неотрицательные словоформы. На синхронном уровне выражения что ли, много ли, мало ли, хватает ли целесообразно анализировать уже не как группы, а как единые элементы.
Рус. же и бы обладают большей линейной свободой. Составляющие, допускающие разрыв, могут целиком предшествовать им, ср.: Иван же Васильевич Иван Васильевич же. Употребление рус. же, имеющего коммуникативный статус темы, удовлетворительно предсказывается законом Ваккернагеля. Уход же вправо возможен при вынесении эмфатической или иной коммуникативно выделенной составляющей в начало фразы, ср.: Вчера | же вечером они этого не знали! || (Так ведь) Вчера вечером || они | же этого не знали! Позицию рус. бы, вопреки высказывавшейся в русистике точке зрения, объяснить в терминах ритмико-синтаксических групп на синхронном уровне нельзя. Рус. бы тяготеет к контактному положению с глаголом (как постпозиции, так и препозиции), что дает варианты Он бы пришел он пришел бы (если бы ты его пригласил). Между глаголом и частицей бы изредка вклинивается полноударная словоформа, ср. Увидел тебя бы на месте взрыва, точно бы убил. Ср.: также множество допустимых линейных вариантов высказывания Шли бы вы, ребята, домой!, сохраняющих тождество синтаксического наклонения Шли вы, ребята, бы, домой!, Шли вы, ребята, домой бы!, Шли бы вы ребята, домой бы!
Русские частицы бы, был, было могут образовывать с соседними слабоударными элементами единую коммуникативную составляющую со значением т. н. рецессивной, т. е. ранее актуализованной либо восстанавливаемой из контекста темы. Такие составляющие характерны для предложений с дислокацией ремы, в том числе для большого числа предложений с начальным глаголом. В случае, если смежные с клитиками бы, был, было тематические элементы ударны, линейные перестановки допускаются. Исходное предложение Вратарь (Тема) было (Рецессивная Тема) потянулся за мячом (Рема), да в последний момент раздумал его трогать может быть преобразовано как в Потянулся (Рема) || было вратарь (Рецессивная Тема) || за мячом (Рема), да не достал… , так и в Потянулся || вратарь было || за мячом, да не достал его. Однако при замене ИГ вратарь слабоударным местоимением он перестановка частей рецессивной темы невозможна, ср.: Потянулся || он было || за мячом, да раздумал его трогать, но не *Потянулся || было он || за мячом, да раздумал его трогать. Данное ограничение, по-видимому, аналогично запретам на перестановку сентенциональных энклитик в древнерусском и других языках, подчиняющихся закону Ваккернагеля: если местоимение он безударно и ведет себя как энклитика, оно всегда стоит в конце начальной ритмико-синтаксической группы левее частицы было.
Правомерно высказать гипотезу, что современные русские предложения с рецессивной темой и предложения с цепочкой сентенциональных энклитик реализуют одну и ту же стратегию развертывания устного сообщения, когда анафорические, известные из контекста или коммуникативно малоценные элементы группируются в интонационном спаде и занимают позицию непосредственно после первой ударной составляющей.
Структурно-семантическая организация предложения и актуальное членение
(на примере предложений, включающих сирконстанты
с временным и пространственным значением)
В. Л. Чекалина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
коммуникативная стратегия, коммуникативная структура, коммуникативная составляющая (тема, рема, парентеза),
коммуникативная роль лексемы (фиксированная / нефиксированная), понятие возмущающего контекста для единиц
с фиксированной коммуникативной ролью, коммуникативная парадигма, линейно-интонационная структура предложения (ЛИС),
сирконстанты как единицы денотативного уровня устройства предложения, сирконстанты с временным и пространственным значением
Summary. The following research is dealing with the informative structure of the sentence. The analysis of the specific group of words is based on semantic grounds. The report sets the question which communicative function of words denoting time and space is regular for Russian language.
В работах разных лингвистов отмечалось, что в формировании коммуникативной структуры предложения могут принимать участие и слова (Ю. Д. Апресян, Т. Е. Янко, И. А. Мельчук, Е. В. Падучева, Ф. И. Панков, Г. Е. Крейдлин, А. Д. Кошелев и др.). Следовательно, лексические средства, являясь главным содержательным средством языка, принимают участие в актуальном членении предложения вместе с интонацией и порядком слов. Анализ коммуникативных свойств слов позволяет показать, что в коммуникативной структуре в не меньшей степени, чем в лексической семантике, отражается концептуализация мира: говорящий и его окружение, пространство, время, бытие и сознание (Т. Е. Янко).
Для большей части слов русского языка коммуникативные функции не являются лексикализованными. Однако существуют слова с фиксированной коммуникативной ролью, а именно: слова только с тематической, только с рематической или только с парентетической полярностью. Исследования ограничений на получение той или иной лексической единицей определенной коммуникативной роли обычно сводились к изучению коммуникативной стратегии прилагательных и наречий. Действительно, слова с рематической полярностью обычно обозначают неожиданность, новизну, отступление от стандарта, чрезмерное отклонение от какой-либо нормы качества, количества, интенсивности. Лексемы, имеющие такую семантическую специализацию, как правило, являются в русском языке прилагательными или наречиями.
Цель нашего доклада — продемонстрировать, что и именные группы с обстоятельственным значением, являющиеся на денотативном уровне устройства предложения сирконстантами, могут иметь фиксированную коммуникативную функцию в определенных языковых условиях. Другая задача — исследовать и определить такие условия. Традиционно обстоятельственные слова считаются семантически несвязанными. Мы полагаем, что несвязанных слов нет — позиция обстоятельств всегда определяется их коммуникативной ролью в предложении.
При исследовании нами был использован метод функционального анализа, метод исследования коммуникативной парадигмы предложений с единой лексико-грамматической составляющей, но различной линейно-интонационной структурой, метод толкований, при котором особенности коммуникативного поведения слов выводятся из их семантики.
Проблема анализа и классификации нетипичных членов предложения
в высшей школе
Л. А. Чернова
Коломна
Summary. The report is focused on the problem of analysis of non-typical articles of sentence.
Несмотря на основательную разработанность теории членов предложения, в том числе их квалификационных типов, нашедших отражение в учебных пособиях для вузов и для средней школы, научная мысль продолжает находить все новые аспекты исследования и описания в учении о членах предложения, которые остаются не включенными в грамматики, хотя некоторые из обнаруженных исследователями материалов довольно актуальны. Даже при квалификации известных языковых явлений иногда возникают расхождения, особенно когда явления имеют не один аспект анализа. Причиной этого является односторонность и недостаточность традиционной классификации, рассчитанной на однозначные члены предложения, невозможность приспособить ее для анализа нетипичных, синкретичных членов предложения. Иллюстрацией данного факта может служить проблема так называемых составных именных членов предложения. Составными именными обычно называют члены, представленные аналитическими конструкциями: сочетаниями глагола-связки в спрягаемой или неспрягаемой форме с присвязочными словами в адъективной или субстантивной форме (или эквивалентной по функции), раздельно выражающими грамматическое и вещественное значение члена предложения. Например: Саперы стали стрелками. Стать стрелками было необходимо. Саперам приказали стать стрелками. Саперы, ставшие стрелками, занимали окопы. Саперы, став стрелками, уже заняли окопы.
Представленные в примерах члены предложения не могут характеризоваться по-традиционному однозначно, так как они не являются типичными членами, что подтверждается их следующими признаками: аналитическая структура, вторичность синтаксической функции частей речи, синкретизм словоформ, синкретизм категориального значения глагольного и именного присвязочного компонента, совмещение дифференциальных признаков разных членов предложения, двойная синтаксическая зависимость.
Хотя в парадигме сказуемого существует общепризнанный разряд «составного именного сказуемого», в парадигмах других членов предложения в учебной и методической литературе не указываются соответствующие разряды: «составное подлежащее», «составное дополнение», «составное определение», «составное обстоятельство». В языковой реальности конструкции составных именных членов предложения представляют собой систему, в которой имеет место несоответствие между формой и содержанием члена предложения, что отличает данную разновидность членов предложения от простых однозначных членов. Термин «составной именной», присущий разным по синтаксической семантике разрядам членов предложения, отражает внешний облик языкового явления, лежащий в основе различения составного именного члена предложения и простого. Но противоположение составных именных членов и простых заключается не только во внешней структуре. Для более основательной характеристики языковой единицы необходимо учитывать также и те ее свойства, которые отражают возможность ее участия в выражении богатства и разнообразия семантико-синтаксических значений. Это дает возможность находить новые грани в исследовании и описании языковых явлений. Так, учет данного аспекта при изучении составных именных членов предложения позволяет обнаружить, что данные члены предложения могут передавать более сложные связи и отношения между явлениями действительности по сравнению с типичными, однозначными членами. Примеры: Несколько человек, показавшихся ему убитыми, вдруг подхватились с земли и бесстрашно побежали вверх… (В. Быков). Ср.: Несколько убитых человек лежало у самой дороги; Быть таким юным просто непозволительно (нет эквивалентного парного простого члена предложения); Отец-профессор, доктор, недавно не без труда ставший членом-корреспондентом (И. Грекова). Ср.: Отец-профессор, доктор, член-корреспондент.
Общим типовым значением составного именного члена предложения является сообщение о качественном состоянии предмета, где качество представлено не как готовое, присущее предмету свойство, а как актуализируемое в системе предложения. Внутренняя, содержательная сторона данного языкового явления, отражающая его динамические свойства, обнаруживает синкретизм составного члена предложения. Синкретизм в системе членов предложения — это совмещение (синтез) в одном члене предложения дифференциальных признаков разных членов предложения, разных их функций [Бабайцева, 419]. Синкретизм в составных именных членах предложения — это совмещение типового члена предложения, отражающего способ представления языкового факта (признака предмета) и оформляемого грамматическими средствами глагола-связки (согласование или примыкание), с добавочным значением, отражающим соотношение признака с предметом и оформляемым грамматическими средствами именного компонента (грамматическое согласование, смысловое согласование). Если внешняя сторона (статическая) составного именного члена предложения в основном описана в научных трудах и частично — в учебных пособиях (описание касается только составного именного сказуемого), то внутренняя, содержательная сторона (динамическая) составных именных членов предложения пока не была предметом внимания в монографии, в учебнике или в учебном пособии.
Составные именные члены предложения представляют собой нетипичные, синкретичные члены предложения, так как им присуще одно основное значение, свойственное типичному члену предложения, что подтверждается одним синтаксическим вопросом к члену предложения, и одно-два дополнительных значения. Примеры: Даже будучи раненным (при каком условии?), он не имел права на спокойное житье под немцем, бездейственное выжидание перемен к лучшему на жестоком фронте борьбы (В. Быков). Совершенно без моего ведома во мне таял и надламывался мир (какой?), еще накануне казавшийся навсегда прирожденным (Б. Пастернак). Вы родились (для чего? зачем?) быть героями (К. Паустовский). Вечное искание правды, стремление (к чему?) всегда быть справедливым сделало его самым дорогим и близким другом Ивана Петровича… (С. Воронин).
Составные именные члены предложения занимают место среди синкретичных элементов в позиции частичной нейтрализации, с неполным набором типичных признаков и наличием добавочных признаков и оттенков значения. При этом каждый составной именной член предложения обладает признаками, общими с признаками типичных членов, а также характеризуется признаками многозначных синкретичных членов предложения, в качестве которых выступают дуплексивы, обладающие одновременно двумя разными значениями: атрибутивными и объектными, атрибутивными и обстоятельственными. Как показывает анализ составных именных членов предложения, они совмещают следующие синтаксические значения: субъектное — с атрибутивно-предикативным; предикативное — с атрибутивным; атрибутивное — с предикативным или с предикативным и обстоятельственным; объектное — с атрибутивно-предикативным; обстоятельственное — с атрибутивно-предикативным.
О типах значений безличных предложений с деепричастными оборотами
О. М. Чупашева
Мурманский педагогический институт
Summary. The grammatical meaning of adverbial — participial construction in impersonal sentences is three types: 1) monosemy — polysemous, 2) obligatory — facultative, 3) overt — inner.
Грамматическая семантика безличных предложений, связанная с наличием их в составе деепричастных оборотов, разнопланова.
В зависимости от соотносительности с одними или несколькими типами предложений (с простыми с однородными сказуемыми, со сложноподчиненными с какими-либо обстоятельственными придаточными или с теми и другими одновременно) различаются однозначность и многозначность конструкций.
По степени обязательности разграничивается обязательная и факультативная семантика. Обязательна для всех анализируемых предложений полупредикативность. Обязательной является и та семантика, которая устанавливается при единственной соотносительности предложений с простыми с однородными сказуемыми, со сложными с присоединением и со сложноподчиненными с обстоятельственными придаточными. Следовательно, в грамматическую семантику названных безличных предложений обязательно включаются полупредикативность и одно из значений, проявляющихся в парадигме.
Только обязательная семантика характеризует предложения с множественной соотносительностью, образующих парадигмы с простыми предложениями с однородными сказуемыми и со сложными предложениями с присоединением. Это полупредикативность и — в различных сочетаниях — перечисленное, сопоставительно-противительное, присоединительное значения.
Факультативная семантика свойственна ряду безличных предложений с деепричастными оборотами, имеющими некоторые обстоятельственные значения, и прежде всего условное. При включении их в парадигму со сложноподчиненными предложениями обнаруживаются значения модальные и обобщенности. Показательно отсутствие указанных значений в других типах односоставных предложений, а также в двусоставных конструкциях с условным значением деепричастного оборота. Семантику обобщенности могут иметь и некоторые безличные предложения с временным деепричастным оборотом.
Модальные и обобщенное значения сохраняются в предложениях, соотносительных с различными типами сложноподчиненных предложений, если одно из значений их — условное.
Отсюда: семантика безличных предложений с деепричастными оборотами, соотносительных со сложноподчиненными, формируется из обязательных компонентов (полупредикативность, одно или несколько обстоятельственных значений) и факультативных (модальных и обобщенности).
Факультативная семантика наряду с обязательной сохраняется у безличных предложений с множественной соотносительностью, образующих парадигмы с простыми предложениями с однородными сказуемыми и со сложноподчиненными предложениями с придаточными обстоятельственными, одно из значений которых — условное. Семантика указанных безличных предложений такова: обязательные компоненты (полупредикативность, перечислительное, сопоставительно-противительное или присоединительное значения — порознь или в различных сочетаниях, обстоятельственное значение — одно или несколько), факультативные элементы (значения модальные и обобщенности).
С точки зрения места формирования грамматической семантики можно выделить значение, обусловленное отношениями между деепричастным оборотом и глаголом-сказуемым, с одной стороны, и «внутреннее» значение деепричастного оборота — с другой. С первым типом связана обязательная семантика, со вторым — факультативная.
Коммуникативные типы полных (общих) вопросов в русском языке
И. Б. Шатуновский
Международный университет природы, общества и человека «Дубна»
вопросы, коммуникативный фокус, модальный, диктальный, экспликативный, предположение
Summary. The paper deals with communicative types of total (yes-no) questions in Russian. The questions are divided into 3 main classes according to which component of the propositional content of the question is focussed on.
Пропозиция, составляющая семантическое содержание вопроса, состоит, используя идеи и терминологию Ш. Балли, из двух частей: описание объективной ситуации — диктум — и компонент ‘имеет место’, соотносящий диктум с действительностью, — модус. «Игра» коммуникативных сил дает три теоретически возможных типа общих (или, в терминологии Балли, полных, или нефокусированных, по Ф. Киферу) вопросов в соответствии с тем, какой компонент (какие компоненты) пропозиции находятся в коммуникативном фокусе (относятся к реме): (1) в коммуникативном фокусе (в реме) вопроса и модус (‘имеет место, есть в действительности’), и диктум (описание ситуации); (2) в коммуникативном фокусе модус ‘имеет место’; диктум, описание ситуации, относится к данному, к теме; (3) ‘имеет место’, модус, относится к данному, в коммуникативном фокусе описание ситуации, диктум. Все эти теоретически возможные типы вопросов существуют и в реальности, по крайней мере в русском языке, где они весьма четко противопоставлены друг другу не только семантически, но и формально. В существующих описаниях коммуникативных типов вопросов (Ш. Балли, П. Адамец, Х. Мелиг, А. Н. Баранов и И. М. Кобозева) тип (1) отсутствует. Назовем тип (1), действительно полные, полные в самом полном смысле этого слова вопросы, в духе терминологии Балли полными (общими) диктально-модальными вопросами, тип (2) — это полные модальные вопросы Ш. Балли, тип (3) будем называть вслед за Х. Мелигом полными экспликативными вопросами или полными вопросами-предположениями (ср. у Д. Болинджера). Эти типы вопросов в русском языке хорошо маркированы формально. Тип (1) маркируется: (а) наличием частицы ли, относящейся к глаголу (главному предикату) предложения; (б) плавным легким подъемом тона на первом слове (его ударном слоге) вопроса; высота тона затем не меняется на всем протяжении вопроса, который тем самым иконически объединяется в единое целое (слегка выделен лишь глагол); (в) особым порядком слов, с выносом на первое место во фразе предиката: Любите ли вы сыр? Тип (2) характеризуется сильным ударением и резким подъемом тона на предикате (глаголе) (его ударном слоге); тем самым иконически выделяется модальный компонент ‘имеет место’, который как раз и заключен в финитной форме глагола, содержащей в своей семантике модальные значения наклонения и времени: Вы любите сыр? Тип (3), опять-таки иконически, характеризуется отсутствием резкого выделения какого-либо слова; интонация плавно повышается от начала высказывания и достигает пика на последнем слове вопроса: Вы любите сыр? В последнем случае интонация похожа на ту, которую имеет частичный модальный вопрос: Павел пошел в школу? Вы любите сыр?, однако в последнем случае нет той интонационной слитности всей вопросительной фразы, которая характеризует полный вопрос, и более резко выделяется слово, находящееся в коммуникативном фокусе.
Для более содержательного и подробного рассмотрения различий между этими типами вопросов необходим более полный учет всех обстоятельств коммуникативной ситуации вопроса, в особенности привлечение к рассмотрению, помимо говорящего (Г), задающего вопрос, также адресата (А), призванного на этот вопрос ответить. Согласно определению Балли, в ситуации полного модального вопроса «в уме имеется полное представление (диктальной ситуации. — И. Ш.), но неизвестно, соответствует ли оно действительности». Это представление является в ситуации вопроса известным, данным и для Г, и для А вопроса является темой вопроса. Новым для А является то, что Г неизвестно, соответствует ли оно действительности ( ремой вопроса является в коммуникативном фокусе вопроса находится соответствие диктума действительности). В вопросах с ли коммуникативная ситуация иная. В этом случае новым для А является не только то, что Г не знает, соответствует ли нечто действительности, но и то, что представляет собой то, о чем он не знает, соответствует ли оно действительности. Г формулирует, сообщает ему в вопросе, описывает диктальную «область неизвестного».
Полные вопросы-предположения, или полные экспликативные вопросы, представляют собой третий теоретически возможный тип полных вопросов. Модальный компонент ‘имеет место’ в этих вопросах относится к теме, в коммуникативном фокусе (реме) диктальная ситуация, описание того, что именнно имеет место (И. П. Распопов, Х. Мелиг; ср. «вопросы с неингерентной темой» А. Н. Баранова и И. М. Кобозевой).
В докладе предполагается рассмотреть коммуникативные, дискурсивные и иные особенности отмеченных выше основных типов полных вопросов.
Литература
Адамец П. Порядок слов в современном русском языке. Praha, 1966. 96 с.
Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1955. 416 с.
Баранов А. Н., Кобозева И. М. Семантика общих вопросов в русском языке (категория установки) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 42. № 3. 1983. С. 263–274.
Распопов И. П. Типы вопросительных предложений в современном русском литературном языке. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Куйбышев, 1953. 20 с.
Bolinger D. Yes-no questions are not alternative questions // Questions. Dordrecht, 1978. P. 87–105.
Kiefer F. Yes-no questions as wh-questions // Speech Act Theory and Pragmatics. Dordrecht etc., 1980. P. 97–119.
Mehlig H. R. Экзистенциальные и экспликативные вопросы // Russian Linguistics 15. 1991. С. 117–125.
О трансформационности пунктуационной нормы
Б. С. Шварцкопф
Институт русского языка имени В. В. Виноградова РАН
А. К. Руденко
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
русский язык, пунктуация, система — норма, корректирование: позиционное, контактное
Summary. The paper deals with modern punctuation and its standarts that are not codified in punctuation rules. These standarts reflect some specific features of the context such as: (1) positional variation of paired commas, that is, manifestation of both elements of the punctuation mark in strong position (in the middle of a sentence) and of a single element in weak position (when the enclosed word, phrase or clause is at the beginning or at the end of a sentence); (2) contact interaction of two and more punctuation marks in one blank, which is connected as usual with paired marks. The result of that interaction is either combination of the marks or absorbing of one mark by the other. These processes are responsible for «a gap» between the writer’s intentions and their realization in the text. Such transformation of punctuation standarts may be regarded as syncronic dynamics in the written language.
Понятие синхронической динамики распространяется и на письменный язык, в частности на пунктуацию. Правила пунктуации не покрывают всех процессов функционирования знаков препинания: в справочниках кодифицированы пунктуационные нормы членения текста, т. е. разделения и выделения его сегментов. Но при системном понимании пунктуации — наряду с этими, основными нормами действуют и другие, дополнительные нормы, корректирующие особенности контекста. Они регулируют:
1. Позиционное варьирование парной запятой — знака, выступающего (а) в сильной позиции — в середине предложения (в тексте представлены оба элемента знака) и (б) в слабой позиции — в начальной и конечной частях предложения (представлен один элемент знака — правый в начальной и левый в конечной). Ср.: (а) Вы, соблюдая правила, добьетесь успеха. — (б) Соблюдая правила, вы добьетесь успеха. — Вы добьетесь успеха, соблюдая правила. Так как парная запятая — один из самых продуктивных знаков внутреннего членения предложения, он выделяет конструкции обособлений, придаточных, вводных, обращений, то такое варьирование носит массовый характер.
2. Контактное взаимодействие знаков препинания. Оно связано со столкновением двух (и более) знаков препинания в одном пробеле, а само такое столкновение — главным образом с наличием в предложении выделительного знака (парные, в отличие от одиночных, могут выступать в различных позициях). Результатом такого контакта может быть (а) сочетаемость знаков и (б) поглощение (термин А. Б. Шапиро) одним знаком другого. Например:
(а) Порядок, который поддерживается, — наша обязанность (правый элемент парной запятой, выделяющей придаточное,тире между подлежащим и сказуемым при отсутствии связки);
(б) Не знаем — следовательно, этого не могло быть (тире между частями бессоюзного сложного предложения с отношением следствиялевый элемент парной запятой, выделяющей вводное слово); Взгляните: если повезет, то увидите (двоеточиелевый элемент парной запятой, выделяющей придаточное).
Частое явление — столкновение графически тождественных знаков: Увидев, что его не берут, он испугался (правый элемент парной запятой, выделяющей деепричастие,левый элемент парной запятой, выделяющей придаточное; знак запятой между увидев и что — суммарный).
Таким образом, массовые процессы, не учитываемые пунктуационными правилами (позиционное варьирование и контактное взаимодействие знаков препинания), обусловливают существенное свойство функционирования пунктуации: трансформационность пунктуационных знаков при построении текста (реализации элементов пунктуационной системы в контексте) или, иначе, «ножницы» между пунктуационными намерениями пишущего и результатами в тексте. Тем самым процесс построения письменного текста — явный образец динамики в синхронии.
Реляционные предложения с У-локализатором в русском языке
Ю Джен-Хи
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова / Корея
реляционный предикат, денотативный уровень, типовое значение, У-локализатор, интерперсональное
Summary. In this article semantical types of the relative sentences with y-localizer and their constructional peculiarities considered.
1. Реляционный тип предиката является одним из 5 основных типов предикатов. Реляционные предложения с У-локализатором входят в класс реляционных предикатов как разновидность выражения субъектно-объектных отношений. По структуре они относятся к логическому бытийному типу предложений, но в плане денотативном отличаются от собственно бытийных. Областью бытия для таких предложений будет внешний микромир человека, носителем основного смысла — релятор, протагонистом-субъектом — У-локализатор типа у меня, а предметом бытия — объект в широком смысле (книга, ребенок). Позицию подлежащего занимает имя класса объектов. Реляционные предикаты являются основной формой существования предложений бытийного логического типа с У-локализатором.
2. Реляционные предложения представляют собой структурированное множество, систему и способны передавать 2 основных типовых значения: «Наличие в распоряжении субъекта материального или интеллектуального объекта» и «Наличие в микромире субъекта лица / лиц определенного класса». Каждое из типовых значений имеет ряд семантических разновидностей.
3. Предложения с типовым значением «Наличие в распоряжении субъекта материального или интеллектуального объекта» передают отношения владения / распоряжения материальным или интеллектуальным объектом и входят в более крупный класс предложений с субъектно-объектными отношениями включения типа Он владеет чем-то / имеет что-то. Для бытийных предложений с У-локализатором отношения владения / распоряжения являются прототипическими. Выделяются 2 разновидности предложений: 1) владение / распоряжение материальным объектом, который может быть охарактеризован по признаку одушевленности / неодушевленности (У меня есть дача; У него была собака); 2) владение / распоряжение интеллектуальным объектом (У меня есть замечания к вашей работе). Позицию объекта занимают предложно-падежные группы, но в ряде случаев возможен и инфинитив — предикат второй пропозиции (У вас есть закурить?). При анализе предложений с отношениями владения / распоряжения возникает 2 проблемы: вопрос об актуальном и потенциальном владении и проблема юридической принадлежности / непринадлежности объекта субъекту.
4. Предложения с типовым значением «Наличие в микромире субъекта лица / лиц определенного класса» передают интерперсональные отношения (У Ивана есть сестра Анна). У-локативные предложения такого типа граничат с биноминативными предложениями, хотя и не являются их трансформами. Интерперсональные отношения системны и организованы оппозициями разных рангов: 1) родственно-семейные отношения (кровное, некровное и духовное родство); 2) социально обусловленные отношения (отношения главенства и подчинения, обучения и воспитания, лечения, бытового обслуживания); 3) собственно личные отношения; 4) отношения внешней обусловленности (временные и пространственные); 5) однонаправленные (эмоциональные) отношения. У-локативные предложения с интерперсональными отношениями представляют собой полевую структуру с ярко выраженным ядром (предложения с родственно-семейными отношениями) и периферией (параллельные, однонаправленные, временные и пространственны отношения).
5. К конструктивным особенностям реляционных предложений с У-локализатором относится системное употребление квантитативного распространителя: У него две собаки; У Петровых двое детей. Для употребления квалитативного распространителя существует ряд ограничений: 1) в предложениях с отношениями владения / распоряжения качественный компонент как правило влияет на логическую структуру предложения, переводя ее из бытийного типа в характеризационный (У меня новая машина); 2) в предложениях с интерперсональ-
ными отношениями не трансформируют логическую структуру предложения только распространители-показатели очередности или степени родства (У меня есть старший / двоюродный брат). Кроме того, в предложениях с отношениями владения / распоряжения могут быть локативные и темпоральные распространители: У меня была квартира в Москве; У меня когда-то была квартира в Москве.
6. Вопрос о конструкциях с реляционным предикатом нуждается в дальнейшем исследовании в современной лингвистике. Перспективным является типологическое сопоставление предложений с У-локализаторами в разных языках.
К вопросу об особенностях конструкций вывода-обоснования
Е. С. Ярыгина
Марийский государственный педагогический институт им. Н. К. Крупской
причинно-следственные отношения, конструкции вывода-обоснования, семантика, модус полагания, модус знания, категория времени
Summary. Constructions of resulting justification [of an argument] appear to be a semantic modification of the cause-consequence sentences. They are characterized by asymmetry of syntactic structure and a causative situation. These constructions are connected with the point of view of the subject, who is placed beyond the text. There are certain limitations to the use of the tense forms in these constructions.
1. Конструкции вывода-обоснования можно рассматривать как определенную семантическую модификацию причинно-следственных предложений. Эта модификация причинно-следственных отношений связана с тем, что семантические компоненты «причина» и «следствие» в конструкциях вывода-обоснования приобретают иную семантическую окраску. «Причина» трансформируется в компонент «вывод» и выражает не объективно существующую причину явления или события, а мнение, оценку или вывод субъекта мыслящего и говорящего. «Следствие», в свою очередь, модифицируется в «обоснование», которое в действительности представляет собой логический довод, служащий основанием вывода и помогающий собеседнику понять, почему говорящий пришел к данному заключению; тем самым «обоснование» оказывается причиной вывода.
2. Для конструкций вывода-обоснования характерна асимметрия синтаксической структуры и каузативной ситуации. Обоснование — это следственный компонент каузативной конструкции, но причина суждения. Вывод — это объективная причина, но следственный компонент в структуре умозаключения: Ночью был сильный мороз: вода в лужах замерзла. Компонент «вывод» — ночью был сильный мороз; «обоснование» — вода в лужах замерзла. Ср.: Вода в лужах замерзла, потому что ночью был сильный мороз.
3. Конструкции вывода-обоснования связаны с точкой зрения субъекта, находящегося вне ситуации, наблюдающего со стороны. Эти отношения выражаются на разных уровнях: в тексте, в сложноподчиненном и в бессоюзном сложном предложениях. Наиболее частотными эти конструкции являются в тексте, где они интерпретируются в связи со структурой образа автора и типом субъекта модуса (субъекта сознания).
4. Особенность конструкций вывода-обоснования состоит в том, что пропозициональные единицы в них соотнесены с разными модусами: в выводе — с модусом полагания, поскольку этот компонент представлен как субъективная версия, гипотеза говорящего, в обосновании, обозначающем фрагмент реального мира, — с модусом знания или перцепции. Причем субъект модуса полагания и субъект модусов знания, наблюдения (или перцептивного модуса) — один и тот же: я считаю, что… потому что я знаю (вижу), что. Таким образом, анализируемые конструкции характеризуются наличием минимум двух модусов, но моносубъектностью модуса: один и тот же субъект сознания приходит к заключению и он же его аргументирует.
5. Модус полагания может быть вербализован посредством глаголов, модальных (вводных) слов или сочетаний, например: Должно быть, взошла луна: сквозь туман ее не было видно, но на земле стало светлее (В. К. Арсеньев).
Иногда в поддержку своего заключения говорящий апеллирует к общим положениям, к «вечным» истинам, выраженным пословицами и поговорками, к общественному мнению. В этом случае происходит аргументация своего собственного мнения «чужим словом». Например: «И вот моя жизнь!» — подумала Лизавета Ивановна.
В самом деле, Лизавета Ивановна была пренесчастное создание. Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца, а кому знать и горечь зависимости, как не бедной воспитаннице знатной старухи? (А. С. Пушкин).
6. Особая модификация причинно-следственных отношений имеет непосредственное отношение к категории времени. Вывод — это утверждение — гипотеза, обусловленная модусом полагания, поэтому ограничений на временные формы для этой части конструкции не будет. Обоснование обусловлено модусом знания или перцепции, что запрещает появление форм будущего времени в предикате. Проиллюстрируем эти положения примером: Дома никого нет: в окнах свет не горит. Компонент «обоснование» — в окнах свет не горит — это предъявление, констатация факта, воспринимаемого сознанием, которая предполагает совпадение времени диктума и времени модуса, т. е. только настоящее. Возможны и формы прошедшего времени, но в перфектном значении (Лужи замерзли). Модус знания допускает и настоящее и прошедшее, будущее — только при вербализованном модусе.
7. Другой аспект времени — процессность / непроцессность — связан с разграничением событий и фактов. Конструкции вывода-обоснования соединяют именно два факта: один принадлежит ментальной сфере, другой получен при наблюдении реальной действительности. Для категории времени это означает отсутствие процессности в семантике предикатов.
8. В докладе предполагается раскрыть каждый из дифференциальных признаков конструкции вывода-обоснования: (а) асимметричность синтаксической структуры и структуры каузативной ситуации, (б) наличие двух разных модусов, (в) совпадение субъекта полагания и субъекта знания или перцепции, (г) ограничение на употребление временных форм, (д) фактивность предикатов в обеих пропозициональных структурах.
